Малый поисковый корабль “Иктис”, что на языке ваалти означает просто “радуга”, неподвижно висел в пространстве почти на самой границе Хаоса. Граница была открыта автоматическим зондом давно, больше трехсот лет назад, но поврежденный аппарат долго добирался до дому на малой тяге полуживых двигателей, был перехвачен “Иктисом”, экипаж которого, отправив сообщение о находке на базу, принял решение самостоятельно исследовать новую интересную зону. Исследовать и вправду было что – обычные законы физики менялись на границе зоны, и чем дальше корабль продвигался вглубь Хаоса, тем меньше то, что они видели, походило на что-нибудь привычное. Но слишком далеко забираться было опасно – постепенно начинали отказывать все системы корабля, и можно было запросто остаться в зоне навсегда. Но все же в пределах доступности они нашли необычную звезду, которую назвали “Паутинкой”. Прежде всего, она была зеленой, а зеленых звезд, как известно, в природе быть не может – нет таких переходов между уровнями известных изотопов атомов, которые давали бы излучение с длиной волны, соответствующей зеленому цвету. Планет у нее не было, но вся звезда на малом расстоянии была окружена странным образованием, похожим на огромное количество переплетенных и пересекающихся друг с другом под разными углами светящихся туманных плоскостей, напоминающих тенета домового паука. Вдаль от звезды плоскости истончались и превращались в острые одномерные спицы. Прозондировав пространство вокруг, ваалти решили подойти поближе, как оказалось, навстречу своей гибели.
Не все спицы и плоскости этой паутины были видны в доступных для их приборов диапазонах, и “Иктис”, опасно приблизившись к одной из таких невидимок, попал в поле ее притяжения. Мощности двигателей не хватило, чтобы выйти из ловушки, и корабль, стремительно ускоряясь, начал навиваться вокруг невидимой спицы по сложной спирали, все больше приближаясь к аномальной звезде. Падение в раскаленную фотосферу было бы неминуемым, если бы корабль на полной скорости не воткнулся прямо в плоскость, пересекающую коварную спицу-невидимку. Дикий скрежет, удар, обзорные мониторы корабля погасли, погасло и основное освещение, а аварийное так и не включилось. В наступившей тишине лишь свистел выходящий из пробитого корпуса воздух, но никто этого уже не слышал...
Иллохор очнулась от сильной боли и леденящего холода. Болело все, что только могло болеть. Но руки и ноги шевелились свободно, а значит, серьезных повреждений не было, как не было и ее крови вокруг, видимо, ее просто хорошо побросало о переборки при крушении. Нужно было выяснить, что с мужем и сыном – они трое и были всем экипажем их маленького корабля. Сын, малыш восьми лет, родился уже в экспедиции, на корабле, и никогда не видел родной планеты...
...Страшное зрелище предстало ее глазам, когда ожившие ремонтные роботы расчистили завалы. Половины корабля просто не было – его как бритвой срезало неизвестно чем так, что место среза сверхпрочного корпуса нестерпимо слепило глаза зеркальной своей поверхностью. Мужа не было нигде – он сгинул в безвестности вместе с остальной частью корабля. Сын был мертв – она нашла его замороженное тело в оранжерее. Но страшный холод сделал свое дело – сознание ребенка можно было сохранить - если бы удалось добраться до базы, ему бы сделали новое тело. Сил плакать не было совсем, такое ужасное опустошение горем охватило ее. Но нужно было что-то делать, как-то выбираться, и после короткого искусственного медикаментозного сна, придавшего ей необходимые силы, Иллохор принялась за дело.
Первое, что она сделала, это с помощью ремроботов восстановила все, какие только можно было, системы внешнего обзора. И тут она обнаружила то, что заставило ее как следует задуматься. Зеленой звезды не было и в помине, остатки корабля болтались на орбите третьей планеты у крохотной желтой звездочки, такой маленькой, каких и не бывало в ее мире. Но самое главное – космос вокруг был черным. Черным и холодным. Это было невероятно, но по крайней мере объясняло, почему в корабле так холодно, и почему все системы его так быстро теряют энергию - как воду, уходящую сквозь сито. Ее мир был горячее самое меньшее градусов на четыреста, и чернота в нем встречалась так же редко, как зеленые звезды. Обычно он был ярко-фиолетовым, местами – голубым и даже белым, излучающим собственный свет. И это был свет самого вакуума, а не газа или пыли, рассеянных в нем. Вывод был только один – крушение забросило их куда-то в другой мир, в какую-то иную вселенную, возможно, более старую, чем ее собственная, с более высоким уровнем энтропии – меры распада упорядоченных структур космической материи. Но ресурсы корабля были на исходе, и думать о загадках чужого космоса было совершенно некогда...
И все же ей повезло, хотя и ненадолго, в одном – бело-голубая планета внизу была обитаема, и населяющие ее существа были, в общем, очень похожи на ваалти. Вот только примитивная организация общества и убогая технология не давали особо больших надежд. Рассчитывать приходилось только на свои силы. Значит, придется скрываться. А это будет непросто – на планете были государства и войны – бессмысленные и жестокие. Агрессия была состоянием аборигенов-людей “по умолчанию”, они скатывались в нее, даже когда их ничто к этому не принуждало. Но интеллект их был довольно высоким, и это давало какую-то надежду на будущее их миру. Но посадить корабль будет непросто. Иллохор решила садиться в спасательной капсуле, взяв с собой только всех исправных роботов, медоборудование, оружие, библиотеку и тело сына...
...Но особенности чужого мира снова сыграли с ней свою злую шутку. Даже скорость света здесь была примерно на треть меньше, чем дома, о чем Иллохор даже не могла предположить. Посадочные поля капсулы сработали неправильно, и все пошло не так – она свалилась на опасную, слишком быструю баллистическую траекторию спуска и упала на Терру совсем не там, где планировалось, довольно ощутимо ударившись о поверхность. Иллохор спасло только то, что сила тяжести здесь была вдвое меньше, чем на родной планете, да еще густая шапка хвойных деревьев смягчила удар. И все же у нее было сломано несколько ребер и два позвонка, а главное – заражение, компенсаторный костюм повредило, и чужие вирусы проникли в тело. Беда не приходит одна. Но часть медицинского оборудования была цела, и оставался только один шанс спасти мальчика – пересадка матрицы. Для нее самой это выходом не было – мозг человека не справился бы с матрицей взрослого ваалти, коллапс психики и смерть ждали бы ее, попытайся она это сделать. Но ребенка можно было спасти, хотя это и считалось предосудительным и допускалось крайне редко. Но комиссия по этике была очень далеко – вообще неизвестно где, и Иллохор даже не мучилась совестью, приняв такое решение. Она знала, что через несколько часов умрет, и что сын – это все, что осталось от их семьи...
Нина Ашфирова была очень хорошенькой и умной женщиной. Ей было тридцать четыре года, но выглядела она лет на восемь младше, любила Александра Грина, Проспера Мериме, много читала, выписывала журналы “Пионер” и “Вожатый” и всячески старалась соответствовать тому делу, которым она временно занялась. А была она воспитательницей в младших и средних отрядах пионерлагеря “Аллакуль”, и дети ее очень любили, особенно девочки, потому что она ко всему прочему была еще и очень доброй и знала великое множество сказок и историй. Каждое лето она приезжала сюда на весь сезон от завода, где она работала, и в немалой степени потому, что тогда она получала без обычных в то время волокиты и очередей льготные путевки и для своих детей, которых она любила больше жизни. Любовь ее и забота были так сильны, что она ужасно боялась за них, и оттого сделала их жизнь совсем не простой, в материнском страхе своем не понимая, что творит. Ей все время казалось, что они могут заболеть серьезно и она потеряет внезапно и трагично свое материнское счастье, страх холонил ее сердце до того, что она теряла всякое чувство меры и начинала сама придумывать для них несуществующие болезни и слабости, не позволяя им делать почти ничего, что делают все нормальные дети. Они всегда были одеты тепло не по погоде, им запрещалось иметь велосипеды, учиться плавать и прочее, и прочее. Постепенно приятели их запомнили, что лучше не приглашать их на обычные игры и проказы, и дети чувствовали себя ущербными и несчастными, не умея всего того, что умели их сверстники. Но зато им не возбранялось много читать, мастерить, играть в настольные игры, покупаемые в великом множестве, выводить дома бабочек из гусениц, выращивать редкие домашние растения и еще много такого, что нормальным детям даже в голову не придет делать. Податливый организм чутко откликался на необычные жизненные условия, и умственно дети Нины развивались не в пример быстрее прочих, чем она очень гордилась.
Вот только это вовсе не отменяло у них страстного желания получить то, чего им не хватало, и что просто так им не позволяли. Хотя бы и тайком.
Лето было очень жарким, все отряды по очереди пускали вместе с вожатыми и инструкторами купаться в огороженные мелководные “лягушатники” в озере Аллакуль, по которому и был назван пионерлагерь. Как всегда, шестилетний сын Нины Наиль Ашфиров не был допущен в воду из-за какой-то мнимой болячки. Чуть было не разревевшись, как это бывало, когда он был младше, Наилька, однако, в этот раз реветь передумал, так как ему пришло в голову, что он все равно может добиться своего - не мытьем, так катаньем. Часто оставаясь не в компании, он в своих одиноких романтических странствиях изучил лагерь как никто другой, знал все тайные его закутки, и давно сообразил, где можно покинуть огороженную территорию, да, кстати говоря, часто ее и покидал, постепенно расширяя границы своих “тайных владений”. Дождавшись, пока мать не уйдет выгуливать в “лягушатниках” чужих детей, он ускользнул в ту часть, где в пределах лагеря нарочно были оставлены невырубленными несколько десятков сосен и неисчислимые заросли колючего кустарника. Отогнув мягкий железный прут забора, когда-то не приваренный с одного конца неведомыми строителями, он юркнул в лес за лагерем и, обдирая колени и локти, пробрался через колючки к берегу озера и пошел вдоль него все дальше, чтобы зайти за излучину берега, за которой его нельзя будет увидеть с общего пляжа.
Утонуть с восточного берега Аллакуля, вообще-то говоря, было почти невозможно, так как мель здесь продолжалась метров на двадцать от берега, можно было все идти и идти, а глубина нарастала очень медленно. Вода из-за этого прогревалась градусов до тридцати и войти в нее было очень приятно. Вместе с Наилькой в воде бултыхались стайки маленьких и больших ужей, противно скользивших по ногам. Но время уже поджимало, пора было возвращаться, чтобы никто ничего не узнал. Он вздохнул и медленно побрел к берегу, раздвигая упругую плотную воду. Что-то кольнуло под коленкой. Наиль ойкнул и схватился за ногу левой рукой. Резкая боль кольнула и руку. “Судорога” - подумал он, но вспомнив, что неглубоко, и что он даже не плывет, а просто идет по дну, Наиль совсем не испугался и только немного ускорил шаг. Он не видел, что за его спиной, извиваясь, отплывает все дальше гибкое змеиное тело с серой шкуркой, вот только не однотонной, а с рисунком – длинной зигзагообразной полосой... В глазах вдруг потемнело, дышать стало нечем, зеленые и оранжевые пятна замелькали перед глазами... - через минуту тело мертвого мальчика всплыло лицом вниз, больше уже не в силах зацепиться ногами за мягкое песчаное дно...
Прошло около получаса... Ветки кустов раздвинулись – ненормально высокая – выше двух метров, - чернокожая женщина вышла на берег, с трудом передвигая ноги. Помимо странной одежды, белый пластиковый корсет затягивал ее тело, не давая спине свободно сгибаться. Она зачерпнула воду большим прозрачным контейнером, неловко присев, из-за чего взгляд ее продолжал скользить вдоль поверхности воды и вдруг уперся в плавающее тело мальчика. Иллохор аккуратно поставила контейнер на землю и, войдя в воду, которая едва доходила ей до колен, подошла к телу. Сняв с руки специальный браслет, она приложила его к груди ребенка – несколько цветных шкал, видимо, что-то сказали ей. Она задумалась, потом черты лица ее разгладились, видно было, что она приняла какое-то решение. Через пять минут она уже медленно поднималась в горы, легко держа тело ребенка в одной руке, такое маленькое, что рядом с ней он казался мокрым котенком, и контейнер с водой – в другой...
...Вначале мальчика пришлось восстановить, на что ушла половина медикаментов, но зато теперь он уже дышал – медленно и спокойно, лежа на носилках, и жизни его ничто не угрожало. Часть сознания была повреждена, но незначительно, это грозило лишь потерей памяти о нескольких последних часах, что было только на руку. Белая сфера обнимала его голову – Иллохор записывала в его подсознательную память все, что только можно было, из бортовой библиотеки, но очень осторожно, чтобы объем знаний не убил бы его и не повредил ему психику. Через много лет он вспомнит все, что сможет, и эти знания очень пригодятся ему – одному такому на целой планете. Такая же сфера была и на теле ее сына – вот только все было намного хуже, чем она надеялась. Чужой ребенок был здоров, а вот матрица ее собственного сына – местные называли ее “душой”, как успела она узнать из сознаний взрослых “людей”, живущих в “пионерлагере”, - была почти разрушена. Это означало, что ядро личности ее сына никогда не сможет стать самостоятельным и самодостаточным, да и рано или поздно оно растворится в сознании чужого, но много лет они будут воевать за власть над единственным на двоих телом, и может быть чужой ребенок сойдет с ума, не выдержав этого столкновения. Два сознания жить в такой борьбе не смогут. А вот если бы матрица сына не пострадала, она смогла бы просто “закуклиться” и не вступать в конфликты, дожидаясь того момента, когда люди научатся делать искусственные тела, чтобы освободиться самой и освободить от своего присутствия носителя. Отчаяние разрывало ее умирающее сердце, но именно это отчаяние дало ей силы совершить невероятный для нее шаг. Она слышала мысли взрослых людей в лагере, слышала, как мальчика уже ищут дома, как мать его отчаянно бегает по берегу вся в слезах и зовет ребенка.
У него тоже была мать. Иллохор медленно и тяжело поднялась, сняла с сына шлем, служивший для переноса информации из базы данных спасательной капсулы, и одела его на себя. “Проснись. Тебе пора домой. Ты не тонул, ты заблудился в лесу. Ты не помнишь ничего, ты вспомнишь потом, через много лет. Вставай, иди же, иди скорее!” Она сняла сферы с себя и с чужого ребенка. Малыш открыл глаза, медленно поднялся и пошел вниз по склону заросшей дикой черешней горы, как лунатик, ничего не понимая и не оглядываясь. Иллохор смотрела ему вслед и молча плакала. “Живи, чужой, живи за обоих – за сына и за себя, живи за меня и за моего мужа, живи за нас всех...” И она выключила поддерживающие жизнь приборы, убив своего сына... Через двое суток остатки спасательной капсулы и тело Иллохор нашла экспедиция спецслужб Руссии, засекших аварийную посадку, и увезла все в неизвестном направлении...
Прошло много лет. Наиль Ашфиров вырос. Он хорошо учился в школе и ничем не болел, вот только одно всегда удивляло его – сны. Он много раз слышал, как другие люди рассказывают друг другу, что им привиделось ночью. Это были обычные сны, в которых легко было угадать отражение их дневной жизни. Но самому ему никогда в жизни не снилось ни одного обычного сна. Все его видения были систематичными, длинными и интересными, как художественные фильмы – широкоэкранные и цветные. Сверстники его буквально охотились за фантастикой, которая была в большом дефиците в Советской Руссии, и часто шли на немалые жертвы за возможность одолжить на пару дней заветный потрепанный томик. Наиль видел фантастику каждую ночь – и какую! Сюжеты его снов были так замысловаты, что ни в одном романе ему не удавалось найти ничего подобного. Но все чаще он ловил себя на том, что на уроках физики и математики он на лету не то что бы даже запоминает, а вспоминает то, что уже давно ему известно. Часто он видел нужную тему урока во сне, и видел больше, чем знали его учителя. Он нередко участвовал в олимпиадах по физике – городских и областных, пока ему это не надоело. Он понял, что соревновательные игры не имеют отношения к настоящему познанию мира, а именно этим ему хотелось заняться. Он бросил все эти забавы для детей и стал всерьез готовиться к институту. Сны не оставляли его, и помогали ему даже в этом, и то ли в шутку, то ли на самом деле, Наиль начал задумываться – а что же с ним происходит. Решение напрашивалось только одно, и оно смущало его – считать ли себя ненормальным, или и в самом деле – пришельцем со звезд, но по другому ничего объяснить не получалось ну никак.
19 сентября 1986 года Золотая Комета вошла в созвездие Скорпиона. Дальняя граница газового хвоста кометы коснулась атмосферы Терры. Темноволосый мальчик в городском автобусе покачнулся и упал в обморок. Скорая помощь определила гипертонический криз. Пожилая женщина – врач сделала ему укол, и отвезла домой, успокоив родителей. “Это просто юношеская гипертония. Нормальное явление в таком возрасте – смотрите как он развит физически, почти взрослый человек, а сосуды и сердце всегда отстают в росте от остального организма, их не так-то легко накачать, труднее, чем мышцы. Пусть меньше таскает гантели, через год все пройдет”. Все и правда прошло так, как она сказала. И только сомнения насчет своих снов больше уже не мучили Наиля – он все вспомнил, и еще много лет плачущая чернокожая великанша стояла перед его глазами, как живая...
Экзамены были позади, ничего сложного они из себя не представляли, да и физика уже не была столь популярной в Руссии – старая советская империя рухнула год назад и развалившаяся военная машина больше не нуждалась в таком количестве квалифицированных исследователей. Но обратно в родной Уштум ехать совсем не хотелось. Отношения с родителями не ладились, он не любил копаться в огороде, на котором они были зациклены, да и бездумное шатание по дискотекам или вечные молодежные пьянки и мордобитие как-то не развлекали его. А здесь был большой город – старинный и красивый Староуральск завладел его сердцем, впечатавшись в него своей неповторимой красотой. Устроиться на практику в городе особого труда не представляло, общежития тоже стояли пустыми, так что легко получив нужные бумаги, Наиль отметился в лаборатории у скучающего без отпуска МНСа, и отправился поселяться. Но в общагах уже начали ремонт, комендантша молча стукнула штампом по бумажке и сказала.
– Комнат пустых совсем не занятых мало, или на ремонте, или уже кто-то есть. Ты стучись просто, где свет увидишь, и просись на любую коечку свободную. Только смотри, не шали там у меня – там почти одни девчонки остались, так что пока все вперемешку, потом что-нибудь придумаем.
Наиль так и сделал. На четвертом этаже он прошелся по всему коридору. Кое-где свет был, но все места были заняты. Наконец он постучал в 404 номер, не особо уже надеясь на успех. Стройная брюнетка весело ответила на его вопрос необычно низким для девушки голосом.
– Да ради Бога, вон две стоят свободные. Только матрасов нет, одни сетки железные, но я вам свое одеяло дам, все равно жарко.
В этот самый момент, 21 июля 1988 года Золотая Комета приблизилась к Терре на 16 миллионов километров, войдя в созвездие Стрельца, и все, кому было это суждено, полной грудью вдохнули волшебный золотой газ, отравившись им навсегда...