http://www.proza.ru/2009/04/02/932
Иногда бывает так страшно, что легче сойти с ума. Это похоже на шар, который надувается внутри твоей головы, а потом, не выдержав напряжения, лопается. Тогда становится не страшно, ужас уходит вместе с рассудком. Плохо в этом то, что пути назад уже не будет никогда.
Меня зовут Вадим и я расскажу вам кое-что о своих кошмарах. Каждую ночь с апреля по август тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года я просыпался от собственного крика, в мокрой от пота постели. В развешенных вещах, в складках штор мне мерещились призраки из моих снов и я долго не мог решиться встать с кровати, чтобы включить свет. Я знал, что до следующей ночи мне не уснуть, шёл на кухню и пил горячее молоко, чтобы успокоить саднящее от вопля горло.
Я хорошо помню тот день, а вернее ночь, когда это началось. Я лежал в кровати и размышлял о каких-то мелочах, вроде того, что надо записаться к стоматологу или взять новые книги в библиотеке. Размышления не были приятными или неприятными. Просто мысли, которые мешают заснуть.
В комнате было не слишком темно, потому что я никогда не занавешиваю окна полностью, и я мог видеть неясные очертания собственной мебели и отблески лунного света на её лакированных поверхностях. В какой-то момент я почувствовал, что в комнате стало что-то не так. На первый взгляд ничего не изменилось, но темнота стала другой, более насыщенной, как будто кто-то вдруг поменял настройки изображения. Левая рука у меня немного свисала с кровати и я непроизвольно подтянул её под одеяло. Мысли о библиотеке выветрились и я почему-то подумал о карлике, который мог бы спрятаться у меня под кроватью.
Послышался шорох. Он был вполне отчётливым и раздавался откуда-то снизу. Этот звук мог бы издавать маленький человек, если бы захотел незаметно выползти из под кровати. Осторожный шорох крадущейся твари. Волосы у меня на голове зашевелились. Я включил лампу на тумбочке и переместился в середину постели, подобрав под себя ноги. Наверное, нужно было вставать и бежать, но я представил, как чьи-то холодные узловатые руки обхватывают мне щиколотки и решил пока подождать.
Слева вынырнула большая, уродливая голова с необыкновенно маленькими глазами и высоким лбом. Нос был сильно вздёрнут и приплюснут, как у пекинеса. Большой, мокрый рот улыбался. От страха я словно закоченел и несколько секунд мог только корчить жуткие гримасы в попытке закричать. Казалось, ужас перекручивает всё моё тело и от этого можно было сойти с ума, но наконец крик вырвался из моих лёгких, выталкивая меня в реальность. Конечно, это был сон.
В ту ночь я пытался ещё заснуть, но так и не смог этого сделать. Мне мерещилось, что в комнате кто-то есть. Я открыл все шкафы и пошарил под кроватью, чтобы себя успокоить, но ощущение непонятного постороннего присутствия не проходило. Я лежал с включённым светом, пока не рассвело.
На работу я вышел разбитый, и пришлось выпить несколько чашек кофе, чтобы хоть как-то продержаться до шести вечера.
- У тебя две ошибки в отчёте, Вадим, - сказала мне Елизавета Аркадиевна. – Если бы я всё время за тобой не проверяла, ты бы развалил нам все дела.
На сей раз я действительно сплоховал и как ни противно было извиняться перед этой старой кочергой, нашим главным бухгалтером, мне пришлось это сделать.
- Ты никчёмный сотрудник, Вадим, - сказала она в ответ на мои извинения. – Не мне решать, но будь моя воля, ты бы уже давно здесь не работал.
Она говорила медленно, тщательно выбирая слова, чтобы побольнее ужалить. Её отвислые, старческие щёки подрагивали от ненависти и создавалось ощущение, что сейчас она запрокинет голову и страшно засмеётся. Она, однако, не засмеялась, а просто скривила чуть лицо и махнула рукой на дверь, словно я досаждаю ей своим омерзительным присутствием.
Вечером я долго не мог уснуть. Я вспоминал тот неприятный разговор, в кабинете Елизаветы Аркадиевны. В этой конторе я работал бухгалтером уже несколько лет и таких разговоров пережил немало, старуха любила попить кровь из тех, кто был ниже её по должности.
Некстати вспомнился вчерашний кошмар, и унизительный дневной разговор отошёл на второй план. В комнате стало неуютно и по телу поползли нервные мурашки. Раздался скрип открываемой двери и я почувствовал, как в животе ожил и зашевелился холодный комок. Скрип был отчётливым и доносился из угла комнаты, где стоял большой дубовый шкаф, в котором раньше хранились вещи жены, а теперь висели только пара моих костюмов. В нём вполне могли бы разместиться с комфортом трое человек.
Я включил лампу, и комната осветилась тусклым жёлтым светом. Одна, ближняя ко мне, створка шкафа была приоткрыта. Комок в желудке резко уплотнился и начал противно пульсировать, распространяя холодные волны по всему телу. Я понимал, что нужно вставать и колени у меня ныли, как будто в них вонзили спицы.
Я встал с кровати и не надевая тапок, осторожно подошёл к шкафу. Ноги плохо меня слушались, и каждый шаг давался с трудом, словно я шёл по песку с тяжёлым рюкзаком за спиной. Против воли я взялся за ручку приоткрытой дверцы и потянул на себя. Света лампы было недостаточно, чтобы проникнуть в чрево шкафа и я увидел лишь черноту, за которой могло скрываться что угодно.
Я смотрел в эту зловещую расселину, словно загипнотизированный, ощущая, как что-то в моей голове наполняется чёрной смолой концентрированного ужаса. Из проёма шкафа показалась бледная рука и взялась за край открытой дверцы, а потом я увидел лицо. Оно принадлежало женщине и было мёртвым, как лунный кратер. Редкие пряди слипшихся волос пролегали по нему кривыми, чёрными трещинами. Неестественно огромные глаза в мутных разводах, как будто в них лопнули пузырьки туши, бессмысленно смотрели прямо на меня. Мне показалось, она хочет что-то сказать, её челюсти шевелились, обнажая гнилые дёсны.
Я закричал. Долго и пронзительно, как женщина, так, что под конец из горла вырывался звук, напоминающий скрип мела, когда неудачно проведёшь им по доске. К тому времени я уже проснулся, но остановить крик сразу не смог. Меня сильно трясло. Немного полежав, я пошёл в ванную, чтобы умыться и прийти в себя. Плеснув в лицо холодной водой я посмотрел в зеркало. Думаю, я мог бы умереть от разрыва сердца, если бы увидел в отражении, как кто-то стоит за моей спиной. Но к счастью, в зеркале отражалось только моё собственное лицо, белое, как бумага.
На работе, чтобы разогнать сонливость, мне приходилось постоянно пить кофе. Под конец дня меня вырвало огромным количеством этой тёмной жижи и я решил, что сегодня лягу сразу, как приду домой.
Так я и поступил. Перед тем, как лечь спать, я съел три яйца всмятку и выпил несколько таблеток валерьянки. Немного подумав, я заглянул в свой большой угловой шкаф. Там висели мои костюмы, а внизу лежало несколько обувных коробок, покрытых слоем пыли. Никаких следов того, что ночью тут кто-то прятался, не было.
Мне вспомнилось, как много здесь когда-то хранилось вещей и я ощутил лёгкую, светлую печаль, которая накатывает иногда, если увидишь случайно старую фотографию, или просто посмотришь на звёздное небо. Откуда она приходит, из глубин космоса или зарождается в самом сердце? В любом случае, здорово, что с человеком иной раз случаются такие минуты, подумал я.
Ночью мне опять приснилась та женщина. В этот раз она вышла из-за шторы. На ней была белая пижама, измазанная не то кровью, не то грязью. Она шевелила губами и издавала длинные, мычащие звуки, но я не мог понять, что они означают. Похоже, что это были слова, но как будто сказанные в сильном замедлении. Я соскочил с кровати и бросился к выключателю, успев заметить, что женщина сделала шаг в мою сторону.
Я нажал кнопку выключателя, и комната озарилась каким-то приглушённым красноватым свечением. Призрачная фигура от этого стала выглядеть ещё страшнее. По лицу её пролегли глубокие, бордовые тени, а в глазах заплясал дьявольский огонёк. Уголки её губ едва заметно приподнялись и она двинулась ко мне, продолжая говорить что-то своим низким тягучим голосом. Я выбежал в коридор и попытался открыть входную дверь, чтобы выскочить на лестницу. Повернул замок, но дверь не открывалась. Я вспомнил, что закрывал её ещё на ключ, а ключ положил на комод, но что-то делать уже было поздно, женщина была слишком близко. Я увидел, как она тянет ко мне свои руки и закричал.
Страшная женщина снилась мне каждый день, чаще всего одна, но иногда вместе с карликом. Карлик был отвратителен на вид, но такого ужаса, как мёртвая женщина не вызывал. Однажды, когда он стоял в проходе и мешал мне выбежать из комнаты, я даже сумел оттолкнуть его. Он упал, тяжело ударившись своей большой головой о железный косяк. Похоже, травма была серьёзная, потому что когда он поднялся, то не смог удержаться на ногах и завалился набок. Он замычал, как глухонемой и жутко засучил маленькими кривыми руками. В том сне мне удалось вырваться из квартиры, а на следующую ночь я опять видел карлика. На голове у него, в том месте, где он ударился, бурел кровоподтёк.
Приходя с работы домой, я быстро ужинал и сразу ложился спать, а просыпался примерно к двум часам ночи от крика. Я быстро привык к новому распорядку и мне уже не приходилось пить кофе, чтобы случайно не заснуть прямо на рабочем месте. Просыпаясь посреди ночи, я обычно принимался за дела, которые раньше делал в вечернее время. Первым делом я всегда перемывал всю посуду, потом готовил еду или занимался уборкой, ездил в круглосуточный супермаркет за продуктами, стирал, гладил, а потом у меня ещё оставалась куча времени, чтобы залезть в Интернет или почитать газеты. Сна в будние дни всё равно оказывалось недостаточно, но я навёрстывал его на выходных, обнаружив, что в дневные часы сплю как младенец.
Прошло довольно много времени, прежде чем я понял, что столкнулся с серьёзной проблемой. До этого я относился к этим кошмарам примерно как подростки относятся к своим прыщам. Они, конечно, здорово портят нам жизнь, но ведь от этого ещё никто не умирал, верно? Так было до тех пор, пока я не накричал на свою мать, когда она позвонила мне в воскресенье, попросить привезти ей продукты.
- Я подумала, ничего страшного, если я позвоню немного пораньше, чем мы договаривались, - сказала она. – В пять часов ко мне придёт Таня и я решила…
- Какого хера ты чего-то там решила? – заорал я в трубку.
Мама что-то хотела ответить, но осеклась раньше, чем произнесла первый звук и я услышал только сдавленный вздох.
- Извини, мам, - сказал я. – Ты меня разбудила, я не совсем соображал, что происходит.
- Конечно, Вадь. Я испугалась, что ты сошёл с ума.
Я подумал о том, что сам, пожалуй, испугался этого не меньше.
- Сейчас я соберусь и приеду, хорошо? - сказал я.
- Хорошо, Вадь. Я жду.
После этого случая я понял, что если мои ночные приключения и походили на подростковые прыщи, то пора было признать, что они здорово загноились. Я стал рассеянным и нервным, и на работе приходилось прилагать огромные усилия, чтобы хоть как-то тянуть свой участок. Всё чаще в голову мне приходила мысль о том, чтобы обратиться к психотерапевту, но решиться на этот шаг пока мне было непросто.
В своих кошмарах я, напротив, стал более изобретательным, как будто мои выдержка и контроль перетекли из обычной жизни в мир моих сновидений. Как только мёртвая женщина показывалась из-за шторы или выходила из шкафа, я бросался на кухню, закрывая за собой все двери. Это давало мне несколько драгоценных секунд, чтобы успеть открыть окно и выпрыгнуть на улицу. Я жил на втором этаже и прыгать было не страшно, тем более, что окно выходило на газон. Очутившись на улице, я бежал со всех ног по улицам ночного города, стараясь оказаться как можно дальше и, возможно, найти место где женщина не смогла бы до меня добраться. Я верил, что такое место существует, но все попытки отыскать его оказывались тщетными.
Город, который я видел во сне, был совершенно заброшен и напоминал самый обыкновенный провинциальный город, беспорядочно застроенный одинаковыми серыми пятиэтажками, обшарпанный и бестолковый. Дома глазели на меня разбитыми дырками окон, а на узких, кривых улочках не было ни одного работающего фонаря. Иногда я видел какие-то тени, мелькающие в тёмных арках и проёмах подъездов, но останавливаться, чтобы разглядеть их подробнее, у меня не было времени. Женщина, которая меня преследовала, хотя и ходила на первый взгляд довольно медленно, тяжело подволакивая обе ноги, тем не менее умела каким-то образом оказываться в самых неожиданных местах. Стоило мне замешкаться, как она появлялась прямо за спиной, хотя несколько секунд назад я видел, как её фигура показывалась из-за поворота в самом начале улицы метрах в трёхстах от меня. Иногда она поджидала меня за углом или пряталась в тени дома. И каждый раз, протягивая ко мне свои бледные, холодные руки, она как будто забирала у меня частичку души, заставляя сжиматься сердце. Тогда я кричал.
Я записался на приём к психиатру, после того, как ударил Елизавету Аркадиевну. Она вызвала меня к себе в кабинет и начала отчитывать за какие-то пустяковые недочёты.
- Будь моя воля, тебя бы уже давно здесь не было, Вадим, - сказала она. – Мне легче делать всё самой, чем постоянно тебя проверять.
- У нас такая работа, Елизавета Аркадиевна. Здесь нет никого, кто бы не ошибался хотя бы изредка, - пытался я оправдаться.
- Проблема в том, Вадим, что у тебя это происходит слишком часто. Я прекрасно понимаю твою ситуацию с женой, но я не могу всё время за тобой проверять. Пожалуйста, пиши заявление и иди куда хочешь, если ты не можешь собраться и нормально работать.
Я встал со стула и залепил ей пощёчину. Смотреть на это черепашье лицо, отравленное властью и злобой, было невыносимо. Пощёчина была не сильная, Елизавета Аркадиевна выпучила глаза и открыла было рот, чтобы закричать, но тут я ударил её ещё раз. Теперь сильнее, так что она свалилась со стула и из носа хлынула кровь. После этого я пошёл в свой кабинет и налил себе чашку кофе. Происходящее совершенно не казалось мне хоть сколько-нибудь важным.
Скандал раздувать не стали, и я тихо уволился по собственному желанию. Психиатр долго со мной беседовал, но внятных советов дать не смог. Выписал какие-то таблетки и посоветовал взять отпуск.
- Все симптомы указывают на нервное переутомление, - сказал он, устало потирая виски.
Подозреваю, что такой диагноз он ставил большинству своих пациентов. Я поблагодарил его и пошёл, досадуя, что из-за такой потери времени не успею выспаться.
Каждую ночь я исследовал всё новые и новые маршруты и через некоторое время стал довольно неплохо ориентироваться в моём сновиденном городе. Сложная система его улиц была устроена так, что я всё время возвращался туда, откуда пришёл, и всё чаще я стал отваживаться заходить в его тёмные, опасные дворы. Те редкие, мелькающие тени, которые я заметил ещё в самом начале, во дворах водились в изобилии. Однако, стоило мне появиться и они беззвучно разлетались, словно стайка маленьких рыбок, учуявших хищника.
Я научился бесконечно долго убегать от мёртвой женщины и карлика, но от собственного страха убежать было невозможно. Заканчивалось всё тем, что пробегав несколько часов кряду, я опускался на колени, усталый и затравленный и ждал, когда меня найдут, чтобы проснуться от ледяного ужаса. Просыпался я теперь гораздо позже, примерно часам к пяти утра, но отдохнувшим после такого сна я себя не чувствовал. Основную часть времени, пока я бодрствовал, я обдумывал стратегию предстоящей ночной гонки. Я нарисовал приблизительный план города и решил, что не буду терять надежду, пока на нём не останется белых пятен. Мне казалось, что из того заколдованного лабиринта, в котором я очутился, должен быть какой-то выход.
Однажды ночью я проснулся не от собственного крика, а от звонка в дверь. Это было очень некстати, потому что именно в этот раз мне удалось добраться до одного отдалённого района, где я ещё не бывал. Я был страшно раздражён и открыл, не спрашивая. Три человека, представившись милиционерами, приказали мне одеться и идти с ними. Мне пришлось подчиниться и когда я вышел с ними на улицу я поразился, насколько этот город, хоть он и светился фонарями и огнями реклам, похож на тот мрачный лабиринт, которым я грезил по ночам. Мы сели в машину и поехали.
Меня допрашивали в кабинете старшего следователя и я признался в том, что убил свою жену, после того, как у неё случился выкидыш. Я задушил её поясом от халата и два дня её труп лежал в квартире, в угловом шкафу, пока я не решился отвезти его в лес. Я даже не стал её закапывать, просто бросил в канаву, а позже отвёз туда и все её вещи. Разум мой был тогда словно помрачён и всё происходящее, как и в более позднем инциденте с Елизаветой Аркадиевной, не казалось мне существенным. Официальная версия происшествия, которой я решил до поры до времени придерживаться, состояла в том, что жена просто сбежала от меня с любовником. Довольно глупо с моей стороны, согласен, но я и не строил особых иллюзий. Рано или поздно труп должны были найти, и его нашли.
Я подписывал и подписывал какие-то документы, думая лишь о том, чтобы меня быстрее оставили в покое. Где-то там, на другой стороне моего Я, существовал странный и пугающий мир и я должен был туда попасть. Он звал меня, дразнил нервы, как бутылка коньяка в шкафу, которая не даёт покоя алкоголику, пока он её не выпьет.
Я заснул сразу, как только оказался один в камере. Во сне я обнаружил себя стоящим на той улице, по которой я бежал до того, как меня разбудил звонок в дверь. Я запомнил это место. С окна второго этажа ветер выдувал наружу зелёную, порванную штору, которая реяла как флаг какой-то невиданной армии мертвецов.
Женщина стояла всего в двух шагах от меня. На этот раз она была одна. Её рот, как всегда открывался, но теперь мне показалось, что я расслышал слова. Похоже, это было моё имя.
- Вааааадииииммм, - тянула она. – Вааааааадииииимм.
Она сделала шаг и протянула ко мне руки. Я почувствовал, как что-то лопнуло у меня в голове. Я зажмурился и закричал изо всех сил, а когда открыл глаза, женщины уже не было. Наверное, она получила всё, что хотела. Я стоял на той же улице и из окна на втором этаже всё также выдувало зелёную занавеску. По обеим сторонам стояли разбитые машины, отсвечивая осколками стёкол мертвенно бледный свет луны. Город ничем не изменился, однако, теперь он не казался мне заброшенным. Немного постояв посреди улицы, я заскользил в сторону дома.
С той августовской ночи прошло уже бог знает сколько лет. На моей карте давно не осталось белых пятен, но выхода я так и не нашёл. Да и есть ли он? Каждую ночь мне снится мой мрачный город с кривыми улочками, пустыми домами и бесконечными рядами разбитых машин, а днём мне грезятся санитары с электрошокерами, белые стены больничной палаты и квадрат солнечного света на полу, перечерченный тенью чугунной решётки. Иногда я кричу, но теперь уже не от страха. Крик помогает вырваться, если ты слишком увяз, а страх уходит, как я уже говорил, вместе с рассудком.
15.01.2009
© Copyright: Алексей Кузьмин, 2009
Свидетельство о публикации №1904020932