Ассоциации

Евгений Валецкий
Если очень жарким, ярким, суетным летом, одним из тех ваших …эээ… летов?... от которого все стонут и мечтают о скоропостижном снеге, а уже вначале осени жалуются, что вот так вот стремительно и незаметно протекает столь чудесное время настоящей, ядреной жизни, - вам надоест сидеть в четырех стенах, вы возьмете большой рюкзак. А в подмышку трехлетнего своего ребенка, - кудрявого синеглазого непоседу. И отправитесь на рынок.

Нет, давайте вначале представим, на какой именно рынок вы пойдете, потому что рынок в нашем с вами рассказе – самый главный, самый существенный, важный герой.

Рынок пусть будет расположен в самом центре вашего старого города. Он маленький, аккуратный, болтливый, яркий. Все давным-давно там знакомы, - и носатые кавказские гости, заманивающие красавиц на апельсины. И толстые, словно отечные, продавщицы рыбы, и эти тетки, если, конечно, вы постоянно покупаете у них сверкающие цилиндрические тушки судака или толстолобика, обязательно шепнут вам в самый жаркий день, что рыбу сегодня брать у них не нужно, даже если этот дружеский жест обойдется им самим существенным убытком. На рынке этом восточными пряностями торговать будет узкоглазый вежливый юноша неопределенного возраста, - потому что, даже если вы ходите сюда уже второй десяток лет, юноша всегда остается юношей. И у вас может возникнуть иногда еле уловимая мысль о том, что вряд ли удивит вас внезапное появление около этого юноши черноглазого мальчугана, который будет обращаться к торговцу пряностями на «Вы, дедушка». За время вашего, большей частью, развлекательного, похода вы с интересом узнаете все местные новости, о которых предусмотрительно умалчивает ваше провинциальное телевидение, а уж государственным каналам - так точно нет до них дела.

Вы будете размеренно обходить прилавки, с разложенными на них отполированными яблоками, заглядывать в ящики с бокастыми фиолетовыми баклажанами, удивленно вздымать брови, услышав цену красных перцев, - «это летом-то такая цена?» - но и вы, и хитроглазые продавцы, - прекрасно знаете, что все равно вы все это купите, а ваше деланное удивление, - просто-напросто ритуал, обычная рыночная игра, без которой сам поход на рынок теряет смысл. Без этих ритуальных танцев вы могли бы просто сходить в супермаркет, с его тарахтящими тележками и бездушными менеджерами по овощам, в униформе, с прицепленными где-то возле плеча бейджиками.

Но, раз вы уже пришли сюда, и бродите между рядов, все-таки, не забывайте посматривать на небо. Южные погоды в тех широтах, где расположен наш с вами удивительный рынок, отличаются внезапностью и непредсказуемостью. Если вы не успели заметить, как стремительно потемнело небо, то хотя бы тогда, когда резкий и мощный ветер начнет срывать разноцветные тенты, натянутые над овощными рядами, - хватайте незамедлительно вашу маленькую детишку и бегите с ней в корпус! Даже если вы не успели пересчитать только что полученную сдачу. Ибо, не успев скрыться под надежным каменным куполом мясного или молочного ряда, - вы потеряете неизмеримо больше.

Но вы, как это свойственно вам в течение всей вашей безалаберной жизни, все-таки раззявили варежку и упустили драгоценные секунды, в которые могли бы спастись. И теперь вы стоите по колено в воде, и ваш детеныш уже кричит от страха, - потому что холодная вода стремительно подобралась к его маленькой попке. Вы поднимаете детеныша на руки, а сами заворожено следите за тем, как потоки внезапно излившей с неба воды уже сметают на своем пути абсолютно все. И вы беспомощны и жалки.

Синий тент улетел уже давно, и, слава богу, что не упал он вам на голову. Мимо вас в грязных потоках воды проносятся красные перцы в размокших коробках, отряды освобожденных от тары пузатых баклажанов, а яблоки, утратив весь свой наносной лоск, летят грязными кучами по проходам, между столами, забивая своими беспомощными тушками водостоки. А вода все прибывает и прибывает, будто бог решил в один момент обрушить на вас все свои, невыплаканные за века, слезы, и только он один знает, в чем именно вы виноваты. И не приведи господь вам самому узнать, в чем именно вы провинились.

И в тот момент, когда вы чувствуете, что почва у вас под ногами уже совершенно размыта, и обувь расклеилась, и ваш ребенок уже синий и стучит зубами от холода, а мимо проносится в потоке воды полтонны желтого репчатого лука, - вы понимаете, что выхода у вас нет. Вы утонете в этой стихии, вы замерзнете, вас унесет ветром и убьет где-то о каменную стену. И ваш ребенок – это самое уязвимое существо в этом мире, но у вас нет больше сил бороться за его жизнь, - потому что руки ваши окоченели, и плечи ослабли, и сами вы близки к обмороку от ужаса и холода.

Но в тот момент, когда вы уже видите предварительные кадры ваших неторжественных похорон, чьи-то сильные руки вырвут у вас детеныша, сунут вам в руки холодную металлическую штуковину, и мужской голос с акцентом решительно скажет: «Беги туда, в сарай!»

Спотыкаясь и ничего не видя залитыми водой глазами, вы пробираетесь между плавающих досок, капустных кочанов, обрывков тента, ящиков и прочего разгромленного имущества, практически наощупь. Руки ваши наткнутся на мокрую стену и прочно закрытую дверь. Рядом с вами будет идти юноша – продавец восточных пряностей, с вашим ребенком на руках. Это он сунул вам в руки нож без ручки, - чтобы вы поддели им замысловатую щеколду от сарая, в котором вы найдете убежище. Его пряности давно уже смыло водой, но он как-то наплевательски отнесся к потере товара и побежал спасать вас и ребенка. Руки у вас замерзнут, и вы будете долго возиться, пытаясь открыть ржавую щеколду. Тогда восточный юноша вытащит из ваших заскорузлых пальцев лезвие, прижмет к себе ребенка покрепче, и сам отомкнет эту дверь.

И вокруг вас настанет тишина. Потому что каменные стены сарая толсты и прочны, и вода не пробралась сюда. И не разбавила собою тот запах овощного погреба, который может показаться вечным и незыблемым не только в минуты, когда бушует стихия, но и в мирное жаркое время вот даже такого южного лета, как сейчас.

Вы посадите вашего малыша в укромный уголок этого тихого сарая, - в нем много холодных, но сухих мешков, а сами станете у приоткрытой двери, с тоской и волнением наблюдая, как проносятся в грязных водоворотах уничтоженные стихией плоды чьего-то тяжкого труда. Несутся так, как пронеслась бы перед вашими глазами вся ваша жизнь перед тем мигом, когда вам суждено будет умереть.

Вот летит по воде тяжелый, упитанный лук. Вы видите, как жарким летним днем, под палящими солнцем, затаптывала его ростки тонконогая девчонка, чтобы дать силу самой луковице. Девчонка устала и хочет пить, но сейчас как раз то самое драгоценное время, когда один летний день кормит всю зиму. Она топчет лук – и думает о том, как вечером она вымоет свои роскошные волосы и пойдет на свидание к тому парню, с которым пройдет потом вся ее жизнь. В горе и радости, в труде и в редком, но таком сладком отдыхе.

Вот побитые, измочаленные яблоки. Еще этой ночью их снимал с дерева огромный мужик, не выпускающий изо рта сигарету, а его полная, светлая жена укладывала их в ящики, перекладывая бумагой, чтобы хвостики не поранили нежную кожуру. А осенью ее муж станет терять равновесие и пошатываться. И когда, уже ближе к зиме, они доберутся до районного центра на томографию, окажется, что метастазы центрального рака легкого уже поразили мозжечок ее мужа. И жить ему осталось от силы месяца два. Да и сейчас он уже слабо напоминает себя, бывшего, – он похудел в два раза, и глаза его окружены темными тенями. Но курит он все так же непрерывно, - потому что уже поздно, и единственное его радость теперь, - это вот та сигарета, что уже его убила…

Вот несется стайка кочанов капусты. Их засолила бы в бочке та девчонка, что мечтала когда-то выбраться из проклятой деревни, с ее изматывающим, ежедневным, каторжным физическим трудом. Но не получилось, не получилось накопить денег на квартиру в городе. Ничего не стоит этот добротный сельский дом, а принц на белом мерседесе так и не появился в их краях. Да и сама она уже мало похожа на принцессу, - тяжелое тело рабыни огорода, и отекшие ноги, и опухшие руки. А двое детей? Девочке нужны уроки английского, а мальчик попросил электрогитару. Пусть, пусть они учатся, даже если ей всю оставшуюся жизнь придется квасить капусту. А вы придете ранним субботним утром на рынок и станете придирчиво пробовать соления из разных бочек, - ведь вы любите подлиннее да потоньше, и чтобы с яблочком. А бывшая девчонка будет улыбаться вам да расхваливать свой товар. А что ей еще делать?... Может, вы купите килограмм, и тогда она сможет сегодня привезти домой сахар…

Все время, когда будет лить этот ливень, простоите вы возле двери. А потом, когда вода внезапно закончится и хоть немного сойдет с поверхности земли, вы горячо поблагодарите продавца южных трав. Возьмете вашего детеныша и пойдете к дому.

И уже дома обнаружите, что не вернули ему нож, черт знает как оказавшийся в вашей сумке. Но что-то остановит вас в благородном порыве вернуться и нож отдать. Потому что вы получили сегодня бесценный талисман.

Этот нож без ручки всегда будет лежать в укромном уголке вашей квартиры. И в самые горькие минуты, когда покажется вам, что вас предали, что вы одиноки и несчастны, что выхода нет, как нет ни работы, ни денег, не перспективы, ни даже еды для вас и для вашего кота, не говоря уже о ребенке, - вот тогда, когда вам захочется лечь в горячую ванну и взрезать вены, - достаньте этот нож. Пусть у вас перед глазами пронесутся баклажаны в потоке воды, мужик с метастазами центрального рака легкого в мозжечке, юная невеста на луковом поле, девушка над бочкой квашеной капусты. Пусть вы увидите себя в темном и сыром сарае, - как в землянке, в которой жили наши недалекие предки во время войны. И пусть вы почувствуете, что, как бы не ускользала земля из-под ваших ног, - все, самое нужное, у вас есть. У вас есть вы, ваш детеныш, и нож. Которым вы тогда, когда, не приведи господь, бог решит вылить на вас все невыплаканные за века слезы, - откроете ржавую щеколду.

Все это безумно хорошо, и романтично, и даже оптимистично. Но только в том случае, если вам несказанно повезло ровно столько лет назад, сколько прошло от момента вашего первого крика. Ибо, как оказалось, вы появились на свет человеком. Это замечательное обстоятельство позволяет вам сейчас ходить на рынок с гордо поднятой головой, помахивая корзинкой в руках, или поправляя на плече лямки рюкзака.

При другом раскладе вы вполне могли бы прохлаждаться сейчас на прилавке. В виде разделанных, красных и заветренных, кусков мяса - говядины или баранины. В виде желтой курицы, что красуется на каменном столе молочного корпуса, где, тайком от проверяющих, продавщицы творога приторговывают битой птицей. У вас был бы вспоротый пупырчатый живот. И ваша печенка гордо демонстрировалась бы каждому возможному покупателю, а при его отказе – снова запихивалась бы вам в разрезанное брюхо. А ноги ваши торчали бы в потолок старинного корпуса, и каждый желающий придирчиво разглядывал бы сломанный коготь на левой ноге, - ну что ж, и в вашей жизни были радостные минуты, когда вы с завлекающим кудахтаньем убегали бы от настойчивого петуха, и впопыхах сломали бы этот коготь о лежащее на дороге, незамеченное вами, бревно.

Ну что вы, вовсе не стоит так расстраиваться, - ведь вы избежали этой трагической участи, чему свидетельство – ваш поход на рынок именно в качестве покупателя.

Не думайте об этом. Не надо. Лучше представьте, как грустно было бы оказаться даже не бараном или коровой, не свиньей или курицей, и даже не уткой и не гусем. Самое неприятное в посещениях рынка – это прибыть туда рыбой. Да-да, именно рыбой, и не соленой или копченой, не замороженной тушкой тихоокеанской скумбрии, или где там водятся эти несчастные скумбрии. Нет. В полной мере познать трагедию земной жизни вы могли бы, если бы прибыли на рынок в бочке с живой рыбой. Толстолобиком, там, или карпом. Карасём – и то, гораздо легче.

Вы никогда не покупали живого карпа весом в шесть килограммов? Я советую вам. Сделайте это. Купите живого зеркального карпа, и пусть продавец в мокрых нарукавниках выловит для вас самого большого, красивого и мощного карпа. Со вздутым от икры животом, с мощным хвостом и глупыми-преглупыми рыбьими глазами желто-коричневого цвета.
Он положит ваше приобретение в прочный синий кулек, и пусть до самого дома вам будет представляться полная сковорода жареной рыбы, посыпанной золотистым луком, в сопровождении отварной картошечки, пропитанной сливочным маслом и посыпанной свежим укропом и мелко нарезанным чесночком. Ах, рыбка, - текут ваши слюнки, да под холодное пиво, да под салатик из свежих помидорчиков да огурцов! Боже мой, как прекрасно будет сидеть ваша небольшая семья в этой уютной и чистой кухоньке, а посреди стола будет дымиться картошечка, а на тарелочках – возлежать горячий обжаренный зеркальный карп!
Но сначала – убейте эту рыбу!!!
Да, убейте!

Что вас так возмутило? Неужели переход от славной гастрономической картинки, от лубочного благоденствия – к циничной правде? Да неужели… Не верю я вам, читатель, особенно, если вы хирург или мясник, или забойщик скота, или вы торгуете на рынке рыбой, или вы просто самый обычный мужчина. Я не верю. В этой жизни каждый из вас убивал рыбу. Правда, я не знаю, помните ли вы об этом.

Карп беспомощно лежит на полу, на заботливо подстеленных полиэтиленовых мешках для мусора. Пузо его вздуто, он тяжело и натужно дышит. Любая беременная женщина сообщит вам, как тяжко таскать за собой этот огромный живот, наполненный живой плотью, - воплощенным смыслом. И какая разница, что в животе – человеческое дитя или несколько миллионов икринок, - масса тяжела, и живот тянет вниз, все равно – к земле ли, к речному дну или вот к этому полу кухни, где суждено быть этому животу безжалостно взрезанным, растерзанным и опустошенным.

Чем хорош зеркальный карп? Тело его покрыто всего двадцатью-тридцатью крупными чешуйками. Вы возьмете остро наточенный нож – и проведете им от хвоста до головы рыбины, вдоль хребта, отрывая неплотно сидящие чешуйки. Советую вам придерживать голову рыбы за жабры, причем лучше, если вы будете держать ее не голой рукой, а через тряпочку или ненужный полиэтиленовый пакетик. Потому что, как бы ни был ослаблен ваш драгоценный карп, перспективная добыча для семейного ужина, - он будет бороться с вами из последних сил. До последнего рыбьего вдоха, и до последней капли темной рыбьей крови. Особенно, если ваша добыча – это рыбина женского пола, с полным икры животом. Знаете ли, материнский инстинкт способен толкнуть даже полумертвую рыбину на героические подвиги, и в данном случае, вам придется бороться не только с конкретным экземпляром данного вида, а со взлелеянным в веках инстинктом защиты потомства. Ну что же, флаг вам в руки, дорогой читатель, боритесь, - ведь это вам, а не мне захотелось добыть женщину-рыбу. Боритесь. А я буду на это смотреть.
Вы уже содрали с нее кожу? Чешую? Неужели… Неужели в то время, когда она извивалась и била хвостом, и тело ее летало по всему кухонному полу, - вы не остановились ни на минуту, - перекурить? В основном, оттого, что к вашему горлу подкатила горячая тошнота, и в ушах у вас зазвенело, а в глазах стало черно? Как гнусно, правда? – снимать ножом кожу с беременной женщины, когда она беспомощно лежит у ваших ног, - а потом вы беззаботно скормите ее тело своим детям?

Но, если вы с честью выдержали этот предварительный пыточный этап, давайте сразу, без задержек, перейдем ко второму. Найдите маленькое отверстие на брюхе этого карпа, клоаку. И воткните в него острие ножа. А потом с нажимом ведите по направлению к жабрам.
Как тяжело задышала ваша рыба! Как пытается она вырваться! В какую полупрозрачную округлую трубку сейчас вытягивается ее рот в попытке получить кислород! Но воды нет, и нечем омыть сохнущие жабры. Рыба борется с вами из тех уже последних сил, что у нее остались, но даже эти силы немаленькие. И вам предстоит настоящая борьба. И от этого вас тошнит еще больше.

Вот вы вспороли брюхо. И ввели в красный разверзнутый живот правую руку. Кишки и жировые ткани со скрипом отделяются от внутренней поверхности межреберных мышц. На заботливо подстеленные кулечки вываливается икра, пока еще в нетронутых, целых оболочках. Вы аккуратно стараетесь не разрушить их целостность, - ну кому же охота вылавливать потом икринки среди кишок. А рыба дергается, дергается, сгибается, дышит, - и вам невыносимо хочется прикончить ее как можно скорее, - чтобы прекратить эту господню муку, – и для вас, и для нее. «Хорошо, что рыбы не кричат» - думаете вы, заворожено уставившись на сведенный судорогой рыбий рот, - но как это ужасно, что они не кричат. Ведь в крик можно вложить всю свою боль, и тогда хоть чуть-чуть станет легче!

«Боже, какая же я гадина!» - кричит ваш мозг, пока вы потрошите невинное тело. «Я мог купить филе, пусть это было бы мне дороже» - но другая гадкая мысль жрет ваш мозг с другой стороны: «А ведь рыбу для филе тоже кто-то убивал. Я просто сэкономлю деньги, мне и так очень непросто живется в эту эпоху, угрожающую голодом…»

Нужно вырвать сердце – думаете вы, закрыв глаза и подбираясь внутри наощупь ближе к жабрам. Вот он, комочек, качающий кровь, - я вырву его, и она умрет, и перестанет, наконец, терзать меня своими страданиями, - ну как же можно совместить необходимость в пище для себя и детей – с необходимостью убийства!

Вы вырываете сердце рыбы, и вот оно лежит среди кишок, и уже не может качать кровь, и вы вполне справедливо можете ожидать, что рыба умерла, умерла, наконец, уже можно думать о жареном филе, о картошечке с чесночком…

Вы подносите нож к животу – и начинаете отделять голову от тела.
Но ****ь… Вы совершенно забыли о том, что у рыб совершенно по-другому развита автономная нервная система. И даже без сердца и без головы ваша рыба будет плясать в вашей кухне, а потом в ваших кошмарных снах.

Вы планомерно отрезаете свободные края брюха от головы. Лишаясь одного из краев опоры, они трепещут, содрогаются, дрожь волнами пробегает по их поверхности. Это явление тем более гнусно впечатывается в ваше сознание в сочетании с маслянистостью желтоватой кожи зеркального карпа Потому что вы знаете, как выглядит изнутри потрошеная свинья. И возможно, поэтому, вы догадываетесь, как выглядит изнутри взрезанное тело человека. Они желтоваты, это точно, - и эта мысль практически лишает вас чувств. А рыба, у которой голова держится на одном уже только позвоночнике, прыгает и прыгает по кухонному полу, заляпывая его кровью. И вы уже совершенно безразлично воспринимаете необходимость последующей уборки помещения, желая только как можно скорее прекратить эту пытку. Вашу и рыбью.
Вам нужно только переломить позвоночник – этот последний мостик между рыбьим мозгом и телом, и вы надеетесь, что теперь уже совершенно спокойно вы завершите этот этап казни, и займетесь уже обычным процессом приготовления рыбного филе.

- Хрясь! Голова беременного карпа отделяется от тела. Но она дышит… дышит!
Вы выбегаете на балкон, стараясь сдержать рвоту и опасаясь, что ваш ребенок выбежит из комнаты, где мирно смотрит мультики. Не догадываясь о том, каким черным делом до сих пор занимался его, такой правильный, спокойный и справедливый родитель. Как же – ведь крайне нежелательно отбить у ребенка желание есть рыбу всю оставшуюся жизнь.

Но ребенок увлечен, и слава богу, - теперь только вы будете внутренне корчиться над тарелкой. Не подавая виду, что вас тошнит и с гораздо большим удовольствием вы выпили бы сейчас стакан водки, - чтобы забыть о том, чем занималась всего два часа назад. Ребенку нужен фосфор и легкий белок, - для правильного развития нервной системы и мышц. И какая разница, какой ценой достались вам этот проклятый фосфор и белок.

Покурите. Выпейте чаю.
Пусть затихнут, наконец, эти остаточные мышечные сокращения. Пусть погибнет без кислорода нервная система. Пусть вы вернетесь к неподвижной тушке – и спокойно отделите филе от костей.

Ваша нервная система получила достаточный урок. Вряд ли вы теперь купите еще раз живого беременного карпа.

Это совершенно не означает, что вы экстраполируете ваш опыт по убийству и разделке живой рыбы на те опыты с живыми людьми, которые вам предстоит еще провести.
Что ж. Каждый человек в этой жизни – охотник. Или рыболов. Но не каждая рыба – русалка.
Понять это дано не каждому.

Моя цель, дорогой читатель, - просто дать вам возможность провести некую параллель.
А что уже с нею делать, - дело только ваше, и исключительно ваше.
Я умываю руки.
Если вас еще не стошнило, ну что ж. Проходите дальше. В нашем рыбном ряду более не предусмотрено кошмаров. По крайней мере, для вас. Но не для рыбы.