В моем доме нет света на кухне. Что-то произошло с осветительным прибором (люстрой это трудно назвать – красная фигня размером с дыню под потолком). Теперь светить там может только переносная оранжевая лампа. Непосредственное место этой лампы – табуретка, выполняющая роль журнального столика, она в моем доме одна. На кухне стоит странный диван, времен Советского Союза, не очень понятного цвета и конструкции. На нем иногда спит мой бархатисто-пепельный кот.
В моем доме достаточно сложная система водоснабжения. Например, когда включаешь холодную воду на кухне, в ванне ее напор резко снижается. Легко можно обжечься. Сейчас, в период подачи горячей воды населению, я сильнее ругаюсь по утрам.
В моем доме тепло вечерами, особенно на кухне, тепло идет от плиты, на которой муж готовит ужин. В эти минуты, я в основном наблюдаю за ним с раскоряки-дивана, на столе стоит ноут-бук, от него двадцать четыре шнура в разные стороны – питание, usb, колонки, разъемы… Я кручу музыку, развлекаю его беседами, о том, как прошёл день, улыбаю его, или наоборот, он веселит меня.
По полу из угла в угол таскается наш кот. Дикая смесь британца и сибиряка, постоянно просит жрать и редко бывает готов к ласкам с нашей стороны. Предпочитает независимость и разделение территории на «ваше» и «моё». Но я не чаю в нем души. Он – мое первое «самостоятельное» животное, заведенное отдельно от родителей и вне родительского дома. Мы вдвоем за него в ответе. Только мы и никто больше. Возможно, поэтому он так дорог нам.
В ванне и туалете постоянно отваливается кафель. Можно поймать головой пару плиток. У меня, конечно, не получалось, но по плечу прилетело однажды достаточно сильно.
Самое неприятное это то, что хозяева этой квартиры, которые нам ее сдают, являются соседями, и не просто соседями, а самыми близкими – по карману.
В наших с ними «отношениях» случалось всякое: стучали в стену, дабы мы прекратили громко заниматься любовью, стучали и требовали денег, когда мы, по их мнению, задержали квартплату, требовали у нас кота на ночь, чтобы он поймал мышь, чудом попавшую к ним в квартиру.
Плохо когда зависишь от неприятного тебе человека. Мне приходилось уже такое испытывать.
На прежней работе мой шеф Павел Геннадьевич вызывал меня получать зарплату к нему в кабинет. Сумма была ничтожная – две с половиной тысячи рублей. В качестве подработки на время учебы она меня устраивала.
Так вот когда я приходила получать зарплату, он спрашивал у меня, как у девочки из 3 «Б», все ли задачи я выполнила, все ли часы отработала, и кто может это подтвердить. Последний вопрос приводил меня в уныние, поскольку кроме забулдыги юриста, никто не мог подтвердить, что я умница-разумница ))
Когда выяснялось, что я достойна этих денег, Павел Геннадьевич победоносно вытягивал из под стола деньги, и с гордым видом вручал их мне, конечно же, под мою подпись в зеленом журнале.
Зависить от него, пусть и раз в месяц, было невыносимо неприятно.
На самом деле, выдавать мне зарплату, не доставляло ему вообще никакого удовольствия, поскольку был он ещё тем скрягой и зажимушником, не способным на прогресс и инновации. Ему были неприятны любые процедуры связанные с расставанием с собственным капиталом, возможно поэтому, сеть из двух магазинов занимала в городе одно из последних мест по узнаваемости и востребованности.
Будучи генеральным директором и учредителем организации Павел Геннадьевич не позволял себе одаривать свою жену и детей роскошными подарками. При мне дарил дочери на Новый Год мешок карамелек и двести рублей, Света как-то искренне этому радовалась и была копия папа – не более 50 рублей на подарки друзьям в день их рождения. Экономна во всем.
Вообще, чтобы рассказать об образе жизни этой семьи, правилах поведения в ней, правах и обязанностях нужно посвятить примерно три часа времени. Но, как я поняла, тратить целых три часа на то, чтобы рассказать о том, как живут люди мне неприятные, это очень неэкономично.
В организации Светиного отца работал и Максим. Человек, двадцати семи лет, удивительно плохо выглядевший. Но его внутренний мир, и внутреннее «эго» «выглядели» куда как хуже внешнего облика.
Он работал обычным менеджером, жил в однокомнатной квартире в доме напротив родительского. Света, конечно, подрабатывала у папы во время сессий и каникул, и именно в отделе, где работал этот стратег.
Не знаю, когда он решил жениться на ней, в первую или во вторую сессию. Но дело тут вовсе не в любви.
Родители Максима, воодушевившись мыслями о том, что их сын унаследует дело Светиного отца, уже купили наряды на свадьбу, которой не было даже в проекте. Его мама уже мылась со Светой в одной бане, вот это вообще ужас, мылись, конечно, голышом. Экзекуция сопровождалась вопросами на тему: когда же вы с моим сыном поженитесь?
Никому не пожелаю такого счастья.
Не знаю, что тогда на меня нашло. Перекрыло мозг. Но я начала им бредить. Наверно потому что он был не мой. Сейчас я не могу сказать, что это было, но желание увести его превышало моё желание не потерять подругу.
Он был не против. Хотя нельзя так сказать. Он со своей стороны тоже простимулировал моё головокружение. Ну и падение тоже.
После первой нашей ночи, он завез меня домой, а потом, спустя 15 минут попал в аварию. Машина восстановлению не подлежала. Сам он, к сожалению, восстановлению подлежал, этим занялись врачи третьей городской больницы. И, примерно, через две недели его выписали.
Разбитая машина и его разбитое лицо нас не остановили, и мы продолжили встречаться.
Встречи эти были болезненными для меня и приносящими удовлетворение для него. Я приезжала примерно в семь вечера, уезжала в двенадцать. Он никогда не целовал меня в губы. Никогда не провожал. Наверно считал это лишним. Сейчас я это могу понять, тогда не понимала. Мне было обидно за себя, за свои чувства, которые уже переросли в болезненную привязанность.
Света ни о чем не догадывалась. До сих пор не могу понять, как можно быть слепой в кубе и наивной в квадрате. Она тогда была влюблена в другого мальчика. Из Северной Осетии. Но Павел Геннадьевич не двусмысленно дал ей понять, что этот ее роман с осетином провоцирует его оформить Светлану в сумасшедший дом. Поэтому, за неимением лучшего, Максиму было позволено быть верным оруженосцем, водителем, поклонником.
После того, как мне самой пришлось рассказать ей правду, мы перестали общаться. Она не смогла простить меня, но его простила. Я не настаивала. Не искала правду и не переживала особенно. Просто так вышло, и я предпочла не раскручивать ситуацию. Хотя, имела полное право на это.
В моём доме уютно и спокойно. Шёлковые шторы укрывают окна. Теплый апельсиновый цвет отбрасывают они на мокрый от осеннего дождя асфальт. Сегодня я ночую там последний раз.