Обед

 

                Хожу к папе на аэродром. Ношу ему кушать. Дорожная пыль жгёт босые ноги, голову печёт солнце. Замечаю сбоку, в засохшей траве, фалангу. Она челюстями своих клешней энергично мелет окруживших её муравьёв. Муравьи напали и заедают бедолагу. Она уже такую гору их «накрошила»!  Скачут кузнечики, саранча с «кинжалами». На травинках засохшие тела, из них вылетают насекомые. Рядом стоит столбиком у своей норки и свистит глупый суслик. Проскакивают маленькие тушканчики.
 Вот и папина землянка. Там прохладно. Пахнет проводами, канифолью, эмалитом, присутствует запах бензина. Отдаю папе бидончик и газетный свёрток. Вокруг много самолётных радиоприборов. Трогать нельзя. Папа их настраивает, ремонтирует. В подчинении у него три солдата. Очень высокий дядя Юра, коренастый, плотно сбитый сержант Мухмеджанов,третьего помню плохо.               
Бегу к кукурузнику. В него меня подсаживает дядя Юра.
Он помогает попасть в кабину. Закрывает меня. В руках у меня руль – петля такая. Двигаю на себя, от себя, мне кажется, что я лечу (самолёт в ремонте). Тарахчу за мотор. Сколько я видела полётов! Термины:  «Петля Нестерова», «Горки» , «Бочки»,"Штопор" у нас, у детей, - были на слуху.
Мы видели и похороны лётчиков, не вышедших из пике.
После полётов всегда шли разборки. На улице стояли стойки с натянутыми тонкими шнурами,  к которым подвешивались макеты самолётов. Лётчики разыгрывали полётные ситуации. Ходили, носили макеты, изображая, как самолёт должен заходить.
Быстро пролетает папин обед. Зовут меня. Так не хочется опять одной по жаре идти домой.
Мою фалангу муравьи доконали.
Мама спрашивает, как скоро папа придёт?...
Папа всегда приходит, когда я уже сплю.
 Мне же хочется летать. Вырасту, буду лётчиком. А пока с сарая "тренируюсь" с зонтиком...