Жёлто-красные листья шуршали под ногами, разлетаясь в стороны. Он шёл нетвёр-дым шагом с блуждающим взглядом по сторонам. Сумерки сгущались вокруг, путая и без того туманный разум. Каждый шаг давался всё труднее и труднее. Свинцовой дробью кровь пульсировала в его висках, отбивая похоронный марш. Фонари аллеи отзывались в его глазах яркими вспышками, а после размывающимися цветными пятнами мыльных разводов. Шаг за шагом сумрак сковывал аллею и скрадывал свет фонарей, так режущий глаза пешехода. Листопад кружил в блеклом свете, создавая театральную иллюзию кон-фетти. Он вспомнил прошлогодний танец снежинок падающих на пропитанный алой кро-вью снег и его руки зашарили по карманам, в надежде найти нож, но память вонзилась воспоминанием, как его хладное лезвие – в тот морозный вечер он был сломлен напопо-лам…
Ватные ноги несли вперёд, надеясь всё же преодолеть усеянную листьями дорогу, которая тонула во тьме. Он шаг за шагом стремился дальше… ещё дальше…
Сумрак съел пятна освещения и стал поедать всё вокруг. Он не успел дойти. Чёр-ные игольчатые крылья вонзились в асфальт, взметая крошку камней с иссёчёнными ли-стьями, и сомкнулись над его головой – Лабес открылся перед ним.
Колени подкосились, и он упал на них, тщетно ища руками опору, лишь получая хладные удары по кривым пальцам.
Замер поток бурлящего времени, окунув всё в сомнамбулический сон… бескон-трольность.
-Нощь смертная мя постиже неготова, – пронзил сильный бас сумрак скованно-сти, - мрачна же и безлунна, препущающи неприготовлена к долгому оному пути страш-ному, да спутешествует ми Твоя милость, Владычице…
Лабес осветился по сторонам серебряными бликами, а его бездонная пасть манила вперёд. И он полз на коленях, не в силах предотвратить исхода.
…Владыко Господи Вседержителю… молимся и мили ся Ти деем…
Колокольным звоном раздавались отрывки отходной молитвы в этом вакууме без-раздельной бесконечности. Затхлость била в лицо и тянула вперёд. Серебряные искры сы-пались на его голову, обжигая холодом. Он немо вскрикивал и полз дальше.
…ты бо Един еси, разрешаяй связанныя и исправляяй сокрушенныя…
Пальцы тянут обмякшее тело к Лабесу, сцарапывая ногтями стальные стружки с металлической земли. Нельзя противиться… только вперёд. Обретение вечного покоя или вечной муки – уже не играет роли. Лишь бы конец всему и не важно, есть ли начало чего-то нового. Его сознание сливается с ещё не рожденной ячейкой Лабеса и мутирует под воздействием его внедрения в тело, разум и его собственное Я.
…надежда неначаемым, могий оставляти грехи всякому человеку…
Где он думает или это уже не его мысли. Да… там впереди его ждёт истина, дос-тойная лишь избранным гениям разума. Истина, затмевающая все истина мироздания и вселенной. Истинная, ломающая вселенский разум и Древо Жизни. Истина всех истин…
…ей, Человеколюбивый Господи, повели, да отпустится от уз плотских и грехов-ных, и приими в мире душу раба Твоего… и покой ю в вечных обителех со святыми Твои-ми…
Такое лишь стремление вперёд воздаётся вечной неизвестностью в Палатах Лабеса с бесконечными переплетениями неизвестных тайн и секретов. Кто должен почувствовать покой в его пасти, тот должен почувствовать силу свою и беспомощность одновременно. Радостный клич победы и вой поражения… И он касается уже покрывшимися ледяной коркой пальцами края Лабеса и заглядывает в его пасть. От кривой улыбки губы треска-ются, роняя капли тут же замерзающей крови вниз, которые с визгом несутся в бесконеч-ность, разрываясь последним воплем в его утробе. Ему тоже пора.
…ныне и присно, и во веки веков. Аминь…
Он подаётся вперед, уже не обращая внимания ни на хладные иглы, вонзающиеся в голову, ни на давящий сумрак, сводящий с ума, ни на трещащий стальной звон разди-рающий барабанные перепонки… Лабес… и нырок вниз…
Адская боль, пронзающая руку, взрывает его сознание на мелкие кусочки хаотич-ной мозаики и собирается вновь, как из кусков атомов сложнейший, но наиглавнейший элемент. Зубастая пасть, вонзившаяся в его кисть руки, крепко держит, не давая низверг-нуться в вечность. Ощерившийся Зверь…
Рыча и выбивая искры из стальной земли, Зверь вытягивает его из Лабеса и кидает прочь. Тот безвольно падает и боль, до того приглушённая гнилым притяжением, отрезв-ляет разум и заставляет мыслить… мыслить своими мыслями.
-Дурак! Глупец! Слабак! – рычит Зверь, плюясь слюной в разные стороны и подхо-дя к лежащему. – Тебе захотелось вечной неопределенности?! Тебе захотелось лживой ис-тины?! Тебе захотелось доказать своё ничтожество?
-Кто ты? – он приподнялся на локте, преодолевая дикую боль, и облизнул кровавые губы. Зверь лишь залился хрипящим хохотом.
-Кто я? Ты ещё спрашиваешь?
-Да… - он посмотрел на укушенную руку, которая сильно кровоточила и серебря-ные искры не долетали до них двух метров, вспыхивая и превращаясь в дым. Зверь про-следил за его взглядом.
-Теперь ты будешь помнить об этом всегда. Ты думал, что никто не вправе тебе помогать?
-Я слишком горд…
-Ты слишком наивен!
-Кто ты!
-Я это ты. А ты это я. Неужели не ясно?.. – он провёл языком по зубам и только се-йчас человек понял, насколько эта тварь ужасна. Но он её не боялся… значит, правда? – А если я это ты, то глупо думать, что я дам нам обоим погибнуть! Я Зверь, который убивает и упивается кровью чужих, но который всегда отобьёт у тебя охоту играть в игры, кото-рые тебе не по зубам. Прекрати метаться между двух начал. Ты одно начало, я другое. И тебе не уйти от этого, как бы не стремился в Лабес.
Гул содрогнул металл под их ногами и всполохи мазутных пятен покрыли всё во-круг.
-Видишь, как он реагирует?.. – залился смехом Зверь. – Он ничтожен перед тем, кто опасен, как и он. А он опасен. Но лишь для людей. Не забывай, что в каждом есть звери-ное начало.
И не забывай самого главного – пока я жив, будешь и ты жить. А я не собираюсь просто так умирать. Ты предал забвению одну из многих мыслей – даже загнанная в угол крыса, бывает опаснее разъяренного тигра.
Я надеюсь, мне не придётся больше тебя калечить, чтобы вразумить…
Он развернулся от него и повёл огромным хвостом, зарывая сгустившийся мрак и посеребренные мазутные пятна…
Пространство распалось за закопчённые куски стекла, и он оказался в куче жёлто-красных листьев, под освещением одного из фонарей. Сумрак двигался прочь по аллее и оттуда ещё долго разносился гнусавый голос, пока не затих…
…За тобой тень зверя
Вы повсюду вместе
А теперь поверь мне
Зверь этот я!..
Он всё-таки поднялся и, продолжая шуршать жёлто-красными листьями, преодолел аллею, под танцующий листопад и мягкий свет фонарей. Рука беспричинно болела - ника-ких ран или следов укуса не наблюдалось. Чья-то тень мелькнула за спиной и исчезла.
Он шёл твёрдым шагом, сумерки расступались.
2008-10-31