Мама вечернего факультета

               

Из цикла «Образы»


      Я заканчивал Рязанский радиотехнический университет в бытность его скромным институтом. Эта шутка родилась в смутные перестроечные времена, когда академии и университеты рождались подобно грибам в сырую погоду.
      Но наша альма-матер более с чем полувековой историей, корнями уходящей в позапрошлый век, вполне заслужила свои высокие статусы.
Я же, сельский парнишка из глухой полулесной деревушки, в которую даже электричество пришло только лишь в конце 60-х, увлеченно паявший радиосхемы под светом керосиновой лампы, учебу в этом институте спал и видел.
      По окончании десятилетки стал выбор дальнейшего пути. Психологических барьеров в том, чтобы уехать устраивать свою жизнь за тридевять земель, у меня не было. Так поступало все мое поколение. Проблема была в том, что у родителей моих не было средств на мое образование, и я, с одиннадцатилетнего возраста живший в людях, прекрасно это понимал. Выход был один: совмещать работу с учебой, что тоже не было в те годы из ряда вон выходящим случаем. Приехал в город, устроился на завод учеником слесаря, поступил легко на дневной факультет, перевелся на вечерний, чем вызвал удивление приемной комиссии, и жизнь понеслась. Родители далеко, самоконтроль полнейший, бесконтрольность тоже. Улица, девчонки закружили голову, на работе энергию тоже отдавать надо было, и как легко я поступил в институт, также легко из него и вылетел.
Воспитание мое было строгим, в силу чего признаться родителям о бесславном окончании учебы я не мог. Вновь же, изрядно поднапрягшись, я смог поступить уже только через два года. Одновременно успев жениться и родить ребенка. Нагрузки были таковы, что вспоминать, спустя годы, страшно.
Вечерний факультет насчитывал по всем курсам и потокам не менее полутора тысячи студентов, которые не распределялись, как дневники, по городам и весям Союза, а практически все оседали в Рязани.
Бессменным деканом факультета на протяжении многих лет была Галина Александровна Манжос. Приехавшая из Ленинграда в числе преподавателей-основателей института, она высоко несла знамя авторитета высшей школы.
Жизнь студента-вечерника была тяжелой не только у меня. Наоборот, исключением было если у кого-то учеба шла как по маслу. Занятия шли четыре-пять дней в неделю, заканчиваясь около одиннадцати ночи. Дисциплина, а также система курсовых, зачетных и контрольных работ были строжайшими. Беременная студентка накануне родов, сдающая экзамены, была не редкостью.
Естественно, в сроки экзаменационной сессии многие не укладывались. И тогда шли в деканат, где Манжос правила бал. Она старалась помочь и помогала всем.
У меня к таким проблемам как семья и ребенок, частная квартира с двумя километрами проселочной дороги, добавилась новая – общественная. В виде избрания комсоргом завода. Нагрузка, от которой я ждал каких-то льгот, легла на меня тяжелым бременем. Сессии неумолимо проваливались и растягивались на полгода, до следующей сессии.
Вот здесь и была нашей выручалочкой Галина Александровна. Она понимала каждого, кроме бездельников.
Я ходил к ней с заявлением о продлении сессии, заручившись ходатайством райкома комсомола на красивом, с крупным шрифтом красными буквами, бланком. От одного вида этого документа, казалось, не смог бы устоять ни один функционер.
Не смогла не заметить моего козыря и Галина Александровна, живо спросив:
- А что, вы в комсомоле работаете?
И тут же унеслась в воспоминания в далекие уже тридцатые, в свою комсомольскую юность. Манжос стала принимать во мне участие, которое не давало каких-то особых привилегий, но в тоже время ее внимание восполняло в какой-то мере отрыв мой от родителей. Благодаря ей я смог закончить институт, благодаря вузу я смог реализоваться в жизни.
Накануне моего окончания учебы она на глазах всей группы окликнула меня:
- Молодой человек, можно Вас тет-а-тет?
Чем вызвала иронические реплики одногруппников.
И попросила об услуге. Ввиду ее ухода на пенсию написать в институтскую многотиражку статью о ней. Отношение к просьбе было поначалу противоречивым. Но обдумав все хорошенько, взглянув несколько со стороны на то, что сделала декан лично для меня, я устыдился своих колебаний. И написал небольшую статью в областную комсомольскую газету. И ее напечатали.
Галина Александровна прислала мне восторженное письмо. Комсомольское восприятие действительности не оставило ее на склоне лет. В верхних уголках листа были приклеены вырезанные изображения красных гвоздик и красноармейца в буденовке с шашкой наголо.
Восьмидесятилетие Манжос праздновали поклонники. Поскольку в городе была тьма ее выпускников, достаточно стало группе активистов дать небольшое объявление по радио. Живость ума и энергия не оставили ее, хотя сильно подсело зрение.
Зал был полон народа, маститые руководители и технари по мальчишески задорно читали собственные стихи. Когда я произнес свой взволнованный осколок речи, сразу раздался ее вопрос:
- А Вы не тот самый молодой человек, который пятнадцать лет назад написал обо мне статью в областной газете?
Читал очень красивые и талантливые стихи ее единственный сын Ленечка.
Отдавая себя всю окружающим, Галина Александровна оказалась очень несчастной по жизни. Ленечка сильно пил и растеряв все таланты, плохо кончил. Она пыталась помочь ему, вытащить, писала письма. Но помочь было уже невозможно.
Полностью ослепла. Тем не менее, вниманием и посильным участием оставлена не была.
Вуз и бывшие студенты старались помочь, и эта помощь удавалась. Она не оказалась брошенной в шальные годы.
Жизненный путь свой закончила у родственников в Ленинграде.
Студенты-вечерники между собой ее звали МАМОЙ.
Мне кажется, это звание было самым высоким в ее жизни