Курортный роман

               
  Саша опытным взглядом оглядела обеденный зал санатория.
- Одни хоккеисты...
- Где хоккеисты? - спросила соседка за соседним столиком,- нет здесь хоккеистов!
- Есть! Хоккеисты это мужики с клюшкой в руке, с палочкой то есть! Старики короче. То есть посмотреть здесь не на кого.
    И она гордо вышла из столовой. На седьмой день отдыха на танцах появился новичок. «О! - подумала Саша,- вот это красавчик!"
   Она достала из сумочки крупную купюру, и подошла к музыкантам.
- Мужики,- сказала Саша,- объявите белое танго.
 "Был день осенний..."- заиграл оркестр старинное  танго, и девушка уверенно пошла к новичку. Красавца звали Георгием. Он был женат, но приехал один, так как супруга его сидела с грудным сыном. Молодой человек был очень застенчив. Молодой человек был княжеской крови, а княжеская кровь, как известно, обязывает. Саша была не робкого десятка, и взяла ситуацию в свои ловкие руки. Ей было скучно, и она начала играть влюблённость. День шёл за два. Любовники наслаждались счастьем новизны. Они всегда были рядом и всегда  смеялись по любому, даже не смешному, поводу. Они просто сошли с ума от нового приключения.
    Стояла тихая картинная осень. Прозрачное, чистое, ласковое море плескалось у ног, и весь мир был раскрыт перед влюблёнными... 
    Однажды, гуляя по городу, они забрели в одно маленькое кафе, и попросили  двойной кофе.
  - Двойных не готовим,- зло ответила барменша,- обычный наливать?
    Георгий тихо  прошептал:
  - Девушка, но ведь везде готовят двойной. В чём дело?
Саша посмотрела на смутившегося Георгия и засмеялась вызывающе:
 - Солнце моё, ну разве ты не видишь, тётенька нам завидует, и только нам не будет готовить двойной. Пойдём отсюда, дорогой. Найдём другое кафе.

 - Катерина, сделай два двойных кофе. Нет, три. - Раздался вдруг приятный мужской баритон. Саша обернулась, и увидела за соседним столиком мужчину лет тридцати пяти. Он поднялся, и подошёл к ним:
- Разрешите представиться. Руслан, абориген, так сказать. Живу неподалёку. А вы действительно красивая пара, от вас взгляд не оторвать. И вам конечно можно позавидовать... Екатерина сегодня "не в духах", да и вообще она вредная, это все местные знают. Дама с неудавшейся судьбой.
    И помедлив немного, глядя на Сашу, добавил:
- В отличие от вашей судьбы, как вас по батюшке?
- По батюшке мне ещё рано. Саша меня зовут, а это Георгий. Познакомьтесь.
    Молодые люди раскланялись, и подали друг другу руки.
    Через десять минут барменша подала великолепный двойной кофе. Руслан положил ей в карманчик красную десятку:
- Молодец, заслужила.
- Но это много, Русланчик,- смущаясь сказала Катя.
- Нормально, иди! У меня сегодня день рождения. Я щедрый!

    С этого дня и до конца отдыха, Руслан был бесплатным гидом для молодых людей. Однажды, после  обеда, гуляли  они по парку и уселись на огромную старинную скамейку. Под вытянутой рукой, Саша ощутила  вырезанный в бревне, текст, и прочла: "Бог есть везде".
- Надо же, как интересно! А что Руслан, у вас и церкви есть действующие?
- Да, где-то есть. Точно не знаю.
- Любопытно. «Бог есть везде», - улыбаясь, перечитала Саша. 
- Ты интересуешься религией? – удивился Руслан
- Да нет. Дома некогда ходить. А на отдыхе, ради интереса, сходила бы.
Но в Храм она так и не зашла.
    В последний вечер Георгий пригласил Сашу в Ореанду. Они выбрали уютное кафе, где можно было  перекусить и посмотреть на закат. Саша полностью была поглощена красотой яркого зрелища, и не прислушивалась к разговору. Очнулась она на словах:
- Дети вырастут. Дети имеют обыкновение вырастать. И мы будем вместе....
- Что, что, ты о чём?- спросила она Георгия,- я что-то задумалась, и потеряла нить разговора.
- Я люблю тебя, Саша, и хочу быть с тобой всегда.
- Георгий! Я тоже люблю тебя, но у нас семьи, дети.
- Вот я и говорю - дети вырастут! И у них будет своя взрослая жизнь. А мы, хоть и в конце жизни, всё равно будем вместе. Ты разве не согласна со мной?
    Саша вспомнила своего мужа, дочку, налаженный быт, хорошую работу, свёкра, занимающего большой пост в Главке, и её охватил страх: «Да не дай Бог!"
- Конечно, Жорик. Конечно, - вслух произнесла Саша,- я дам тебе  рабочий телефон, и мы будем созваниваться. И всё будет хорошо, и дети вырастут, и мы будем вместе... А сейчас поедем назад. Прохладно уже.

    На следующий день молодые люди провожали Сашу домой, в Ленинград. На вокзале Георгий отлучился на пять минут за сюрпризом, а Руслан вдруг стал серьёзен и зол:
- Я знал, что красивые женщины бывают капризными, но не думал, что они бывают жестокими. Зачем ты так приручила Георгия? Разве не знаешь, что человек в ответе за того, кого приручает?
- О,- засмеялась Саша,- «Моральный кодекс строителя коммунизма»? Да хватит тебе, Русланчик. Я же не спрашиваю, откуда у тебя куча денег, которые ты швыряешь направо и налево!
   И тут подошёл Георгий с огромным букетом чайных роз. Она схватила цветы и побежала к вагону.   
- Прощайте мальчики!- крикнула Саша с подножки поезда, и помахала рукой. Второй рукой она ухватилась за поручень. Цветы мягко упали на платформу. И пока поезд набирал скорость, нарастающий вихрь воздуха затягивал алые розы под чёрные колёса, и чугунная их тяжесть с лёгкостью переламывала хрупкие стебельки.
Последнее, что запомнила Саша, были глаза Георгия: печальные и растерянные.

    Прошла зима, и Саша забыла о своём ялтинском романе.  Наступила весна. От тёплых солнечных лучей снег на дорогах медленно таял, как кусочки сахара тают в чашке некрепкого чая. Закончился рабочий день, и Саша вышла из своей конторы направляясь домой.
- Сашенька, здравствуй!- окликнул её мужской голос.
    С букетом чайных роз в руках стоял Георгий.
- Я всё-таки нашёл тебя. Руслан мне помог.
   "Ну и сволочь этот Руслан!"- подумала Александра, а вслух сказала:
- Здравствуй, Георгий! Уйдём быстрее отсюда. Вдруг кто-нибудь увидит!
    И она быстрым шагом направилась к Летнему саду. Шли молча. Саша впереди, Георгий сзади. Вдруг Саша резко повернулась, выхватила цветы, и бросила их в  урну.
- Ну подумай, что я скажу дома, принеся букет  роз стоимостью в половину моего оклада? Это лишнее.
   «У меня одна задача,- думала Саша,- спровадить его побыстрее. Надо только что-то наобещать!»
- Милый, послушай, я не звонила потому, что боялась нарваться на твою жену! Зачем подводить тебя? Ты говорил, что у тебя есть брат. Давай мне его телефон, и через него мы будем держать связь. А теперь уходи, уезжай. Я приеду к тебе!
- В Армению?
- А почему нет? У нас на работе часто командировки бывают. Я попрошу! И приеду. Летом. Хорошо!? Я тоже скучала по тебе, и думала всегда. А теперь иди. Я приеду тебя завтра провожать. Ты из Пулково летишь?
- Да не знаю. Наверное, это сложно назавтра взять билет?
- Позвони мне на работу утром. Я постараюсь помочь тебе с билетом.
    И назавтра  Георгий уехал. Звонил он раз в неделю. Саша придумывала какую-нибудь причину, и мнимая её командировка  всё откладывалась и откладывалась. Через полгода с лишним  звонки прекратились. «Ну вот и славненько! Успокоился»,-подумала Саша.
    Однажды, холодным декабрём, когда по Питеру сквозил холодный декабрь, в домах было сыро, и неуютно, Саша увидела в новостях Ялту. "Надо же  уже год минул!" В это время в комнату ворвалась её дочка: 
 - Мама, пожар! Смотри, какой пожар,- и подбежала к окну. Саша вскочила, и выглянула на улицу. Горел шестнадцатиэтажный дом напротив. Все окна пылали ярким пламенем.Саша прошла в спальню, окна которой выходили на другую сторону дома, и со страхом и ужасом увидела, что горит ещё и маленький кирпичный заводик, располагавшийся недалеко от их дома, на пустыре.
- Вадик, что происходит? Надо быстро пожарку вызывать!
Муж посмотрел в окно, потом  вызвал пожарную машину, и успокоил Сашу:
- Горит заводик, подожгли, наверное! Кому-то надоела эта старая каптерка. А пламя отражается во всех окнах дома напротив. На улице темень какая. И окна тёмные. Сейчас погасят, у нас пожарные быстро работают. Не волнуйтесь девочки.

  В эту ночь Саша долго не могла уснуть. Пахло гарью, дым от потушенного пожара пролезал во все щели окон. И было очень тревожно. Откуда-то, из каких-то тайников сознания, как дым от пожара, пролезал жуткий страх. Страх необъяснимый и непонятный. И даже когда она заснула, страх не покидал её. Сон был коротким, но ей показалось, что это и не сон был вовсе. А видение какое-то.
  Она увидела узкое чёрное ущелье, по краям которого надутыми жилами, торчали корни огромных деревьев. И за эти корни цеплялся Георгий, пытаясь удержаться. Но падал всё глубже и глубже. А потом земля сомкнулась над ним. Захлопнулась,как дверь лифта. После этого видения прошло девять дней. И Саша увидела ещё один сон.Он был печальным, но каким-то светлым. Георгий сидел на  красивом стуле, и улыбался. Потом посмотрел на Сашу, и сказал: « А знаешь Сашенька, Бог есть везде! Это правда. Ты помни об этом». И улыбаясь, растворился.
 "Что там у него происходит,не понимаю. Надеюсь всё хорошо!"

  Промелькнуло ещё два года.
      
  Своё тридцатилетие Саша, Александра Михайловна, отмечала с родным коллективом в ресторане на Невском.Говорились тосты, славили, делали комплименты. Начальник отдела, Николай Степанович, пожилой пятидесятилетний мужчина вспоминал, как десять лет назад пришла к ним точёная, вздорная девочка, и никто не думал, что она  станет хорошим экономистом, и проработает в отделе так много лет. И ещё он говорил, что Сашенька совершенно не изменилась, и также заставляет мужчин вытягиваться по швам, и восхищаться ею. И даже сейчас, говорил Николай Степанович, несмотря на то, что в ресторации полно молоденьких девочек, мужчины, в основном смотрят на нашу Сашеньку, а вот один седовласый красавец за третьим столиком справа, вообще не спускает с неё глаз. Ура Сашеньке! И прочее...

  Все зааплодировали и заулыбались. Настоящую цену этой хвалебной речи Саша знала прекрасно. От её свёкра зависело очень многое в их конторе, но ей так хотелось понежиться в лучах славы! И хоть на минуточку поверить тому, что говорилось о ней. "Но кто это там так меня рассматривает? Какой такой седовласый красавец?" Она прищурилась, и посмотрела на третий столик справа. За столом сидел Руслан.

- Простите, друзья, я отойду на минутку, этот седовласый красавец - друг моего мужа.
  И задорной походкой она подошла к Руслану.

- Из тёплого Крыма в холодную Пальмиру? - игриво сказала Шурочка,- каким это ветром? Ты что молчишь? Не узнаёшь?
- Как раз узнаю. Всё веселишься?- грустно спросил Руслан.
- Имею право. Мне сегодня тридцатник стукнуло.
- Поздравляю.
- Что-то грустно поздравляешь. Можно было и улыбнуться.
- Улыбаться что-то не хочется. А поздравить... Поздравляю. Правда мне очень грустно сегодня. Надо же было именно в этот  кабак  зайти! Неприятное совпадение. Увидев тебя, друга своего вспомнил, Георгия. Помнишь такого?

- Помню,- задорно ответила Саша,- да мало ли друзей на Свете!
  Руслан посмотрел на Сашу тревожно и зло.

- Таких как Георгий - единицы. Давай помянем его по русскому обычаю.
  Руслан налил водку в пустые  стаканчики, что-то тихо сказал по армянски, и выпил.
- Как это помянем?- удивлённо спросила Саша, взяв в руки стаканчик с водкой.
- Георгий погиб.
- Как это погиб? Когда?
- Два года назад. Во время землетрясения. Город, в котором он жил весь ушёл под землю. Практически весь.
  Руслан поднялся.
- Саша, пойдём на воздух. Душно здесь, и музыка весёлая раздражает.

  Саша молча встала, подошла к своему столику, простилась со всеми, и вышла на улицу. Руслан ждал её у дверей ресторана.

- Георгий очень любил тебя. Но по своей наивности, не понимал, что тебе он не нужен. Я был единственным человеком, который связывал его с тобой. Со мной он мог говорить о тебе. Мы созванивались, летом они приезжали ко мне, на море. Знаешь, у него была удивительная жена. Умница, красавица.

- И она погибла?
- Нет. Просто после случившегося она постарела на двадцать лет.
- Ты поседел там?
- Да. За несколько часов. Я не знаю что такое война. Наверное, это страшно, когда человек воюет с человеком. Но когда с человеком воюет сама земля - это уже космический страх. Белла, жена Георгия, позвонила мне  на третий день после случившегося.
Связи не было несколько дней, и когда её восстановили, она позвонила мне, и попросила приехать. Погибли все её родственники, родители. И родители Георгия. Из-под развалин несколько дней раздавались стоны о помощи, плач детей, вой собак, мяуканье кошек. А потом всё замолкало.
 Родственники стояли рядом, и ничего не могли сделать. Спасателей было мало, техника не могла проехать по глыбам вздутого бетона. Мы вручную разгребали завалы, но успевали сделать мало. И наша помощь приходила уже к молчащим. На моих глазах женщина, оставшаяся в живых, сошла с ума. Это очень страшно. Не было воды, провизии, люди спали под открытым небом. Через несколько дней приехали спасатели со снаряжением. Много вертолётов, с гуманитарной помощью, но первые три дня моего пребывания там мне показались адом.

 Потрясённая до обморока, Саша всматривалась в Руслана, и вдруг, неожиданно для себя спросила:
- А ты знаешь... как погиб Георгий?
- Да. Это было на глазах у Беллы. Смерть была ужасной, и самое ужасное, что Белла ничем не могла помочь. Под Георгием разошлась земля. Разошлась,  а потом сомкнулась. Захлопнулась как дверь лифта,- ответил Руслан, и лицо его побелело.

  И вдруг Саша начала задыхаться. "Так это мой сон!"- пронеслось в её голове.- Дверь лифта. Земля сомкнулась над ним".
 
- Подожди, Руслан. Подожди. Тяжело что-то дышать. Не говори больше ничего. Пожалей меня. Я знаю. Там были ещё толстые деревья. Корни деревьев. И он хватался за них. Хватался. А земля закрылась над ним. Как дверь лифта  закрылась! Невыносимо больно. За что? Ничего не понимаю!

  Она пыталась сдержать рыдание, но в груди что-то зарычало, зашлось  какой-то теснотой и само собой вырвалось наружу.
- Поплачь. Поплачь, Саша. А у меня уже нет слёз.

  Руслан опустил голову:
- Что? Какие деревья? Ты что-то сказала про деревья.
- Неважно. Всё это неважно, Руслан. Уходи, пожалуйста. Мне надо побыть одной. Прости. Я должна побыть одна. Прости.
 
  Саша развернулась, и пошла к Летнему саду по дороге, где они когда-то шли с Георгием, в его единственный  приезд к ней. В памяти отрывками мелькали ялтинские воспоминания: знакомство с Георгием, его наивный взгляд, путешествие в Ореанду, скамейка с надписью «Бог есть везде», радость от новизны ощущений, дорожка из чайных роз, которыми он однажды усыпал номер в гостинице... И многое другое. Мысли кружились в голове слёзным вихрем.

 "Ничего не понимаю. Как это земля захлопнулась как дверь лифта над живым человеком? Как это выдержать? Георгия больше нет на Земле? Был. И нет. Это я виновата. Из-за меня он расплатился за предательство! Змея. Да я просто змея.  Нет. Молодость не прекрасна. Она безобразна. Безобразна своим неведением грядущей расплаты!" За одну минуту жизнь Александры превратилась вдруг в пытку. В пытку памяти о погибшем  человеке, которого предала она...

                Прозрение.

  Прошло ещё несколько лет. Муж Александры Михайловны умер как-то неожиданно и тихо. Но от его смерти осталось только чувство удивления. Саше казалось, что они совсем недавно познакомились. Совсем недавно бродили по Фонтанке, и кормили голубей на Аничковом мосту. Ведь это было только вчера, а в гробу лежал какой-то  пожилой человек и казался ей незнакомым и не родным.
 
" И зачем всё это? Вся эта семья, забота, вечная суета. Всё равно все умрём. И ничего не надо",- думала Саша, глядя на сотрудниц, суетившихся за поминальным столом, после возвращения с кладбища.

  Все женщины жалели её, и не давали ей работать, как будто бы это она умерла и не могла уже двигаться. Проходя мимо стула, на котором она сидела, замирали вдруг, и скрестив руки на животе тихонько вздыхали, потом гладили по голове и говорили:
- Ты поплачь, Сашенька, поплачь.
  Или:
- Что делать Сашенька, надо принять это горе. Скорбим вместе с тобой!

  Но Александре Михайловне почему-то казалось, что сотрудницы ей завидуют, и втайне мечтают о смерти своих мужей. Внешние проявления сочувствия были очень искренне. Так было принято. «Кем принято? Зачем принято? Не понятно,- думала Александра Михайловна,- чаще всего люди говорят то, что принято, а не то, что есть на самом деле.

  Она вспомнила своих родителей. Ещё совсем недавно, после их смерти, Саша плакала при каждом напоминание о них. А теперь все эти воспоминания были далеко и затуманились сизой дымкой. Они показались неправдой. Ну какая правда в том, что к приходу гостей родители тщательно мыли квартиру, выставляли красивую посуду, "доставали" икру, сёмгу, сервелат, заставляли Сашеньку одевать новое платье, душились дорогими духами, а по уходу гостей всё опять прятали в шкафы, серванты, запирали на ключ, и говорили:

- Это для гостей! Они должны знать, что наш дом - полная чаша!

  И маленькой Саше всё казалось таким нелепым и неправильным.

 "Вот у меня, когда я выйду замуж, - наивно полагала она,- будет по другому. И ничего я не буду прятать от себя и детей. И почему это нельзя всегда ходить в красивых платьях, кушать из красивой посуды и ходить по ковру?"


  Но когда она выросла, поступала точно так, как и её родители. "Разве мы делаемся лучше от того, что постоянно поступаем "как общепринято"? Разве есть правда в том, что мы пытаемся казаться лучше, чтобы понравиться окружающим?"- думала Александра Михайловна, глядя на гостей. Со скорбными лицами, мужчины наливались водкой, заедая горькую отраву жирными кусками мяса.

 "Какие они все толстые и старые!- подумала Саша,- и почему они так жадно едят? Как с голодного края. Разве на поминках можно так много кушать? А впрочем, так принято. "Про запас". Наверное, генетическое: наполнять своё брюхо пищей. Страх перед голодом. Домой мы вносим полные сумки еды, из дома выносим полные животы гельминтов. Мы пожираем мясо извне, паразиты пожирают нас изнутри. А Вадик сейчас в полной власти могильных червей. У них сегодня большое пиршество".

  Вдруг Александра Михайловна представила, как по лицу её мужа ползут длинные коричневые черви. Они заполняют глазницы, уши, копошатся во рту, выедая некогда красивые полные губы. И она опрометью побежала в ванную. Лёгкие спазмы рвоты, начавшиеся при мысли о червях, вынесли остатки пищи. Полились слёзы... Она стала задыхаться от рыданий. Александра Михайловна схватила полотенце, и зажала себе рот. В ванную постучала дочь.

- Мамочка, открой, открой мне.

Александра Михайловна взяла себя в руки, умылась. Не глядя в зеркало, причесалась и открыла дверь.

- Всё нормально, Диночка. Позови тётю Машу. Я пойду, прилягу. Пусть она сию минуту придёт ко мне.

  Через пять минут в спальню зашла давняя подруга Александры Михайловны, Маша.
 
- Маш, раздай всё гостям, я не выйду больше,- попросила Саша.
- Да, я понимаю, Сашуня, отдыхай. А как это всё раздай? И балыки? И буженину?
- Особенно балыки и буженину, они все в червях.
- Да ты что, Саша! Мы же на Невском покупали, всё свежайшее. Какие черви?
- Отдавай всё вместе с посудой, - с отвращением произнесла Александра Михайловна.

- Да как это с посудой? Посуду мы вымоем с Диночкой. Отдыхай.
  И Маша вышла, плотно закрыв за собой дверь. Саша присела на кресло и закрыла глаза. Мысли о Правде и Истине этой жизни не давали ей покоя. "Зачем мы сюда приходим? Зачем? В чём же полнота этой маленькой жизни? В чём её правда?" Она открыла глаза, взгляд её упал на стол, где лежали очки супруга."

 "Какими беспомощными кажутся очки умершего человека, - подумала Александра,- они становятся какими-то живыми, и будто даже вопрошают: «А где же та переносица, которой мы служили так много лет и уже срослись с ней? Куда она делась? Не понимаем».

 - А куда, в самом деле, делась та переносица, на которой сидели красивые очки? Куда делось всё, что было под этой переносицей: мысли, думы, желания. Неужели всё исчезло навсегда? Было... и исчезло. И нигде никогда не возобновиться? Неужели промежуток времени в шестьдесят, семьдесят лет это всё, что отпущено человечку в бесконечной Вселенной? Не может этого быть! Какая же правда в том, чтобы появиться на свет как мыльный пузырь и лопнуть через секунду? Ведь что - такое шестьдесят лет в бесконечном пространстве? Боже! Как смешно всё!

  Александра Михайловна посмотрела на спортивный костюм мужа. "Адидас" - безразлично прочитала она на куртке. Её спортивный костюм висел рядом. Было принято и модно бегать по утром вместе: и чтобы собака рядом, и что бы апельсиновый сок в стаканчике на столе, после пробежки. И жизнь казалась объёмной и полной! "И что же?- думала Саша,- Где эта липовая полнота? Куда она исчезла? Нет, что-то не так. Не в этом полнота. Не в этом "общепринятом" жизнь.
 Деньги? Ну, уж нет! Деньги, тряпки, машины - блеф. Ну, заработали миллион, ну купили дорогую машину. Одну, две, три, ну шикарную дачу! Пусть даже дворец с охраной, в конце концов! И что? Пришло понимание жизни? Пришло счастие? Вот сейчас, в данную минуту, все деньги, вложенные в одного человека, и превращённые в плотскую "радость", с удовольствием и урчанием поедаются  длинными, извивающимися паразитами".

  Волна тошноты опять подкатила к горлу. Александра Михайловна подошла к серванту и достав из тюбика валидол, бросила его под язык. Стало немного легче. На полке стоял сервиз "Мадонна". Очередное напоминание о глупости людской.

 "Как же было престижно иметь в серванте сервиз "Мадонна". Какая чушь. Престижно иметь сервиз в шкафу и не престижно иметь доброе сердце! В каком помешательстве можно додуматься до такого, чтобы разукрашенные стекляшки заменяли человеческое тепло? Какая всё это неправда! Но в чём правда? В чём?"

  Александра опять закрыла глаза, и увидела лицо Георгия. "Вот правда! Георгий! Его любовь. В своей любви он был искренен. Он не лгал. Он просто любил. Значит правда в искренности перед собой и людьми?"

  В комнату постучали.

- Мамочка, можно к тебе?
- Дина,войди. Все разошлись?
- Да. Мы с тётей Машей моем посуду. Тебе что-нибудь принести?
- Да. Принеси картонную коробку и газеты.
- Зачем?
- Принеси дочка и позови тётю Машу.
 
  Пришла Маша. Глаза подруги были тревожны. 

- Сашенька, я что-то волнуюсь за тебя. Как ты?
- Всё нормально, где Костя?
- В машине. Ждёт меня.
- Ты поди, позови его. Пусть поможет тебе коробку с сервизом донести.
- Какую коробку?
- Я тебе, Маша, хочу подарить "Мадонну".
- Сервиз " Мадонну"? С ума сошла. Это же вы из Германии привезли. Он настоящий! Да ты что? Это же память о Вадике! Я не возьму, – возмущённо сказала подруга.

- Память должна быть в сердце, Маша.

  Дина принесла коробку, и с удивлением посмотрела на мать.

- Дочка, помоги мне упаковать сервиз.
      
  Фарфор упаковали, и подруга уехала.

- Диночка, и ты уходи. Я хочу побыть одна.
 "Так в чём же она эта правда жизни? В искренности? В том, чтобы не лгать себе?"

  Александра ладонями закрыла глаза и опять увидела улыбающееся лицо Георгия. Увидела чётко и реально до страха. И вспомнила слова, произнесённые им в том странном сне, много лет назад: «А Бог есть везде! Ты помни об этом, Сашенька».
«Бог? Где он, Георгий! Где это везде? Георгий! Бедный, наивный мальчик. Прости меня. Какая смерть! А я всё живу и живу. Он, невинно соблазнённый, погиб в страшных муках, а я всё живу и живу. Ведь он не виноват. Один раз  оступился. И тут же расплата. Почему? А я, змея, живу».

  Александра Михайловна ходила из угла в угол, и не могла успокоиться. Мысли набатом звенели в голове и не давали покоя. "Да. Правда, это любовь. Георгий вот правда! Он любил меня. И предал того, кто дарован был ему судьбой, и поплатился за это. Но он не лукавил! Он был честен. А я лукавила. Лгала. Все лгут. Все притворяются. Так удобнее.Разве я любила своего мужа? Разве он любил меня? Нам просто было удобно. А Георгий не хотел лгать. Он хотел быть правдивым. И поэтому так погиб. Выходит, долго на Земле живут только лгуны и кликуши?"

  Александра Михайловна подошла к платинному шкафу и стала перебирать костюмы покойного мужа. Не было печали от утраты супруга. Не было. И значит она права в том, что не было любви. Саша гладила рукой пиджаки, рубашки, костюмы мужа, и грустно говорила сама себе: "Зачем человеку так много одежды? Вадик! Зачем тебе нужно было так много костюмов, рубашек, пиджаков?"

  И она представила, как сейчас, вот в это же время, в эту самую минуту, когда она стоит в уютной, красивой спальне с дорогими безделушками, глубоко под землёй по красивому твидовому пиджаку, в котором был похоронен её муж, ползают жирные черви. Саша закрыла ладонью рот, и простонала.

- Нет! Так можно тронуться умом! Надо что-то делать. Надо что-то делать.
Александра Михайловна широко открыла шкаф, достала чемодан на колёсиках и аккуратно сложила все вещи мужа. На второй полке висели её платья. Саша горько усмехнулась:

- А мне зачем столько платьев? Ведь не наденешь же сразу пять платьев! Нет. Не наденешь! Зачем столько юбочек, кофточек? Кого в них соблазнять? Кого обманывать? Ложь. Всё ложь! Иллюзия жизни.

  И платья полетели вслед за вещами мужа в чемодан.

- Вдове до конца жизни положено ходить в одном тёмном платье,- разговаривала она с собой.- До конца жизни. А мы? До чего мы додумались в этой пошлой жизни? Во что мы пялимся, старые грымзы? Как можно взрослой, замужней женщине надевать на себя вызывающие наряды, оголяя дряблое тело? Кого мы собираемся соблазнять? Кого замужняя женщина собирается соблазнять, одеваясь откровенно бесстыдно? Ведь это мерзко, уродливо! Опять тут Ева со своим червивым яблоком. Нет, мерзко это. Скверно. Что-то надо менять. Что-то надо другое!

  Александра Михайловна сложила в чемодан одежду и задёрнула замок.
- Вот и всё,- сказала она, как будто бы прощаясь с чем-то.

  Утром она заказала такси и повезла чемодан с вещами в церковь. У свечного ящика прислуживала пожилая женщина в платочке. Осторожно подойдя к ней, Александра Михайловна спросила, куда ей можно поставить чемодан  для страждущих и обездоленных. Женщина строго ответила:

- С вещами в Собес. Мы не берём.
- Спасибо,- ответила расстроенная Александра Михайловна,- жалко конечно. Я уже такси отпустила.

- А много вещей?- сжалилась женщина.
- Да чемодан полный. Практически всё новое.
- Ну, давайте, посмотрю. Где чемодан? 
- Я у Храма оставила. Сейчас занесу.
  И Александра Михайловна пошла за чемоданом. Но чемодана не было. Она улыбнулась:

- Ну и Слава Богу! Значит, все-таки, кому-то пригодились мои тряпки. Может быть нищим, может быть бездомным. Слава Богу.

  Вскоре дочь вышла замуж и уехала в Финляндию. Мозаика семейной жизни рассыпалась на кусочки, опала и растворилась в вечности. Наступило полное одиночество. Александра Михайловна ходила по комнатам и притрагиваясь к вещам, думала: "Как всё это пошло - вазы, кастрюльки, серванты, полочки из карельской берёзы. Какая глупая эта ладья ручной работы! За ней я стояла два часа. Тогда в Пассаже "выбросили" хрусталь. Неужели это было когда-то? Давиться в очереди за блестящим стеклом. Вороны мы что ли? Всё блестящее нам подавай. А ведь два часа из жизни вон".

  Саша взялась за края ладьи, подержала её в воздухе и разомкнула пальцы. Тяжёлая хрустальная ваза упала. Стукнувшись о дубовый паркет, она разлетелась на мелкие упругие комочки.

- Разбилась, - равнодушно произнесла Саша и наступила на осколки.

  Комочки стекла и ёлочка паркета окрасились алым цветом. Ей вдруг подумалось: если она изрежет в кровь свои ноги, то боль от ран заглушит ту, непроходящую и страшную боль, которая огнём жгла её душу. Боль непонимания происходящего, боль одиночества, боль отчуждения и страха. Но телесные муки не заглушили её душевных страданий.

  Александра Михайловна вспомнила древнюю традицию японцев, о которой где-то, очень давно прочла: старых родителей уносят высоко в горы старшие сыновья, для того, чтобы птицы "доклёвывали" их жизнь и чтобы родители не были обузой детям. Так решили старейшины. И вот дети, обливаясь слезами, беспрекословно несут на своих плечах тех, кто дал им жизнь. А потом уходят, оставляя родителей на растерзание птиц.

- Уж лучше птицы, чем черви. Жаль, что у нас нет такой традиции, - тихо сказала она, глядя на свадебную фотографию дочери, - правда меня и отнести некому... Не родила я себе сына. Всё аборты делала. Как говорил Вадик "не будем разводить нищету". А может быть, Вадик, ты был не прав?  Быть может лучше нищета физическая, чем духовная? Ты умер, дочка уехала, внучка  говорит на чужом языке и редко приезжает в наш дом. И значит я нищая. У меня никого нет. Никого и ничего, кроме глупых  ненужных вещей. Что же дальше? И где это "дальше?" Или дальше тишина? Надо чем-то отвлечься от этих нарастающих мыслей хаоса!

  Взгляд её остановился на книжном шкафу. Она взяла первую попавшуюся книгу. Это был Толстой. "Анна Каренина". Александра Михайловна открыла первую страницу и прочитала: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Александра закрыла книгу и села на диван.

- А у меня и семьи нет. Ни счастливой, ни несчастной. Может быть по следам Анны? Сейчас поезда быстрые, тяжёлые. Смерть наступит мгновенно.
  Александра встала и быстро начала прогуливаться по большой комнате. Глядя в пол, она разговаривала сама с собой. С кем ей ещё было разговаривать?

- Многим же вы, Лев Николаевич, указали  путь на рельсы. Наверное, многим. Вообще странно, что писатель-гуманист и как мне помнится верующий человек, указывал на путь самоубийства! Непонятно. Путаница какая-то. Ведь Анна двоих детей сиротами оставила. Уж лучше бы она умерла при родах дочери. Нет, непонятно, зачем под поезд...
 А зачем я думаю о самоубийстве? От одиночества и боли. И сейчас Анну я понимаю. Предательство любимого, его раздражённость, её ненужность, призрение общества - поневоле под поезд бросишься. Но почему она не думала о детях? Не понимаю. И тяжёлые колёса переломили её изящное тело.

  А любовник не пришёл на неё смотреть. Не захотел. Любовничек! На растерзанную душу он мог смотреть, а на изуродованное тело нет. Эстет. Эгоист. Да все они эгоисты. Они...? А я? Разве я не бросила под поезд, пусть даже и в переносном смысле, душу своего любовника? Чёрные, чугунные колёса переламывают тело красивой женщины - как это дико! Я где-то видела что-то похожее. Что это за воспоминание вспыхнуло в моём сердце? Чугунные колёса, с лёгкостью ломающие тонкие стебельки красных роз!? Где я это видела? Георгий! Его цветы. Дорога из чайных роз! И в день отъезда он принёс мне огромный букет алых роз. И они упали под поезд. И его растерянные глаза! Как это было давно! Но было. Нет. Не хочу под поезд. Неправильно это. Неверно. А как же Дина!?

  Александра Михайловна вытерла слёзы, одела очки, и быстро стала набирать цифры на телефонном диске.

- Диночка! Доченька, здравствуй. Как ты? Как моя внученька? Я так скучаю,- она сдержала вырвавшееся рыдание.
- Мама, ты что, плачешь?
- Нет, что ты! Простыла немного. Когда вы приедете ко мне?
- Мама, мы ведь только год назад виделись! Ведь это дорого!
- Да я продам что-нибудь. Бриллианты свои продам и оплачу вам все расходы... Не волнуйся. Только приезжайте, Диночка.
 
- Не надо ничего продавать. Мы уезжаем на три года в Австралию, и потом к тебе заедем... может быть.
- Как в Австралию? Зачем? А Габи?
- Мы все уезжаем. И Габка, конечно, с нами. Нам деньги нужны. Надо заработать на новый дом.
- Зачем? У вас прекрасный дом!
- Надо расширяться. Сколько можно жить в старом?!               

  У Александры Михайловны мелькнула радостная мысль.

- Диночка, ты ждёшь второго ребёнка?
- Ну вот ещё, нищету разводить. И одного пока хватит. Надо для себя пожить! По миру поездить, одеваться нормально, питаться правильно.
- Где-то я это слышала уже,- грустно и тихо сказала мать.
- Что ты говоришь? Я не слышу. Громче, мама, говори громче.
- Доченька, позови Габочку. Я поговорю с ней немного.      

  Дина помолчала, потом сказала строго:
- Мама, на каком языке ты будешь с ней разговаривать? Я тебе уже шесть лет твержу, чтобы ты учила хотя бы английский. Она в бассейне. Давай в следующий раз.
- Диночка, но почему ты не говоришь с ней по-русски?
- Мамуля, ну что ты, в самом деле! В России Габи не будет жить. Зачем ей русский?
- А может быть, вы вдвоём поедете в Австралию? А Габи со мной поживёт?
- Это исключено. У вас в России  преступность, мафия всем заправляет.
- Да нет, у нас тихо спокойно. В России хорошо теперь. И преступность понизилась.

- Мамочка, не надо. Мы смотрим новости. Как вы вообще там живёте?
- Мы родились здесь. И ты, доченька здесь родилась. Нельзя так на свою Родину!
- Мамулечка, старенькая моя мамулечка! Родина там, где хорошо. Ты, наверное, всю пенсию свою решила потратить на сегодняшний разговор. Пока, мамуля.
- До свидания, доченька,- печально сказала Александра Михайловна, и положила трубку на рычаг. В её сердце была такая горечь и пустота, такое отчаяние и такая боль, какой она доселе не испытывала ещё. Дина росла на глазах, была всегда рядом, и Александра никак не могла понять, откуда вместо тихой и послушной девочки появилась жёсткая, эгоистичная и самовлюблённая женщина, думающая только о материальном благополучие. Это было страшное открытие.

 "Хотя, детей, наверное, не надо "воспитывать",- подумала Александра Михайловна. Надо жить честно и душой - вот и всё воспитание. А мы с Вадиком? Разве не о материальном заботились мы. Она просто смотрела на нас. И впитывала всё как губка. Александра Михайловна посмотрела на фотографию мужа и тихо сказала:

- Знаешь, Вадюша, мне так больно,что уже ничего не болит.               

  Тихо и одиноко промелькнул ещё год. Однажды в ПАСХУ, по телевидению шла прямая трансляция из Иерусалима. Священник, в золотистом облачение, высоко поднимал
горящую свечу, и громко произносил:

" Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесах, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славите».
  И вдруг запели все вместе, священнослужители и верующие. У Александры Михайловны перехватило дыхание. Пение это было таким  величественным, торжественным и радостным, так задевало сокровенное в её исстрадавшейся душе, и так успокаивало её, что ей захотелось петь вместе с теми, кто был  в Иерусалиме. Но она не знала слов.

 «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Пели верующие. Потом священник громко и победно, произнёс:
 «Христос воскресе!».
И присутствовавшие в Храме, в тысячу голосов, ответили ему:
 «Воистину воскресе». Итак, три раза подряд.

  Александра Михайловна не понимала, о чём поют верующие, и что значат эти слова, но почему-то колени её подкосились и она, упав на них, стала безудержно плакать и причитать. И в этих причитаниях просила она, чтобы Христос указал ей путь в кромешной тьме, по которой проползала её жизнь.

  Встав ото сна, Александра Михайловна позвонила своей подруге:
- Маша, ты не знаешь, как  можно съездить в Израиль?
- Сашенька! А зачем тебе?- удивлённо спросила подруга.
- Хочу к Гробу Господа, хочу по Святой Земле пройти.
- Так это легко сейчас. Зайди в любой Храм и купи паломническую поездку по Святым местам. Паспорт у тебя есть?
- Да, я же к Диночке недавно ездила.
- Как там девочка твоя?
- Хорошо.
- А внучка?
- Тоже хорошо. Всё у них нормально Машенька. Спасибо. Созвонимся.

  Через два месяца Александра Михайловна отправилась в паломническую поездку по Израилю и Турции. Она ко всему внимательно прислушалась и приглядывалась, боясь пропустить хотя бы малость из рассказов экскурсовода. Особое волнение она испытала, подходя к Гробу Господню. Очередь шла очень медленно. Кто-то молился. Кто-то тихо плакал. Вдруг Саша услышала истошный крик. Какая-то женщина упала на пол, недалеко от Гроба Господня, и начала громко кричать и просить прощения у Господа за свои грехи. Женщина была пожилая, полная, и всё это казалось каким-то спектаклем.
  Когда дошла очередь до неё, Саша ладонью дотронулась до Святыни, и низко поклонилась. У Стены Плача фотографировались, снимали на кинокамеру друг друга, обменивались содержанием написанного в записках, смеялись. И опять Александре Михайловне всё это показалось каким-то театральным действием. Неправдой.
" Стена Плача,- думала она,- говорит само за себя. И к чему здесь улыбки, разговоры, фотографирования? Нет, всё-таки мне кажется, верующий человек должен быть очень тихим и скромным. Ну что это: Ниагарский водопад или Эйфелева башня? Почему они так веселятся? Не понимаю".

  Через три дня паломники прибыли в Эфес, куда, по преданию, выпал жребий апостолу Иоанну. Здесь он и поселился вместе с Богоматерью, помятуя слова Господа: «се Матерь твоя!» Маленький каменный домик, вросший за два века в землю, поразил Сашу до глубины души. "Вот в чём правда! – Подумала она.- В простоте. В бедности и чистоте духовной. И ничего больше не надо".

  От мысли, что именно здесь ходила, дышала, разговаривала Царица Небесная, Александра Михайловна пришла в полуобморочное состояние счастья. Она понимала, что никогда не попадёт сюда больше, и дотронувшись до каменного столика, за которым когда-то сидела Богородица, попросила Её помочь и заступиться за неё перед Божественным Её Сыном. В уголке дома, в небольшом углублении, находилось каменное изваяние Богоматери. Александра Михайловна, прижавшись лбом к Святыне, тихо сказала: «Царица Небесная, помоги мне найти правду. Я устала от земной лжи».

  Вернувшись из поездки, Александра Михайловна стала ходить в Храм. И это было единственное место, где она забывала всю неправду земного существования. Посещая Литургии, она поняла, что для неё Вера в Бога – это Таинство, тихая молитва, и отречение от земных благ. Однажды, на третий день Великого Поста, Александра Михайловна увидела сон. В огромном зале с высокими потолками, стоял длинный стол. За столом, с двух его сторон сидели  монахи в чёрных одеяниях. Лица их были очень строги. А в центре стола, на золотистом троне, в белоснежном одеянии, восседала Царица Небесная. Она улыбалась, и Её очи светились неизреченным светом. Впервые за много лет, Александра Михайловна проснулась счастливой и спокойной. Ответ на мучающий её вопрос о правде был найден.

  Перед уходом в тихую обитель, Саша решила поехать туда,где был у неё курортный роман. У вокзала она купила огромный букет чайных роз.

  Здесь многое изменилось. Прошло тридцать лет. Она обошла маленький городок, и увидела жуткую картину строящегося капитализма. Всё это было и в Петербурге, но в маленьком городке убогость перемен была намного заметнее. За крепкими огромными заборами возвышались дома-дворцы. Оттуда доносился хриплый лай злых собак. У подножий этих немногих дворцов сидели местные нищие. Не попрошайки, а именно нищие: голодные и немощные старики. Это было печальное зрелище.
 Александра Михайловна раздала им всё, что было у неё в кошельке, и направилась в платановый сквер. В те далёкие годы, здесь было маленькое кафе, где беззаботно и весело молодые люди угощались ароматным кофе. Однажды вечером, Руслан показал им местных путан, они прятались в тёмном переулке, и о их "деятельности" знали только "избранные". Теперь путаны не прятались в ночи, а открыто расхаживали  даже днём. Наглые, разукрашенные, в блестящих одеждах, они смотрели на людей с призрением и ухмылкой.

«Боже, какое уродство! - подумала Александра Михайловна,- в те далёкие времена, хотя бы дети не знали профессию этих женщин. Теперь всё открыто и напоказ. Вся уродливость напоказ - вот девиз нашего мерзкого времени. Нет. Скорее из этого капища уйти! Подальше, подальше от людей!»

  Саша присела на скамейку, и осторожно положила на неё цветы.
- Это тебе, Георгий,- тихо сказала она,- прости меня!
  И она провела ладонью по спинке старинного дерева. Под пальцами почувствовалась шероховатость. Александра Михайловна встала, одела очки и прочитала: «Бог есть везде!» От неожиданности она быстро сняла очки, и тут же снова одела их. И снова прочитала: «Бог есть везде».

  В волнении она обошла вокруг старой скамейки.
« Да не может быть! Ведь тридцать лет прошло. Неужели это та же скамейка?"
  Она долго не могла успокоиться и привести мысли свои в порядок.
« Да как же так?» Она опять присела на скамейку, положила руку на вырезанную ножом надпись и заплакала.

« Георгий! Прости меня."
  Александра Михайловна  вспомнила как шутя, Руслан назвал эту скамейку
" местом сладких ея свиданий". Теперь она была  для неё скамьей подсудимых.
Саша была уверенна, что не без её помощи, Георгий так рано ушёл в мир иной.
Она гладила ладонью надпись «Бог есть везде» и плакала. По старому её лицу слёзы медленно катились, задерживаясь в канавках морщин и собираясь у глаз светящимися озерцами.
  Молодой человек, заметивший плачущую женщину, подошёл к ней:
 -Тётенька! Вам плохо? Что случилось?
 -Всё нормально, сынок! Всё хорошо. Иди с Богом.

  День уходил за море. И с неба спускались лёгкие сумерки. Александра Михайловна сидела на скамейке и не могла встать. Запах чайных роз напоминал ей о давно прошедшем времени.
 
- Дорога из чайных роз,- прошептала она, если б знать, если б знать... и как знать в глупой молодости о том, что нельзя быть жестоким, и как знать, что за всё надо платить страшной ценой... как знать?

  Потом она вспоминала ту страшную ночь, когда увидела гибель своего любовника. А спустя два года, узнала о том, что всё так и случилось. Встреча с Русланом была, конечно, не случайностью. Теперь, когда она доверила свою жизнь Богу, душа её знала, Кто напоминает нам о Правде. Но тогда, впервые в жизни, Саша почувствовала что-то такое, чего не мог объяснить её разум. Сны, видения, какие-то мимолётные вспышки "чего-то", что сбывалось почти с точностью через какое-то время. И тогда, а пуще после смерти родителей, она начала понимать, что кроме физического тела существует что-то ещё. Какая-то правда, о которой мы не знаем. Или забыли. И о которой кто-то нам напоминает. Родители умерли один за другим. Они не мучались. И это немного успокаивало. Старость всегда имеет завершающий аккорд. И этот аккорд смерть. Но Георгий! Ему было чуть больше четверти века.
- Господи! Может быть за все муки, выпавшие на долю этого несчастного юноши, ты взял его в рай? И его чистая душа теперь Там, где все дороги выстланы розами?!
 
  Александра Михайловна посмотрела в небо. В серых сумрачных облаках вечера что-то раздвинулось тихо и медленно,а из глубины небесной показался островок яркого света, он торжественно вспыхнул и мгновенно исчез. На душе стало спокойно и светло:
- Надеюсь Господь уже простил его... И меня простит когда-нибудь... Пора! Прощай, скамейка. Прощай город юности. Прощай Георгий! Прощай всё, что связано с грехом...

  Александра Михайловна  последний раз погладила надпись «Бог есть везде». Потом достала авторучку, и крупными буквами написала: "И Он всё видит".

2006 год.