Початая девственность
Проснулся Вовка, голова болит с похмелья. А вокруг заграница и народ вокруг русские слова ну совсем перестал понимать, сорок пятый то когда был? Первым делом конечно надо похмелиться, здоровьице своё поправить. Ну естественно не ихним же шнапсом задуриваться, а надо, срочно, нашей, родненькой сыскать, чтоб душой и телом очиститься. Долго ли коротко ходил, но нашел Вовка в русском магазине красу белоголовую. Правда цены как цепные псы кусаются. „Что ж вы прибавочную стоимость так неуемно, прям по Марксу, вверх задираете?“ - изумляется Вовка - „Даже на какую-никакую хилую закуску денег не остается!“ „ А ты любезный бесплатными газетами занюхай, а заодно глядишь какую-никакую работенку найдешь, разыщешь!“. Радостно смеются, в ответ, русскоязычные продавцы русского магазина. И точно, перед входом стоят кипы немерянные газет всевозможных. И все на языке русском, общедоступном напечатаны. Набрал Вовка целый пук: тут тебе и библиотека и постель и закуску и все с одним флаконом. Нашел он уютный уголок, сидит себе и газеты полистывает. Вкусное на потом оставил, чтоб способность к чтению не потерять. Но что-то там про работу мало написано, видимо работенка, пусть даже пыльная, здесь в большом дефиците и по газетам разным не валяется. В основном они на всевозможную низкопробную рекламу, от капель датского короля до эликсиров Распутина, сильно напирают. Бесконечные толпы целителей всех цветов, полутонов и оттенков назойливо гарантируют, что излечат вас целиком и полностью от всех нажитых вами денег. Да почему то в каждой еще и поэтические конкурсы проводят. „Что за стихолюбивая нация?“ - удивляется Вовка. А тексты такие, что тошнит уже не только с похмелья. Видно, что многие авторы русский язык изрядно подзабыли, либо не знали его вообще. Так старица, оторвавшаяся от полноводной реки, заростает камышом и встречает редкого, заплутавшего путника только радостным кваканьем лягушек.Тут и осенило Вовку, он же в студенческие времена накатал, весьма популярную в культурных кругах его общежития, поэму с многообещающим названием „Початая девственность“. При чтении которой наиболее впечатлительные однокурсницы закатывали глаза и падали в обморок. Он же со своей поэмой будет сверкать на этих конкурсах как алмаз „Шах“ среди дешевой китайской бижутерии. Станет солидным писателем и будет по всяким там конференциям ездить, своим богатырским опытом делится, да наваренные деньги, в редкие минуты перерывов, подсчитывать. И Вовка срочным образом вспоминает свою поэму:
Початая девственность. Поэма из пошлой буржуазной жизни конца 19 века.
Ужели это и не сон
И полувздох, чуть слышно нет
И патефон и менуэт.
Отравленной любви – флакон
Достал лысеющий дракон.
И вместо стрел, что шлет Амур,
Когда коварное вино
Лукаво обнажило дно,
Швыряет ворохи купюр
Ей на шедевры „от кутюр“.
Наивны линии грудей
Но в паутине мудрено
Сказать не смей. Ведь волокно
Соткал растленное злодей
Руками денег и вещей!
Еще в истоме голова
Но нет! Ему ты не нужна!
И у витражного окна
Уже впряжен в кабриолет
Весь серый в яблоках рассвет.
Остальные 489 пятистиший опущены по цензурным соображениям.
Ну ради такой радужной перспективы не грех и выпить и Вовка откупорил желанную. Но вместо привычного хлопка из бутылки с громким шумом выпорхнул джин. И совершив два, три витиеватых пируэта, уселся рядом с оторопевшим Вовкой и сказал на чистом русском - „Ну налей что-ли стаканчик“. „Это не ты ли меня сюда зашвырнул, в эту заграницу? - спросил приходящий в себя Вовка, разливая на двоих. „Да что ты... Из всех чудес я только теперь из открытой бутылке водки трансформироваться могу“ - ответил джин, протягивая к стакану трясущуюся руку. „Ну таких то чудес я и в России видывал-перевидывал. Особенно в студенческие времена. Был у нас один местный факир, так он еще до откупоривания бутылки, ты еще только селедочный хвост из газетки разворачиваешь, а он уже из ничего возник и стаканами гремит.Ты я смотрю здесь уже давненько порхаешь. Обьясни-ка мне, новичку, почему где никто просто так, за бесплатно и стакан воды другому не подаст, а газет бесплатных море неперечитанное, бери не хочу? Почему народишко так к поэтическому слову тянется, денег на призы не жалеет, а писать толком то ну никто не может?“. „Видишь ли Вован весь здешний русскоговорящий слой состоит, в основном, из одного древнего суперэтноса и одного нового субэтноса. Так вот тот, который старый, верстает и распространяет эти газеты, как грипп воздушно-капельным путем, с учетом всего слоя. А основная масса субэтноса /т.е. где-то половина/ газет, на свое счастье, вообще никогда не читала. Вот и наблюдается разбалансировка. А насчет конкурсов Вовчик, то читай внимательней, там же сначала надо свои деньги послать. Победители уже до прихода мессии все расписаны, а некоторые, не слишком шустрые, и после...“ „Вот оно в чем дело!“ - перебивает джина внезапно прозревший Вовка - „То что стихи такие скверные это та же реклама, только скрытая. Которая кричит - „Ты тоже так можешь написать! Ты же рифмовал, в детстве, слово „Караганда“! Вот и растет число участников и вместе с ними и собираемых денег! Только за поэзию русскую обидно. Она такой трудный путь проделала от Тредиаковского, который полз на коленях к Екатерине со своей пухлой „Телемахидой“, до того чтоб поэт был в России больше чем поэт... Ведь явится миру новая „Божья дудка“, а мы не услышим. Будем рифму на „Караганда“ лохматить!“ „Да не переживай ты сильно Вовка!“ - прерывает его изрядно повеселевший джин - „Услышим, обязательно услышим! Говорил же Осип Эмильевич, что Иисуса Христа тоже вон не печатали!“ И так Вовке от этих слов захорошело, так кровь у него забурлила, словно сам господь босичком прошел по жилам. Получается, что придет в мир новая „Божья дудка“. Начнет выводить свои волшебные мелодии и полетят золотые слова по всему свету, как миллионы маленьких солнц. И попадут в душу каждого и осветят её. И взойдут в душе цветы красы невиданной. И возрадуются люди друг-другу. И отдадут нищим каждый лишний рубль и не лишний тоже. И примет всех счастье в свои светлые обьятия! И льет Вовка, от нахлынувших чувств, широко, по полной, даже через край плещет!