Морок. Стрелок Дьявола
http://www.proza.ru/2009/04/02/69
There's just one rule that can save you, your life,
that’s a hand on your knife, and a devil in your soul.
Keep your hand on your gun!
Don't you trust anyone!
There's just one kind of man that you can trust:
that’s a dead man, or a Gringo like me!
Пролог
Макс лежал в серой пыли. Его била дрожь, из горла вырывался хрип. По телу от разорванного живота и вываливающихся внутренностей разливались волны дикой боли. В глазах было темно, но за звоном в ушах он различал смех. Этот смех был сейчас ему ненавистнее всего на свете. Он понимал, что жить ему осталось от силы несколько минут, но минуты эти боль превратит в вечность. Люди, стоящие вокруг него, и со смехом наблюдавшие за его попытками подняться или дотянуться до револьвера тоже понимали это. Один из них, под дружный хохот товарищей, наступил сапогом на выползшие из живота кишки. Макс прокусил губу, но так и не смог сдержать крик, вызвавший новый взрыв хохота. «Господи… только бы дотянуться до револьвера!... Дьявол…» -- пронеслось у него в голове. Его револьвер – новенький кольт «сингл экшн арми» .45 калибра образца 1873 года, купленный по случаю в Рено, валялся на земле всего в двух шагах. Но дотянуться до него не было ни одного шанса.
-- Я могу тебе помочь… -- прошептал чей-то голос. Макс не мог увидеть, кто это говорил, он думал, что это те издеваются над ним. Но этот голос принес собой новую вспышку боли. Другой боли, очищающей, от нее у Макса слегка прояснилось зрение, и утих шум в голове.
-- Так помоги! – едва слышно прошипел сквозь зубы Макс. Он не верил, что кто-то действительно хочет ему помочь, но хватался за последнюю соломинку. Теперь он мог различить свой револьвер, сверкающий на солнце. Ему показалось, что тот слегка сдвинулся с места, но, вероятно, это просто у Макса все плыло перед глазами.
-- А что ты сделаешь? – спросил голос, и от него по телу Макса разлилась новая волна боли. Теперь он отчетливо видел револьвер. Шум в голове утих, но голоса тех отошли на задний план. Он слышал только того, кто предложил ему помощь. Револьвер снова шевельнулся, Макс готов был поклясться в этом – он чуть-чуть сдвинулся к нему, оставив бороздку в толстом слое пыли.
-- Убью их. Выпущу им кишки, а потом спокойно буду умирать, наслаждаясь их криками. – чем яснее становилось у Макса в голове, тем сильнее разгоралась в нем ненависть к ним. У него сводило мышцы, то ли от желания стрелять, то ли от боли.
-- Нет. Если я помогу тебе, ты должен будешь работать на меня… -- прошептал голос.
-- Да хоть на самого дьявола! – выкрикнул из последних сил Макс.
-- Это, как раз, я. – очень отчетливо проговорил голос, и исчез, унося с собой боль и кровавую пелену из глаз. Револьвер сам прыгнул в раскрытую ладонь Макса. В следующее мгновение грохот выстрелов, крики, толчки отдачи, всхлипы и теплая кровь, плеснувшая на лицо, смешались в голове Макса адской какофонией.
Макс проснулся, как всегда после этого кошмара, в ледяном поту. Его била крупная дрожь, во рту остался металлический привкус, из прокушенной губы текла кровь. Он полежал несколько минут на кровати, приходя в себя. Потом, не глядя, дотянулся до тумбочки, дрожащими руками свернул самокрутку. Получилось не сразу, дважды он просыпал табак на простынь. Выругавшись сквозь зубы, и все-таки справившись с непростой задачей, щелкнув зажигалкой, он закурил.
-- Просто сон, просто еще один, чертов дурной сон. Такой же, как и тысячи предыдущих… – пробормотал Макс.
Он покосился на часы – было без четверти два. Несколько раз глубоко затянувшись, Макс затушил остатки самокрутки в пепельнице, встал с кровати и прошлепал в ванную. Умывшись холодной водой, посмотрел на себя в зеркало. Усталое лицо, морщины, разбегающиеся от уголков серых глаз, нос с горбинкой, смотрящий немного влево, старый тонкий шрам, тянущийся через всю правую половину лица, начинающийся от брови и сбегающий к подбородку – пожалуй, при встрече с самим собой, Макс бы перешел на другую сторону улицы.
-- То же мне, адский стрелок, что б тебя… -- проговорил он и сплюнул от досады в раковину. Этот сон снился ему уже много лет, но он так и не сумел привыкнуть.
1
Слегка взбодрившись холодным душем, Макс вернулся в комнату. Задумчиво постояв посредине и глядя в окно, он, наконец, почувствовав, что время пришло, пожал плечами и прошел к столу. Усевшись в кресло и откинувшись на спинку, открыл ящик и достал плоский деревянный ящичек, резко выделяющийся на фоне безликой и аляповатой обстановки комнаты свой изысканностью. На верхней крышке было вырезаны и залиты золотой краской четыре цифры «1873». С какой-то непонятной нежностью Макс провел ладонью по полированному дереву. Его руки замерли на миг, будто не решаясь открыть ящик Пандоры, а потом ловко отомкнули маленький замочек и подняли крышку. Утопленные в красном бархате, перед ним лежали два револьвера марки Кольт. Длинноствольная кавалерийская модель легендарного «сингл экшн арми», прозванного «миротворец». Ни одно оружие мира не обладало столь богатой историей, ни один пистолет или револьвер не выпускали на протяжении столь долгого времени, ни один пистолет или револьвер не получил такого количества моделей, модификаций и коллекционных изданий, как «миротворец». Увековеченный сотнями вестернов, он и сейчас выпускался, хотя уже скорее, как дорогая игрушка для коллекционеров и фанатов. Но два сверкающих сталью револьвера в руках Макса были произведены еще в то время, когда «кольт» по праву считался самым эффективным, надежным и смертоносным ручным стрелковом оружием. Впрочем, идеальное состояние механизма, нетронутая ни ржавчиной, ни временем сталь, вызвали бы удивление у любого эксперта. И только стертая полировка на резных рукоятях из черного дерева выдавала долгое и частое использование револьверов по прямому назначению.
Макс широко раскинул руки с зажатыми в руках револьверами, еще больше откинулся в кресле и закрыл глаза, прислушиваясь к голосу оружия, чувствуя вливающуюся через деревянные накладки рукояток прямо в ладони и растекающиеся по всему телу тепло и силу. Когда от разбитости после ночного кошмара и усталости в теле не осталось и следа, он глубоко вздохнул, с хрустом повернул голову из стороны в сторону и встал. Мрачно ухмыльнувшись своему отражению в зеркале, он достал из другого ящика стола и нацепил на себя крест на крест два пояса с патронташами и кобурами. Помедлив секунду, проверил барабаны в обоих револьверах, хотя и знал, что они полны, и спрятал оружие в кобуры. В два шага преодолев расстояние до шкафа, надел плащ и натянул на глаза широкополую шляпу. Снова глянул в зеркало – еще не Хэллоуин, но случайный прохожий уверился бы, что Макс идет на маскарад. Не задерживаясь, но и не торопясь, он выключил свет и вышел из квартиры, захлопнув дверь. Его движения были плавными и спокойными, но в то же время очень точными и уверенными. Ничего нового ему в эту ночь не предстояло.
2
Макс стоял в тени арки и курил самокрутку, не замечая проливного дождя и промозглого ветра. Вода струйками стекала с полей шляпы вниз прямо перед его лицом. Поначалу его это забавляло, потом надоело. Облокотившись на кирпичную стену спиной, не меняя позы уже добрые четверть часа, из-под полуопущенных век он смотрел на ярко освещенный фасад одного из самых дорогих клубов города. Пожалуй, только в Париже такое заведение может соседствовать с мрачными грязными подворотнями, где вам легко всадят нож под ребра всего лишь за пачку сигарет.
Макс не испытывал и тени волнения, он знал, что все пройдет гладко, что его не заметят до самого последнего момента, что он не промахнется, и что его не поймают после. Он исполняет не свою волю, и тот, кому это было нужно, сам позаботится о том, чтобы контракт был завершен. Дело Макса только нажать на спусковой крючок, а все остальное сделает та сила, с которой он имел неосторожность связаться. И от этого ему было невыносимо скучно.
Первым из дверей, конечно, вышел квадратный, точь-в-точь похожий на любого своего коллегу, телохранитель. Щелчком пальцев отправив недокуренную самокрутку в лужу, Макс, не торопясь, двинулся к клубу, откидывая на ходу полы плаща и, непонятно зачем, скрывая лицо полями низко надвинутой шляпы. Прямо ко входу подкатил длинный черный лимузин, в метре от него остановился такой же черный джип охраны. Макс уже был на середине улицы. Оглядев окрестности и, не заметив ничего подозрительного, телохранитель подал знак кому-то за дверью, и через секунду оттуда появился клиент Макса с повисшей на плече молоденькой ярко накрашенной девицей, в почти ничего не скрывающей коротенькой юбочке и меховой накидке. С обоих боков его сопровождали еще двое охранников, где-то за спиной маячил четвертый. Макс, как раз обошел лимузин и оказался лицом к лицу с ними, всего в нескольких метрах. Только теперь они его заметили.
Время почти застыло, все движения, сменяющиеся калейдоскопом выражения удивления, понимания, страха и решительности на их лицах выглядели как красивый нокаут на замедленном повторе боксерского матча. Макс вглядывался в лицо своего клиента – довольно молодого еще парня. Вряд ли ему исполнилось больше двадцати пяти лет, но роскошный образ жизни, легкость с которой ему все удавалось, алкоголь и наркотики наложили свой отпечаток. На его лице застыла смесь почти праведного возмущения, и гнева потревоженного царька. Похоже, он и сам уже забыл, благодаря кому у него появились власть и богатство. Девица же смотрела на Макса непонимающим овечьим взглядом, не выражающим абсолютно ни одной мысли. Кожа на ее щеках начала чуть стягиваться, похоже, она собиралась презрительно наморщить носик. Через несколько долгих и вязких, как расплавленная резина мгновений, ей это удастся. На лицах охранников застыла смесь изумления, страха, вызванного, скорее не пониманием, но предчувствием происходящего, и желания действовать. Самый молодой из них, стоящий справа от босса, оказался самым быстрым – его рука уже медленно-медленно тянулась к кобуре под пиджаком.
-- Твой контракт истек. – негромко но очень четко произнес Макс. Клиент услышал его. Сейчас он выпал из общего необычного хода времени и для него оно текло почти так же, как и для Макса. Вот теперь лицо его исказила гримаса неподдельного ужаса.
-- Нет! Ты не можешь… -- начал было произносить он. Макс не стал дослушивать, ему это было неинтересно. Ничего нового он все равно не услышал бы. Его руки с быстротой молнии метнулись к револьверам в кобурах на бедрах, большие пальцы привычным движением взвели курки. Первая пуля из револьвера в правой руке в молодого охранника – он уже нащупал пистолет под мышкой и сейчас вытягивал его из кобуры. Большой палец снова взводит курок, а револьвер в левой уже выпустил девять граммов мягкой свинца пули «дум-дум» во второго охранника. Еще один выстрел из револьвера в правой руке, в того телохранителя, что вышел из клуба первым. Только сейчас первая пуля долетела до цели и с утробным чмоканьем вошла в податливую плоть, разрываясь внутри разрезающей, как бритва, внутренности и кости «кляксой». Макс свел оба револьвера перед собой и снова его пальцы заплясали танец смерти, взводя курок и нажимая на спусковой крючок. Два выстрела в клиента из револьвера в левой руке, один выстрел из револьвера в правой. Время снова ускорилось, на груди клиента взорвались фонтанчиками крови и осколками костей два пулевых отверстия. Третья пуля разнесла в красно-белую смесь крови и зубов левую половину лица. Когда тело перед ним начало оседать, Макс выпустил еще две пули в последнего охранника за его спиной. Пять тел с мягким гулким звуком грохнулись на асфальт чуть раньше, чем сиреной противовоздушной обороны начала истошно визжать спутница бывшего клиента. Макс недовольно поморщился – очень хотелось заткнуть ей рот, но об этом не было ни слова в контракте. Неспешно повернувшись, он открыл дверь и нырнул в помещение клуба. За его спиной из машины вылезали остатки разбитого охранного гарнизона, но опасности они уже не представляли. Отсалютовав стволом револьвера и кивнув застывшим в ступоре охранникам клуба и швейцару, Макс уверенно прошагал в основной зал, через него в служебное помещение, на кухню, и, наконец, выбрался в темную подворотню за клубом. По пути на него никто не обратил никакого внимания.
Высыпав на ходу отстрелянные гильзы на асфальт, перезарядив и спрятав револьверы в кобуры, двигаясь все так же неспешно, Макс зашагал по плохо освещенной улице прочь от клуба, на ходу привычными движениями сворачивая новую самокрутку. Прикурив, он потянулся в карман за сотовым телефоном на долю секунды раньше, чем тот зазвонил.
-- Спасибо. – произнес знакомый густой голос, почти начисто лишенный интонаций и оттенков.
-- Снова издеваешься, -- равнодушно констатировал Макс.
-- Да нет же, -- усмехнулся голос, -- кто-то ведь должен делать и эту работу.
-- Угу… Одного не могу понять: зачем все так сложно? Почему это не могут быть местные криминальные разборки, пьяный водитель, взрыв газа или кирпич с крыши?
-- Я же объяснял. Этот мир меняется вашими руками.
-- Ага… Ну ладно, – также равнодушно ответил Макс.
-- Следующий контракт истекает через три дня. Данные у тебя на «электронке». Все как обычно.
Не дожидаясь ответа, собеседник повесил трубку. «Все как обычно» -- передразнил его Макс. Как обычно, он был немногословен, как обычно, позвонил сразу после завершения очередного контракта. Как обычно, номер не определен. Все как обычно, и ничего нового.
3
Макс шел по улице, изредка затягиваясь сигаретой. Спешить ему было некуда, да собственно, и вообще идти было некуда. Дома, вернее, в маленькой комнате съемной квартиры его никто и ничто не ждало. До истечения следующего контракта еще уйма времени, с которым также предстояло расправиться. Смотреть какой-нибудь старый фильм из своей обширной коллекции, натирать полиролью и воском лак своего «Индиана», чистить оружие или просто шляться по улицам – выбор не больно-то велик. Редкие прохожие не замечали Макса до тех пор, пока он сам не привлекал их внимания взглядом или резким жестом. Тогда, разглядев его долговязую фигуру, мрачное лицо и никак не вяжущуюся с понятием современности одежду, они вздрагивали и спешили перейти на другую сторону улицы. Но его давно уже перестали развлекать такие забавы.
Дождь перестал, воздух немного очистился от гари и выхлопов автомобилей. Сквозь никогда не исчезающий гул города доносилась музыка из открытого окна на первом этаже. Макс остановился перед ним, прислушиваясь. Джордж Харриссон пел о том, что действительно хотел бы увидеть своего Бога, но это очень сложно и долго. Усмехнувшись, Макс привстал на цыпочки и заглянул в окно. По ярко освещенной комнате кружилась, двигаясь от шкафа к столу и обратно, молодая девушка. Судя по шевелящимся губам, она подпевала. Макс едва заметно улыбнулся и покачал головой. «Почему эта беспечность и умение радоваться простым вещам уходит у нас вместе с юностью?» -- подумал он. Вздохнув, он двинулся дальше по улице, в сторону своего временного, как и сама жизнь, пристанища.
4
Макс не мог точно сказать, зачем он каждый день тренировался. С одной стороны, привычка, с другой – такой же способ убить время, ничуть не хуже любого другого. Любой человек без постоянной практики теряет сноровку. Рано или поздно, это неизбежно приведет к ошибке, а ошибки в его деле смертельны. Но не этого он боялся – в конце-концов, смерть лишь избавила бы его от постоянной скуки кажущейся бессмысленности происходящего. Да и не очень-то верил он в возможность собственных ошибок – он знал, каждый раз половину за него делали «удачные стечения обстоятельств». Охранники смотрели в другую сторону, когда он подходил, прохожие не замечали его, случайные свидетели впадали в ступор и не могли потом вспомнить ни одной черты его лица. Все что надо было сделать ему – направить револьвер и спустить курок. И, несмотря на то, что это было чертовски удобно, такая легкость раздражала едва ли не больше всего. Макс прекрасно знал, что за сила заставляла обстоятельства стекаться столь удачно, и, может быть, из остатков какого-то юношеского чувства противоречия и честолюбия, он тренировался до исступления каждый день, убеждая себя, что его личное умение тоже что-то значит.
Чтобы забыть о бессмысленности своих действий, Макс каждый раз придумывал новые упражнения, и выполнял их до тех пор, пока результат не становился идеальным.
Сейчас он баловался со своей новой задумкой. Он сидел на шпагате с закрытыми глазами и внимательно прислушивался к тиканью часов, отсчитывая про себя секунды. Перед ним на полу лежал один из его «обычных» пистолетов, непредназначенный для завершения контрактов – автоматический девятимиллиметровый «глок». Пустая обойма лежала отдельно, где-то неподалеку от нее валялся один патрон. Где точно, Макс не знал, он бросил его, уже закрыв глаза, и сейчас с отстраненным интересом гадал, удастся ли ему быстро отыскать его. На дальней стене был оборудован маленький щит с пулесборником. В качестве мишени, на полочке перед щитом стояла пустая бутылка из под виски. «Однажды пуля срикошетирует тебе в голову» -- усмехнулся Макс, и так же сам себе ответил: «И не надейся…».
Маятник часов щелкнул чуть-чуть громче обычного, или это только показалось Максу, но его руки мгновенно ожили. Правая метнулась к пистолету, подхватывая вместе с ним магазин, левая – к тому месту, где, судя по звуку, должен был упасть патрон. Со стороны его движения выглядели столь быстрыми, что «смазывались», будто при съемке дешевой камерой. Холодный латунный цилиндрик гильзы вошел в магазин, пальцы правой руки выпустили его, перехватывая удобнее пистолет, левая рука подхватила на лету магазин и вставила в рукоять. Продолжая движение, левой рукой Макс потянул на себя затвор, правой направляя пистолет в сторону мишени. Одновременно с лязгом возвращающегося в боевое положение затвора, Макс нажал на спусковой крючок. Положение было не очень удобным и пистолет сидел в руке недостаточно твердо. Отдача откинула ствол вверх, но звон разбитой бутылки, прозвучавший на фоне грохота выстрела, подтвердил попадание. Макс открыл глаза, отметив про себя, заминку при поиске патрона, и что второй выстрел уже не был бы столь точным из-за неудобного положения кисти, не позволившего удержать пистолет правильно после отдачи. Он вздохнул: еще сотня-полторы повторов и надо будет придумывать что-нибудь еще.
Выстрелов «по счастливой случайности», никто из соседей не слышал.
5
Выйдя из душа, Макс сел на кровать и стал сворачивать очередную самокрутку, равнодушно отметив про себя, что запасы бумаги и табака на исходе и неплохо было бы их пополнить. Было десять часов утра, и жизнь в городе бурлила во всю. Жизнь, в которой не было ни места, ни занятия для него. Разъяренные гудки машин на улице перед окном, смешавшиеся в нечленораздельный однообразный гул голоса, топот множества ног, грохот подземки. Телефонные звонки, деловые встречи, отчеты, письма, факсы, расчеты, сделки, купли, продажи, интриги – город был занят и скучен, как воскресная месса. Надо было как-то провести время до вечера – ночная жизнь, на взгляд Макса была хоть чуть-чуть интереснее. «Индиан» он уже полировал вчера днем, и с тех пор никуда не выезжал. Можно было бы сейчас покататься по городу или пригородам, в надежде встретить хоть что-нибудь мало-мальски отвлекающее от скуки, но при мысли о неизбежных пробках, Макс, поморщившись, покачал головой. Оружие он чистил и смазывал сразу после тренировки. Оставалось лежать на кровати, глядя в потолок, курить и стараться забыться сном до заката. Со вздохом встав, Макс прошел к полке с музыкальным центром, с минуту перебирал диски. Остановив выбор на Фрэнке Синатре, он запустил диск, и, прихватив пульт, повалился на кровать. Наблюдая за поднимающимися к потолку клубами дыма, он просто лежал, стараясь раствориться в музыке. Время от времени, в мыслях мелькали нечеткие, как старые фотографии картинки прошлого. В основном завершенные контракты, которым он давно потерял число. Грохот выстрелов, толчки отдачи в ладони, запах пороха. Больше ничего. Ни раскаяния, ни угрызений совести, ни страха, ни надежды, ни желаний. Только скука.
Докурив, Макс затушил окурок в пепельнице и закрыл глаза. Спустя полчаса, под исполнение песни «Moon river» из фильма «Завтрак у Тиффани», он заснул.
6
Когда Макс открыл глаза, уже смеркалось. Пробуждение было быстрым и резким, никакой ласковой дремоты, никаких обрывков сна или уплывающих в дальний уголок сознания видений. О такой роскоши он уже давно забыл. Потягиваясь, он размял затекшую шею, бросив при этом взгляд на часы – половина восьмого. Можно немного покататься по городу, прежде чем зависнуть в каком-нибудь из приглянувшихся баров. Может быть, ему повезет, и там будет драка, или еще что.
Макс спускался в гараж к мотоциклу, мысленно предвкушая удовольствие от встречи с единственным другом, не считая револьверов. Мотоцикл, собранный под заказ «Indian Chief Vintage» -- его верный конь, друг и самое дорогостоящее приобретение за последние годы, укрытый чехлом стоял в центре маленького помещения, предназначенного для среднего размера автомобильчика. «Здравствуй, дружище!» -- пробормотал Макс, включая свет. Конечно, мотоцикл не мог поприветствовать его ржанием, не мог стукнуть копытом, показывая, что готов сорваться в путь, но Максу это и не требовалось. Он чувствовал исходящее от железного коня тепло и спокойную уверенность ста двадцати сильного мотора, способного разогнать своего седока до шестидесяти миль в час за несколько секунд. Макс ласково провел рукой по черному бензобаку, любовно обошел мотоцикл, разглядывая сверкающий холодным огнем хром выхлопных труб, строгий глаз фары, слегка потертую кожу седла и слегка поблескивающую резину новых покрышек. Удовлетворенный осмотром, он открыл гараж и выкатил мотоцикл на улицу. Включил подачу топлива, нажал на стартер и ночь огласилась рыком просыпающегося мотора, быстро перешедшего в спокойное утробное ворчание. Спокойное только до поворота акселератора, до того, как мощь бензинового бога кинет их навстречу ветру. Макс сел в седло, замер на миг, оттягивая удовольствие от езды, а потом повернул ручку и, зарычав, мотоцикл рванул вперед. Приветствуя их и завидуя, завыли сигнализации припаркованных автомобилей. Макс едва заметно улыбнулся, чувствуя мягкую пока ладонь ветра на своем лице и в волосах. Это были редкие минуты, когда он чувствовал себя почти живым.
7
Город терялся в густой мутной дымке, скрывающей все на расстоянии десяти-пятнадцати метров вперед. Лишь свет светофоров да габаритных огней редких автомобилей рассеивал серо-желтую пелену. Эта дымка искажала и скрадывала звуки, в ней менялись расстояния и привычные улицы выглядели новыми и незнакомыми. Город будто бы замер в предчувствие чего-то, причудливо изгибающиеся фонарные столбы и асфальтовые змеи, будто бы подобрались перед прыжком, освещенные неверным светом витрины будто бы готовились к этой ночи, особой ночи. Город будто бы замер в ожидании.
Но, это была только иллюзия, еще одна ложь, еще одна шутка мельчайших частичек пыли, гари, шлака и грязи, взвешенных в теплом воздухе и рассеянных по всему городу. Это просто дымка.
8
Макс сидел спиной к стойке, размеренно потягивая виски со льдом, и равнодушно глядел на танцующих девушек. Пожалуй, он был единственным человеком в зале, которого не трогала ни зажигательная латинская музыка, ни полуобнаженные разгоряченные тела перемещающихся в танце между столиками в зале женщин. Его холодные глаза плавно, но безостановочно скользили по залу, разглядывая посетителей, официанток, танцовщиц и не задерживаясь подолгу ни на чем. На мгновение он встретился взглядом с одной из девушек, и та ему подмигнула, тут же, впрочем, повернувшись в очередном па к нему боком. Секунду он продолжал следить за ней задумчивым взглядом, потом в один глоток допил остатки виски в стакане и повернулся к бармену за следующим.
9
В электронном ящике было только одно письмо. Никакого спама, никаких предложений купить «точь-в-точь как настоящий «ролекс» за 20 баксов», никаких предложений об увеличении полового органа, или курсов английского языка. Только письмо от адресата «black_hawk» с информацией о следующем человеке, чье время вышло.
Макс открыл приложенный файл, даже не взглянув на текст письма.
«Алессандро Торос, 50 лет. Контракт истекает послезавтра.
Побережье Коста Браво, Испания. Отдых.
Охраны нет.
Контракт завершается в полдень.
Самолет в 5:40 утра. Билеты, как всегда, в аэропорту.
Работа простая, но все равно, удачи!»
Далее следовали несколько фотографий клиента и еще четыре страницы обстоятельств и условий контракта а также наиболее яркие моменты последующей жизни клиента. Их Макс не стал читать. Несколько минут он вглядывался в светящееся здоровьем и жизнью лицо Алессандро. В веселых глазах чувствуется какая-то нотка обреченности и легкой грусти… Впрочем, может быть, Максу это только показалось. Ему не было особо интересно, что заставило его подписать контракт. Это не имеет значения, когда время вышло.
Запомнив лицо клиента до мельчайших деталей, Макс закрыл файл и удалил письмо. Место встречи и план действий ему не надо было подбирать – он знал, что когда придет время, шестое чувство укажет ему направление.
Он взглянул на часы – можно было начинать собираться и ехать в аэропорт.
10
Вырвавшись из кондиционированной прохлады аэропорта, Макс направился к стоянке прокатных автомобилей. День медленно, но неотвратимо вступал в свои права, и в воздухе уже витало предчувствие грядущего зноя. Критически оглядев предоставленный ему на время пребывания «БМВ», Макс хмыкнул про себя, подумав, что возможно ему стоило бы организовать фирму по прокату мотоциклов. До отеля он добрался довольно быстро, благодаря спутниковому навигатору, позволяющему легко ориентироваться на незнакомых улицах.
Ему достался уютный номер с видом на море, по «счастливой случайности», оказавшийся свободным на два дня в разгар туристического сезона. Удовлетворившись осмотром, Макс включил на максимум кондиционер, задернул занавески, повалился на кровать и закурил. Под окном располагался бассейн, и даже сквозь закрытые окна, до него доносились детские крики, плеск воды и веселые голоса отдыхающих. Странно, но сейчас это не вызывало раздражения.
Докурив, Макс легко спрыгнул с кровати и прошел в душ, а потом, удивленно прислушиваясь к самому себе, переоделся в плавки, взял полотенце и направился на пляж.
11
Яркое солнце ослепляло даже сквозь закрытые веки, зажигая разноцветные круги в глазах, и Макс, улыбаясь, лениво жмурился, отворачивая голову в сторону и подставляя игривому солнцу то одну, то другую щеку. Мягкий соленый ветер щекотал разгоряченную кожу, на которой уже выступила испарина. Макс перевернулся на живот, и, все так же не открывая глаз протянул руку к бокалу с ледяной «Кубе Либрэ». Его уши привычно ловили разговоры вокруг на всех языках от испанского до украинского, ссору детишек, строящих неподалеку песочный замок, веселые выкрики и звонкие шлепки по мячу игроков в волейбол. Он сам не понимал толком, что с ним происходит, но знал, что давно уже не чувствовал себя столь расслабленным и спокойным, столь умиротворенным.
«Здесь, рядом с морем, древним как сама планета, необъятным и непостижимым, как сама жизнь, вся наша мышиная возня кажется столь мелочной и бессмысленной, что не стоит ни эмоций, ни переживаний. Умрут мои клиенты, исчезну я, на наше место придут другие, изменится мир, а море останется таким же, и через много лет, снова кто-то будет лежать на его берегу, наслаждаться жарким солнцем и думать о том, что вот она Вечность, вот оно Совершенство, стоит лишь протянуть руку, стоит слезть с шезлонга, и ты можешь окунуться в него с головой. Когда-нибудь вся эта канитель закончится… и черт с ней. Плевать. Сейчас здесь не так уж и плохо.» -- лениво думал Макс. Допив коктейль, он открыл глаза, пробежался по беззаботным лицам вокруг, медленно потянулся, слез с шезлонга и пошел окунаться в Вечность.
12
После обеда, Макс снова вернулся на пляж. Ветерок стал чуть более прохладным и сильным, волны уже не были столь по-детски мягкими и наивными. На их гребнях появились белые барашки, и они с шумом накатывались на берег, оставляя за собой пенные следы и веселые возгласы плещущихся на мелководье детей. «Вечером будет небольшой шторм» -- промелькнуло в голове у Макса. Он не знал, почему, но что-то внутри, какое-то чутье подсказывало ему. «А ведь ты здесь, почти как живой!» -- прошептал он сам себе. Может быть, ему стоит перебраться на побережье? Как давно он осел в Париже? Пять лет назад, десять? Может быть и больше… А здесь, среди ярких красок, рядом с голубым морем, под ярко-желтым солнцем и в тени ярко-зеленых деревьев, мир не выглядел таким серым, таким скучным и безрадостным, а Макс не чувствовал себя таким мертвым. Может быть… Но не сейчас. Сейчас самое время искупаться еще раз.
13
Не вынимая изо рта самокрутку, Макс привычными уверенными движениями чистил револьверы, все также, «по счастливой случайности» незамеченные таможенным контролем. Лаская пальцами холодную вороненую сталь, он смазывал маслом подвижные части, чистил и без того практически лишенный всякого нагара ствол. За сотню с лишним лет это уже стало не просто ритуалом или привычкой, но неотъемлемой частью жизни, как естественные потребности организма. Наконец, удовлетворившись проделанной работой, он аккуратно сложил револьверы в коробку и убрал в ящик стола. Посидев какое-то время, чувствуя в теле здоровую усталость после целого дня моря и солнца, он со вздохом встал и снова пошел на берег. Уже стемнело, и большинство отдыхающих перебралось в бары, местные дискотеки и прочие места развлечений, на берегу вряд ли кого можно встретить, кроме разве что редких влюбленных парочек, пришедших приобщиться к романтики беспокойного моря.
Волны с шумом накатывали на широкую полосу ставшего гладким песка, оставляя клочки водорослей и мелкого мусора. Белые гребни шли в наступление на берег, будто солдаты, ведомые Посейдоном, непонятным, но явным порядком выстроившись по черной поверхности воды. На берегу было прохладно и ветрено, и, рождая неясные ассоциации со скрипом мачт, запахом рома и угрюмым бородатым лицом, с повязкой через глаз, на волнорезе развевался казавшийся в темноте черным флаг, запрещающий купание.
Макс сидел на берегу, глядя на волны, и курил, вдыхая отравленный дым вперемешку с соленым воздухом и запахом водорослей. Что-то этот звук напоминал ему, навевал неясное воспоминание о каком-то старательно забытом событии. Что-то произошло важное, точно так же на берегу моря, был запах соли, ветер шум волн и что-то еще. Что именно, Макс не мог вспомнить. Впрочем, не очень и старался.
Шум прибоя и ветра скрывал остальные звуки, но он чувствовал, как со стороны отеля к нему приближается человек. Когда до него осталось несколько шагов, Макс обернулся, уже зная, кого он увидит.
-- Buenos nochias, senior! – поздоровался с ним Алессандро Торос, подходя ближе. Выглядел он гораздо моложе своих лет, его походка была легкой и пружинистой. Он вкладывал в каждое движение чуть-чуть больше силы, чем это было необходимо, будто бы наслаждаясь каждым своим шагом, каждым движением собственного тела. Впрочем, наверное, так оно и было.
Макс кивнул, чувствуя непонятную неловкость. Обычно, его первая встреча с клиентом становилась последней, он никогда не разговаривал с ними, не считая слов о завершении контракта. Но сейчас еще было не время, контракт истекает только завтра.
-- Хороша ночка, не правда ли? – сказал Алессандро, подходя ближе и присаживаясь на песок рядом с Максом: – в такие ночи чувствуешь насколько ты мелок перед величием природы, насколько мало сил у тебя, и сколь мало времени тебе отпущено.
Потом, повернувшись к Максу и взглянув ему в глаза, он спросил:
-- Мое ведь вышло, не так ли?
-- Да. Завтра в полдень. – кивнул Макс, с легким интересом наблюдая за реакцией клиента. Он видел разное, ему угрожали, его просили, его умоляли, но были и те, которые понимали и чувствовали неизбежность смерти, и относились к ней спокойно и легко. Алессандро был одним из них.
-- Ну что ж… Все честно. И я ни о чем не жалею. – глубоко вздохнув, он потянулся и откинулся на песок, глядя на темное небо и выныривающие иногда из-за облаков звезды. – А знаете, это забавно так жить, чувствуя, что с каждым прожитым днем истекает отпущенное тебе время, помня, что это великий дар: ходить, двигаться, вообще жить. Это придает особую остроту жизни, и ты уже не тратишь ее на лень, пустые дела, обиды или глупую возню пороков и удовлетворения мелких амбиций собственного эго. Тебе становится жалко тратить время впустую, ты начинаешь по-настоящему любить своих близких и ценить каждое мгновение, проведенное с ними. Ты живешь. Удивительно, ведь все мы изначально смертны, но живем, не помня об этом, так, будто бы впереди вечность, и можно тратить время на ссоры, обиды, перекладывание бумаг с места на место, удовлетворение примитивных амбиций, скуку, лень и пакости своему ближнему. Интересно, каким бы был мир, если бы каждый от рождения точно знал день и час своей смерти?
Макс удивленно пожал плечами, и после короткой паузы ответил:
-- Не знаю… Но не думайте, что все такие как вы. Большинство не задумывается о таких вещах, даже зная день и час. Обычно контракты заключают, не думая, о том, что будет, когда его срок истечет, и отпущенное время тратят так же. Пьянки, девочки или мальчики, наркотики, деньги, власть.
-- Ну… каждый живет по-своему, так как хочет, или так, как может. Может быть, это все только искаженное восприятие человека, родившегося инвалидом-паралитиком. В любом случае, не мне их осуждать, и, я думаю, что и не Вам тоже – пожал плечами Аллесандро. Потом, легко поднявшись, добавил: -- Ладно. Номер моей комнаты 412. Завтра в полдень я буду там. А сейчас, я хочу выйти в море вон на той яхте.
Он указал пальцем на маленькое, болтающееся у пирса суденышко с гордым именем «Алиса», скорее лодку с парусом, нежели яхту. Хотя, Макс мало что понимал в мореходстве, но погода ему показалась не самой подходящей.
-- В шторм?
-- В шторм. – довольно ухмыляясь, кивнул Алессандро. – Погода что надо, а висельники не тонут. Не бойтесь, я не убегу. Хотя, я знаю, что вы не боитесь. Vaya con Dios, впрочем, вряд ли это уместно по отношению к нам.
-- Vaya con Dios, -- слегка удивленно пробормотал Макс. Легкой молодой походкой, Аллесандро направился по песку, по самой границе прибоя к лодке, время от времени, останавливаясь и глубоко вдыхая морской воздух, запрокидывая голову и любуясь ночным небом. Максу показалось, что несколько раз до него донесся счастливый смех.
Удивленно наблюдая за тем, как лодка отчаливает от причала, как ее болтает и кренит на волнах, Макс закурил. Пожалуй, таких людей он еще не встречал. Неужели, действительно надо было родиться инвалидом, чтобы научиться радоваться жизни? Простой способности ходить, бегать, плавать, выходить в море? Неужели, надо знать день своей смерти, чтобы любить близких, любить окружающий мир и по-настоящему ценить свое время? Что мешает жить так другим? Что мешает ему самому радоваться каждому дню, что мешает ему чувствовать себя живым? Почему это не он сейчас болтается в лодке, борясь с разбушевавшейся стихией, улыбаясь выныривающей время от времени из-за облаков луне и высыхающей на лице соли?
Макс пытался разобраться в себе, в том, что же заставило его превратить много-много лет своего существования в унылый ад скуки и бессмысленности. Сейчас, здесь на берегу ему казалось, что настоящая жизнь где-то совсем рядом с ним, скрытая непонятной полупрозрачной пленкой, и сейчас он как никогда близко подобрался к ней. Ему казалось, что если он нащупает ее, сумеет понять, что за мембрану выстроило его сознание, отгородившись от окружающего мира и от настоящей жизни, то ему удастся порвать ее. Он чувствовал, что наткнулся на что-то очень-очень важное, какую-то ключевую истину, и что она рядом, что он смотрит на нее, и не замечает, что надо только встряхнуть головой, протереть глаза и вот тогда он поймет что-то. Что-то, составляющее основу жизни и основу мира, какую-то основную идею, благодаря которой, все станет на свои места и обретет смысл. Но он не мог понять, что это. Сколько ни старался, сколько ни стискивал зубы, ни проводил руками по лицу, разминая уставшие веки, сколько ни вглядывался вдаль, высматривая выныривающий время от времени из темноты волн и ночи ярко-белый парус и корпус «Алисы», он так и не смог уловить правильную мысль.
Внезапно, это ощущение близости, соприкосновения с великой Истиной ушло, как волна, откатившись куда-то вглубь моря сознания. Дотлевшая сигарета обожгла пальцы, и Макс затушил ее в сыром песке. «И что это было?» -- спросил он сам себя. Но ответить было нечего. Пожав плечами, Макс отправился в номер. Можно попробовать уснуть.
14
Волны разбивались о палубу, гранатными осколками забрасывая все вокруг солеными брызгами и клочьями пены. Волны подбрасывали яхту, накреняя то на левый, то на правый борт, они проплывали под ней, они перехлестывали через нее. Океан играл с маленькой лодкой, как ребенок с игрушечной машинкой, он вертел ею, как невесомой щепкой. Как ребенок, он заставлял ее двигаться по самым немыслимым и неестественным траекториям, то зарываться глубоко вводу, то взмывать над гребнями сверкающих в лунном свете волн. Сквозь свист ветра в снастях доносились шумное трепетание флага и парусов на матче, чей-то смех. Почему-то, не смотря на буйство шторма, эта картина не вызывала страха – наоборот, было ощущение, что все правильно, и ничего плохого просто не может произойти, ни с этой яхтой, ни с ее капитаном и по совместительству единственным членом экипажа.
Макс сердито перевернулся на другой бок, с силой взбив подушку. Сна не было ни в одном глазу, только снова и снова сознание прокручивало картину борющейся со штормом лодки. Наконец, не выдержав, он, сплюнув в темноту, встал и прошлепал к минибару в шкафу. Посредине маленького холодильника, будто просясь в руки, стояла пол литровая бутылка виски. Макс не слишком часто прибегал к этому средству, обычно ему удавалось погрузить себя в сон или забытье усилием воли. Но сейчас явно был не тот случай. Лежать без сна казалось нестерпимым, а более занять себя было нечем. Вернее, не было никакого желания занимать себя чем-то еще.
Сорвав крышечку, он отхлебнул из горлышка. Сморщившись, прислушался к ощущению горячего кома, скатившегося по пищеводу и разлившегося где-то в желудке приятным теплом. Секунду он постоял в задумчивости, потом опорожнил бутылку наполовину в несколько глотков. Резко встряхнув головой, разгоняя хмель по телу, он быстро прошагал к кровати и, улегшись, нашарил самокрутку. Покуривая, он прихлебывал виски прямо из горлышка, и к концу бутылки ощущал легкое покачивание комнаты и кровати под ним, будто бы это он сейчас был на борту лодки на волнах. Вскоре он уснул.
15
-- Buenos Dias! – поприветствовал его взмахом руки с зажатым в ней бокалом вина Алессандро.
-- Buenos… -- машинально пробормотал Макс. Снова он испытывал легкую неловкость, как ребенок, собиравшийся как-нибудь нашкодить прямо под ласково-укоризненным взглядом учителя. Веселость Алессандро, вовсе не кажущаяся напускной или искусственной, была непонятна ему. От этого хотелось поскорее закончить дело, вернуться в серый и унылый промозглый Париж, подальше от этого солнца, от моря, от веселых глаз старика. Подальше от жизни, назад в ту берлогу внутренней пустоты, в которой он просидел последние десятки лет. И все же, что-то держало его, ему казалось, что он должен услышать, или сказать что-то еще. Необязательно понять сразу, может быть, просто увидеть и запомнить что-то, что лишь спустя какое-то время всплывет на поверхность его памяти, взорвавшись озарением.
-- Как прошло ночное плавание? – зачем-то спросил Макс.
-- Восхитительно! Погода была что надо! – воскликнул Алессандро, и чуть помедлив, спросил уже другим голосом, отнюдь не столь радостным и беззаботным: -- Это будет быстро?
-- Это будет быстро, – кивнул Макс.
-- А потом?
-- Что потом?
-- Ну потом… После… -- старик, казалось, смутился: -- Что меня ждет там? Вечно кипящий котел и стоны тысячи таких же грешников вокруг?
-- Я не знаю, -- пожал плечами Макс. Потом, сам удивившись своей откровенности, добавил: -- Я такой же, как и ты. Только цена за контракт у меня другая.
-- Вот оно что… -- протянул Алессандро. Он задумчиво покусывал губу, пристально разглядывая Макса. Внимательные карие глаза ловили мельчайшие детали, и, казалось, могли бы заглянуть в самую душу. Если бы она еще была у Макса. Наконец, вздохнув, старик сказал:
-- Да, я даже не уверен, кто заплатил дороже, ты или я… Ладно, скоро узнаем, что там и как. Давай, сынок, не промахнись уж.
-- Adios! – снова смутившись пробормотал Макс.
-- Adios! Там встретимся. – улыбнулся Алессандро.
В следующий миг, появившийся, будто бы из воздуха револьвер в руке Макса вздрогнул, выпустив вспышку пламени, облачко дыма и твердую пулю в цельнометаллической оболочке. Эти пули не разрывали податливую плоть, в отличие от «дум-дум», которые обычно использовал Макс, а оставляли маленькую аккуратную дырочку, прошивая тело навылет. Такая дырочка появилась посредине лба Алессандро, точно между глаз, ничуть не исказив застывшую на лице старика улыбку.
Задумчиво почесав подбородок еще дымящимся стволом револьвера, Макс пожал плечами. Контракт завершен, сегодня ночью можно вернуться в Париж. Когда он выходил из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, в его кармане зазвонил телефон. Не было нужды гадать о том, кто это – Макс и так это знал.
16
Париж встретил Макса серым холодным дождем, привычной скукой и унылой пустотой. Быстро добравшись по пустым ночным дорогам из аэропорта на своем мотоцикле, он вернулся домой. Все было как обычно, и Макс знал, что очень скоро, эти два дня жаркого солнца и моря забудутся как мимолетный, пусть приятный, но, все-таки сон. И так же забудется Алессандро, все вернется на круги своя, он будет продолжать выполнять свою работу, а в перерыве бороться с всепоглощающей скукой и вялотекущем временем. Но в то же время, у него было ощущение, нет, не ощущение даже – а легкое подозрение, что что-то внутри него уже неуловимо изменилось. Изменился он сам, а, значит, очень скоро начнет меняться мир вокруг него.
Выйдя из душа, он побродил какое-то время из угла в угол своей маленькой и пустой комнаты, покуривая, и пытаясь придумать, чем бы себя занять. Наконец, не найдя ничего лучшего, он уселся в кресло, включил компьютер и погрузился в изучение нового контракта.
«Одри Ленож, 28 лет. Контракт истекает завтра, 18:17
Париж, 13-й район.
Охраны нет.
Удачи!»
Макс давно не читал личную информацию о клиентах. Как они жили, что толкнуло их на подписание контракта, каковы были его условия и прочее, все это его больше не интересовало. Он пролистывал обширные файлы, регулярно присылаемые ему на почту в поисках только того, что ему могло бы понадобиться при завершении контракта: привычки, охрана, фотографии и предполагаемое место встречи. Хотя, он знал, что и это было несущественным.
Откинувшись в кресле, он вглядывался в фотографию будущего клиента, пытаясь запомнить ее лицо до мельчайших подробностей. Красивая девушка, и напоминает кого-то давно забытого. Что-то такое было связано у него в далеком прошлом с девушкой, похожей на эту. А, может быть, это просто ему так кажется. В конце-концов, все красивые девушки чем-то схожи. «Одри…» -- пробормотал он: «Почти Хепберн». Он грустно покачал головой: определенно, сходство было. С женщинами всегда было сложнее – эмоции, крики, слезы, чувства… Но он привык. Не первая, и не последняя. «Ну зачем, зачем тебе это было надо, глупая девочка?!» -- пробормотал он, вглядываясь в фотографию на экране.
-- Вы посмотрите, каким он выглядит внимательным и погруженным в изучение будущей работы! – раздался хриплый насмешливый голос за спиной. – Не знал бы – подумал бы, что ты и вправду читаешь.
-- А, это ты… -- равнодушно протянул Макс, даже не вздрогнув и не повернув головы, -- то-то мне показалось, что серой запахло.
Его собеседник, запрокинув голову, захохотал:
-- Черти меня раздери, да ты пошутил! Вот уж не думал, что такое возможно!
Повернувшись в кресле, Макс посмотрел на него. Длинноволосый седой мужчина в длинном черном плаще, порядком запыленном, и почти такой же, как и у него, широкополой шляпе, надвинутой на глаза, улыбался. Улыбка была на его небритом морщинистом лице, обнажившая хищный оскал крепких на вид, но желтоватых от никотина зубов, но улыбки не было в ледяных, почти прозрачных, глазах. Красный платок на шее давно потерял свой первоначальный цвет, в плаще зияли прорехи, ковбойские сапоги давно не чищены. Билл Блэкхок – так он себя называл, выглядел так же, как и много-много лет назад, когда они встретились впервые, где-то в самом глубоком захолустье Мексики.
-- Кстати, давно забываю тебя спросить: почему ты так часто используешь именно эту рожу? – равнодушно спросил Макс.
-- А почему бы и нет? – усмехнулся Билл. Картинно оглядев себя и стряхивая пыль с плаща, он добавил: -- Таким ты меня увидел впервые. Кроме того, меня всегда забавлял этот парень.
-- Интересно, эта первая встреча была до моей смерти, или после? – задумчиво протянул Макс.
-- О, опять попытка пошутить! У тебя сегодня что, праздник? – продолжал насмехаться Билл, -- ну хочешь, я буду выглядеть так?
Неуловимо для глаз, вместо стареющего бандита из классических вестернов, перед Максом возникла Мерлин Монро. Сложив губки в поцелуе и приподнимая руками свои прелести, выглядывающие из декольте, она протянула томным голосом:
-- Иди же ко мне, Макс, я так хочу тебя!
Едва заметно усмехнувшись, Макс покачал головой:
-- Какие таланты зря пропадают! Тебе бы в цирке выступать.
-- Но-но! – грозя длинным и грязноватым пальцем, произнес Билл, снова неуловимо оказавшийся вдруг на месте Мерлин, -- не надо оскорблять мои таланты!
Гремя подкованными сапогами и царапая паркет шпорами, он прошел через комнату и плюхнулся на диван. Взяв бутылку виски со столика, он театральным жестом посмотрел ее на свет.
-- А в виски ты никогда ничего не понимал.
Шумно отхлебнув из горлышка, он поморщился, с грохотом поставил бутылку на стол и высморкнулся в лацкан плаща.
-- Никогда не умели в Кентукки делать хороший виски.
-- Ну ладно, зачем пришел? – Макс никак не отреагировал на этот маленький спектакль.
-- Как зачем? – в деланном удивлении всплеснув руками, воскликнул Билл, -- навестить старого друга, поболтать о том о сем, былые времена вспомнить. Проведать как ты тут, не скучаешь ли, не грустишь ли.
-- Проведал? – холодно осведомился Макс.
-- Угу. – Билл вздохнул, -- и почему мы не можем поболтать, как старые приятели? Знаешь, мне тоже бывает скучно.
-- Не верю.
-- Ну, дело твое. Ладно, раз не хочешь пропустить со мной по стаканчику, я, пожалуй, пойду.
Снова вздохнув в фальшивом сожалении, и грустно покачивая головой, Билл встал и направился к двери, бормоча себе под нос:
-- Нелюдимый он какой-то… С чего бы это?
Не дойдя до выхода нескольких шагов, он вдруг исчез. Без всяких спецэффектов и ярких жестов, просто мгновение назад он был в комнате, а теперь его нет.
Макс задумчиво поскреб ладонью щетину, и спросил сам себя вслух:
-- И что ему было нужно? Неужто, действительно выпить со мной захотелось?
Пожав плечами, он снова повернулся к экрану.
17
Как всегда, следуя за странно сплетенной цепочкой случайностей, входная дверь оказалась открыта. Макс неслышно вошел внутрь, раздумывая, как бы сделать все быстро и без никому не нужных эмоций и слез. Девушка сидела к нему спиной и, судя по позе, что-то читала. Она не слышала, как он вошел, и надо было как-то привлечь ее внимание, не слишком при этом испугав. «Ты выйди, и постучи в дверь» -- раздался в его голове чей-то насмешливый голос. «Угу, и сначала предложу купить новейший пылесос» -- мысленно поддакнул ему Макс.
-- Гхм… -- кашлянул он. Одри Ленож, вздрогнув, резко обернулась. Раскрытая книга выпала из ее рук, на лице смесь изумление и страха быстро смещалась в сторону последнего.
-- Прошу прощения, но было не заперто… -- продолжил Макс. «Черт, что ты несешь?» -- пронеслось у него в голове.
-- Кто Вы, и что Вам нужно? – справившись с испугом и неожиданностью, девушка нахмурила брови, изо всех сил стараясь придать лицу строгий и грозный вид. Однако, это выглядело скорее мило, и Макс невольно улыбнулся.
-- Я… хм… я… -- он никак не мог произнести нужные слова. Он знал, что должен сказать, но язык отказывался произносить привычную дежурную фразу про истекший контракт. «Надо было сказать это сразу, нечего было разводить игры в вежливость. Сказать, и закончить контракт. А теперь будет сложнее» -- мысленно сказал он себе. Но, быстро окинув его взглядом, остановившись на несколько мгновений на револьверах, на шляпе, которую Макс не потрудился снять, и снова вернувшись к его глазам, Одри сама поняла, в чем дело:
-- Контракт? – тихо спросила она.
-- Истек. – так же тихо ответил Макс.
Девушка молча медленно кивнула, устремив взгляд куда-то в стену. Макс разглядывал ее лицо, пытаясь понять, почему же оно кажется ему таким знакомым. Красивая – да, но что-то еще здесь было такое… Черные вьющиеся волосы, карие глаза, изогнутые брови… Кто она? Он чувствовал, что с каждой секундой приближается к ответу, и потому медлил. Вот-вот он вспомнит, он уже почти вспомнил, картина выстроилась и сейчас томилась под чехлом, ожидая, пока с нее скинут покров и представят перед публикой. Всего один маленький фрагмент, и он поймет…
-- Ладно. – глубоко вздохнув, наконец, сказала девушка. Она встряхнула головой, убирая непослушную челку со лба, и этот жест выбил последний кирпичик из барьера памяти. Пелена спала, и перед Максом в одно мгновение пронеслись несколько дней его жизни. От неожиданности он пошатнулся, и, чтобы не упасть, сел в кресло напротив Одри. Воспоминание стало ясным и чистым, будто, все произошло только вчера. Он прикрыл глаза и устало провел ладонями по лицу. На губах привкус соли, а в ушах свистит свежий бриз и страшные, отвратительные раскаты эха от звука, который ему почти удалось забыть. Прошлое, которое он так удачно стер из своей памяти, как ему казалось без следа, снова вернулось.
Очень долго он молчал, то ли раздумывая о чем-то, то ли вспоминая. А может быть и то, и то. Он сидел без движения, не открывая глаз, и только пульсирующая вена у него на виске выдавала некое подобие жизни в этом теле. Тиканье часов казалось Одри оглушительным. Она невольно поерзала в кресле, не понимая, что произошло, и что это значит. Она понятия не имела о том, было ли это обычной частью завершения сделки, но чутье подсказывало ей, что что-то пошло не так, как всегда. Этот страшный человек (или не человек, а кто-то еще), пришедший за ней, вдруг рухнул в кресло, будто игрок на скачках, только что не поставивший на победителя. Страх боролся в ней с любопытством, и последнее, мало-помалу, становилось сильнее.
Наконец, Макс открыл глаза. Какое-то время, он тер ладонями лицо и веки, а потом, уставившись в глаза Одри, тихо заговорил. В его голосе слышалась копившаяся десятилетиями усталость:
-- Знаешь, а я, похоже, понял одно очень важное правило этого мира: все всегда возвращается. Прошлое возвращается. Твои главные ошибки, все то, что ты хотел исправить, вернется. Оно будет где-то совсем-совсем рядом. Очень близко, но, все же, скрытое за полупрозрачной пеленой непонимания. Если ты не забудешь это, если ты не будешь ослеплен самобичеванием и саморазрушением, если отчаяние не захлестнет тебя с головой, если ты будешь слушать еще что-то, кроме себя – ты заметишь его. Может быть, ты увидишь призраков. Твоя первая и единственная настоящая любовь пройдет мимо тебя на перекрестке, или сядет в один вагон поезда с тобой. Твой лучший друг, с которым вы уже много лет в соре из-за какого-то пустяка, вдруг позвонит случайно ошибившись номером, или зайдет выпить в тот же бар, что и ты. Твои несказанные когда-то слова, вдруг, снова оживут на кончике языка, а пуля, которую никогда не следовало выпускать на волю, вдруг снова замрет в патроне твоего револьвера. Судьба будет давать тебе шанс, повторяя прошлое, чуть-чуть изменяя, снова и снова повторяя его. До тех пор, пока ты не научишься чему-то, не исправишь что-то. Или, до тех пор, пока ты не умрешь. Но каждую новую попытку будет сложнее увидеть, чем предыдущую… Я едва не упустил, быть может, последнюю. Думаю, что следующую я бы уже не разглядел. – Макс неловко улыбнулся. Он давно отвык улыбаться, и говорить так много, в горле у него пересохло, и голос стал чуть хриплым. Помолчав, он сказал: -- Спасибо тебе. И… прости меня.
Одри молчала, словно вслушиваясь в его еще звучащие в воздухе странным эхом слова. На ее лице сменяли одно другим выражения тревоги, испуга, непонимания, удивления и сомнения. Наконец, она тихо спросила:
-- Простить? За то, что убьете меня?
-- Нет. За… нашу прошлую встречу.
-- За прошлую встречу? Должно быть, Вы меня с кем-то путаете, -- нахмурилась девушка.
Неожиданно для нее, и даже для самого себя, Макс захохотал. Он смеялся долго, громко, запрокинув голову и сотрясаясь всем телом от одного ему понятного веселья, смеялся легко, будто бы сбросив накопившийся за все годы груз молчания и пустоты. Одри, глядя на него, хмурилась все сильнее, настороженно покусывая губки. Потом, внезапно, ее лицо озарила легкая улыбка. Сначала чуть смущенная, едва заметная, но она быстро становилась ярче, и вот уже, казалось, все лицо ее засветилось от этой улыбкой.
Наконец, отсмеявшись, тяжело дыша и утирая выступившие в уголках глаз слезы, Макс покачал головой:
-- Нет, Одри. Не путаю. Просто это было очень-очень давно… -- он прикрыл глаза, вспоминая и продолжил изменившимся голосом: -- Очень давно, и очень далеко отсюда. Но это неважно. Ты можешь не помнить этого, но это все равно была ты.
Макс замолчал, все еще откинувшись в кресле и вглядываясь закрытыми глазами в одному ему видимые картины, прислушиваясь к одному ему слышимым звукам.
Шум прибоя, соленый ветер. Размеренный, ленивый, но неотвратимый и неизбежный плеск волн, накатывающихся на скалистый берег и рассыпающихся о камни тысячами клочков пены. Ее лицо в свете звезд не просто красиво – он прекрасно. В ее веселых глазах мелькает отблеск маяка, горящего на краю утеса. Ветер треплет непослушные темные локоны. Ее тело излучает тепло и тонкий аромат духов, сплетающийся в ветре с запахом соли в неповторимую и незабываемую форму.
Макс открыл глаза, прогоняя видение, но в его ушах все еще звенело отразившееся от прибрежных скал эхо выстрела, который никогда не надо было делать.
-- Это была ты. – твердо повторил он.
Макс какое-то время с удивлением разглядывал сам по себе появившийся в руке револьвер, а потом одним движением бросил его в кобуру. Легко встав, он добавил:
-- Это мой контракт истек, – повернувшись к выходу, он бросил через плечо: -- Прощай, Одри. Vaya con Dios.
Он сделал несколько шагов, прежде чем девушка окликнула его:
-- Подожди. Мой тоже. Ты сам сказал. Значит… Все равно кто-то придет.
Макс удивленно застыл: раньше ему не приходило в голову, что есть и другие, такие же как он. Он просто об этом и не думал вовсе, стараясь поверить в то, что ему на самом деле наплевать. Сейчас он стоял, замерев на полушаге, чувствуя спиной взгляд Одри, и мучительно пытаясь сообразить, что же ему делать дальше. Но она сама подсказала ему:
-- Постой! Сядь, поговори со мной чуть-чуть! – она помолчала, и, видя его колебания, добавила почти просительно: -- пожалуйста, прошу тебя. Я не хочу оставаться одной сейчас. Поговори со мной, расскажи что-нибудь!
Наконец, приняв решение, встряхнув головой, отгоняя сомнения, Макс быстро прошел несколько разделяющих их шагов, и сел в кресло. Улыбнувшись, он сказал:
-- Конечно. Я останусь с тобой. – облегченно засмеявшись, он скрутил папиросу и закурил. Очень давно ему не было так легко. Глубоко затянувшись и выдохнув дым к потолку, он сказал: -- Я отвык много говорить. Спрашивай ты, или говори, а я буду слушать, или отвечать. Хорошо?
Не зная с чего начать, Одри протянула руку к его кисету с табаком:
-- Можно?
-- Конечно! – снова улыбнулся Макс. Пожалуй, он сегодня израсходовал свой годовой запас улыбок. Он свернул самокрутку, протянул ей и поднес зажигалку. Неумело затянувшись, девушка закашлялась. Потом затянулась снова. Выдохнув дым в потолок, она попросила:
-- Расскажи о себе! Кто ты? Что делал, и почему… Почему ты делаешь это сейчас?
Макс молчал некоторое время, собираясь с мыслями. Наконец, он начал говорить, сначала медленно, делая частые паузы и подыскивая нужные слова, но потом они полились сами:
-- То, что я делаю… это тоже контракт. Вернее, плата по нему. А началось это… Очень давно. Да, это было очень давно, я не помню точно, сколько лет назад. Может быть сто, может быть, сто пятьдесят. В Америке. Ну знаешь, дикий запад, ковбои, лошади, револьверы, дилижансы, индейцы, жаркое солнце и пыль. Очень много пыли. Она лезет в глаза, она забивается в уши, в нос, мешает дышать. Она везде, в сумках, на дне карманов, в складках одежды, в ботинках, во рту. Скрипит на зубах. Этот привкус пыли… Пыли и крови… -- Макс вздрогнул и встряхнул головой, словно очнувшись ото сна. Он с удивлением обнаружил, что его глаза были закрыты. Одри, наклонившись вперед, внимательно слушала его, не спуская с него глаз. Макс снова встряхнул головой, отгоняя ставшие вдруг слишком реальными воспоминания. Когда он заговорил, ему показалось, что на зубах снова скрипнула пыль:
-- В общем, меня подстрелили. Очень неудачно: в живот. Я корчился в предсмертных муках в пыли, а мои враги стояли надо мной и смеялись. Я не боялся смерти, в этот момент я уже был почти мертв, но я очень хотел отомстить. Очень-очень хотел. Как минимум, это были не самые лучшие люди, и мне казалось, несправедливым, что они останутся жить. А может быть, мне было просто обидно, от того, что мои выстрелы не были столь удачными… Так или иначе, я хотел убить их, прежде чем умереть.
Макс замолчал. Заметив, что его сигарета потухла, он раздавил ее в пепельнице, и спросил:
-- Ну а ты?
Одри смущенно улыбнувшись, развела руками:
-- А я просто дура.
-- Ну, это вряд ли, -- улыбнулся Макс. Прищурившись, он проговорил: -- по крайней мере, это было не ради денег, власти или карьеры. По-моему, это уже не так глупо.
Одри вздохнула:
-- Мой муж… Он попал в аварию. Должен был остаться калекой на всю жизнь, а может быть умереть. Мне казалось, что в этом моя вина. Мы… мы поссорились в этот день. Может быть, это было и не при чем, но я чувствовала себя виноватой. Просто места себе не находила. Я любила его… Или мне так казалось… В общем, я не могла этого вынести.
Она замолчала, невидяще уставившись в стену перед собой. Макс ободряюще прикоснулся к ее руке.
-- Знаешь… А, по-моему, ты молодец. Я не могу сказать тебе, что ты правильно поступила, или нет, но… Мне кажется, любой мужчина мог бы только мечтать о такой женщине.
-- Может быть… -- грустно пожала плечами Одри: -- но через полгода после того, как он выздоровел, он ушел от меня.
-- Ну и дурак, -- буркнул Макс.
-- А ты смог бы жить с женщиной, продавшей душу Дьяволу? – сверкнув глазами, спросила Одри. В ее голосе слышался вызов, но Макс видел застывшие слезы. Он тихо ответил:
-- Я сам это сделал. И не ради чьей-то жизни, или здоровья, а ради мести. Мне ли судить кого-то?
Одри кивнула, словно это было единственно верным ответом. Они оба замолчали, думая каждый о своем. Макс сам не заметил, как в его руке оказалась ладонь девушки. Для нее это тоже было сюрпризом, несколько секунд они удивленно разглядывали переплетение своих пальцев, ловя переливающееся из ладони в ладонь тепло. Потом они взглянули друг другу в глаза, и оба одновременно приоткрыли рот, будто намериваясь что-то сказать друг другу.
-- Ну что, голубки, разворковались? – разорвал тишину и незримую связь скрипучий голос Билла Блэкхока. Макс сморщился, мгновенно узнав его. Сейчас этот голос был особенно противен, хуже чем железом по стеклу, хуже чем бездарная игра на пиле, отвратительнее самого страшного звука бормашинки дантиста.
-- Вы болтаете уже лишние двадцать три минуты. Если бы речь шла о деньгах, тебе бы пришлось платить неустойку, Стрелок. – Билл прошагал через комнату от стены, возле которой появился, к их столику и встал рядом. Он выглядел так же как и всегда: пыльный плащ, давно забывшие о щетке сапоги, небритая хитрая физиономия, выцветший и грязный красный платок на шее и два сверкающих сталью револьвера ругер «супер блэкхок» в кобурах, сдвинутых вперед.
-- Да пошел ты! -- сквозь зубы процедил Макс.
-- Тю! – ухмыльнулся Билл, оскалив желтые зубы: -- буяним.
Он переводил холодные внимательные глаза с одного на другого, разглядывая их и оценивая. Одри начала было вставать, собираясь что-то сказать, но Билл повел рукой в ее сторону, и она рухнула обратно в кресло. Ее глаза закрылись, но грудь продолжала вздыматься. Макс уже видел этот трюк, и знал, что она пока просто спит. Билл обошел столик и встал напротив него:
-- Ну, и что ты собираешься делать?
Макс пожал плечами:
-- Я не буду завершать ее контракт. И тебе помешаю, если смогу.
-- Ты понимаешь, что это бессмысленно? Она подписала контракт, ее время истекло. Все. Конец. Ф И Н И Т А. – по буквам произнес Билл. Он поскреб небритый подбородок: -- Ты ничего не изменишь. Твоя выходка бессмысленна.
-- А мне плевать. – почти ухмыльнулся Макс. Он встал и медленно прошел несколько шагов, встав между Одри и Биллом: -- Я не убью ее. И ты этого не сделаешь, пока я могу стрелять.
-- Ну, тогда ты сейчас умрешь, – оскалился Билл.
-- Я уже умер. Сто с лишним лет назад, там, в придорожной пыли маленького забытого Богом городка. То, что у меня было с тех пор – это не жизнь.
-- Это верно… Но тут уж твоя вина. Впрочем… -- Билл помолчал несколько секунд, пристально вглядываясь в лицо Максу: -- Я вижу, ты все решил?
Макс медленно кивнул. Его руки непроизвольно поглаживали рукояти револьверов. Он не смог бы объяснить свою странную уверенность, но у него было такое чувство, будто кто-то шепчет ему на ухо «все правильно». Не смотря на то, что он осознавал бессмысленность своего маленького восстания. Он понимал: сначала Билл убьет его, а потом Одри. И все же, он был полон внутреннего спокойствия и умиротворения
-- Ну что ж… Жаль терять Стрелка. Но тебе на смену всегда найдется другой.
Билл откинул полы плаща, обнажив рукояти своих револьверов. 12 патронов «магнум» 44 калибра. 12 маленьких смертей, и каждая сейчас нацелена в сердце Макса. Воздух, казалось, сгустился от напряжения, все чувства обострились, Макс слышал тонкий писк комара в дальнем углу помещения, чувствовал запах йода, пролитого здесь год назад, видел микроскопические трещинки в дереве стены, слышал, как там внутри дерево пожирают маленькие жучки. Через много лет они разрушат эти стены. Но сейчас они стояли. Сейчас у него на поясе два произведения искусства, две старухи с косой, два легендарных кольта, прозванных «миротворец». Когда война затягивается, конец ей положить может только смерть. Сейчас он сам смерть. На лице у него не дрогнул ни один мускул, когда его руки метнулись к отполированным за очень-очень долгие годы пользования рукоятям. Но Билл выхватил револьверы одновременно с ним. Нет, не одновременно – чуть раньше. На шесть сотых долей секунды раньше. К ним прибавились три сотые от более медленного срабатывания спускового механизма Кольта. Плюс еще три сотые на возгорание старых патронов кольцевого воспламенения. И две сотых отыграли пули Билла, имеющие большую начальную скорость. Полторы десятых секунды, может даже чуть меньше, но этого хватило, чтобы кусочки свинца, один прошивший навылет тело Макса в районе груди и еще один, застрявший в животе, сбили прицел. Одна его пуля оцарапала щеку Билла, другая раздробила правую кисть. Макс рухнул на спину. Из разорванного живота начали вылезать сизые внутренности, разбухающие на воздухе. Точь-в-точь, как тогда, точь-в-точь, как в его снах. На губах выступила кровавая пена – верный признак того, что пробито легкое. Снова нахлынула боль, та самая боль, которую он так и не смог никогда забыть. Все было как тогда, за исключением одной детали: Макс не выпустил из рук револьвер. И еще, вместо вкуса пыли, ему мерещился привкус соли на губах, а сквозь звон в ушах доносился плеск волн, словно он был на берегу моря, и волны разбивались о скалы, разлетаясь на тысячи клочков пены…
Сквозь всю эту какофонию, он слышал тяжелые шаги Билла по деревянному полу и позвякивание его шпор. «Только бы продержаться еще пару секунд, только бы не потерять сознание!», думал он. Билл подошел к нему, зажимая левой рукой правую. Из-под сжатых пальцев на пол капала кровь, такая же алая, как и у всех.
-- Видишь, мы пришли к тому же, с чего начали. И я снова могу помочь тебе. Скажем так, я прощу тебе этот маленький бунт. И даже то, что ты стрелял в меня. Тебе всего-то надо завершить ее контракт. Может быть даже, мы пересмотрим условия твоего, идет?
Макс не видел Билла – перед глазами была черная пелена. Но вот голос его он слышал вполне отчетливо. Правой рукой он пытался запихнуть обратно свои внутренности, не выпуская из нее револьвера. Это выглядело как агония. Он снова прикусил губу, чтобы не застонать. Билл наступил сапогом на вылезшие из живота Макса кишки. На этот раз, ему удалось не издать ни звука, но от боли он перестал даже слышать Билла. Теперь некуда было стрелять – он плавал в черном омуте, и тот затягивал его все глубже и глубже. Еще чуть-чуть и он потеряет сознание.
-- Ну так что, мой мальчик? Я могу помочь тебе!
Голос Билла раздался совсем рядом – наверное, он склонился над его лицом, пытаясь разглядеть признаки согласия в его глазах.
-- Да катись ты со своей помощью… -- прохрипел Макс. Он не видел врага, но это было не так уж и важно. Наконец-то, ему представился шанс, узнать, стоили ли чего-нибудь годы его тренировок и сотни самых извращенных упражнений.
Билл отшатнулся от такой наглости, и именно этот шаг позволил Максу вскинуть револьвер, одним неразрывным движением взвести курок и нажать на спуск. Он не видел, но знал, что первая же пуля попала в лицо Биллу, вырвав нижнюю челюсть. Билл закричал от боли, пытаясь прижать здоровую руку к несуществующему больше подбородку. Следующая пуля Макса попала в живот Биллу, также разорвав и выбросив наружу внутренности. «Самое болезненное ранение – в живот, подонок. Теперь мы оба это знаем» пронеслось в голове Макса. У него оставалось еще три патрона, и он всадил одну за одной все пули в тело Билла, а когда вместо выстрелов раздавались глухие щелчки, он продолжал исступленно взводить курок и нажимать на спусковой крючок, пока револьвер не выпал из его ослабевших пальцев. Обезображенное тело Билла лежало чуть поодаль, отброшенное выстрелами, и хотя Макс не мог его видеть, он знал, что Билл мертв. Ему было легко, как никогда. Он знал, что через несколько минут мучений умрет, но это больше его не тревожило. Боль куда-то ушла, не было больше адского колокольного звона в ушах, его сознание очистилось и стало свободным. Сквозь доски в полу проступила соленая морская вода. Ее становилось все больше и больше, она прибывала толчками. Волны перехлестывали через тело Макса, а потом вода сначала неловко оторвала от пола ноги макса, покачала их, будто привыкая к его тяжести, а потом, окрепнув, подняла его целиком. Макс чувствовал, как под ним плещется море, как его качает на волнах и прохладна вода несет его на себе куда-то в неведомые дали…
Эпилог
Он очнулся сидя в кресле. Напротив сидела Одри. Она все еще спала. Что же произошло? Последнее, что Максу удалось вспомнить – нежное прикосновение воды, уносящей его за горизонт.
-- О, очнулся, чертов стрелок! – донесся до него знакомый голос. Макс повернул голову туда, откуда донесся звук. Сфокусировать зрение получилось не сразу, но он и так знал, чей это голос. В кресле рядом сидел Билл Блэкхок, живой и невредимый. Но не это было странным: удивительнее всего ему показалась чашка с чаем в его руках. Макс не помнил, чтобы он пил когда-нибудь хоть что-то кроме виски.
-- Признаюсь, даже удивил старика. Мне уже стало казаться, что ты безнадежен! – продолжил Билл. Он поставил чашку и потер рукой подбородок там, куда попала пуля Макса: -- ох, должен тебе сказать, это больно.
-- О чем ты? – буркнул Макс, удивленно разглядывая себя и ощупывая свой живот. Цел. Он задрал рубашку: к шрамам от предыдущего раза прибавился еще один, выглядевший свежим. Его вдруг захлестнуло чувство обиды: неужели снова, неужели он снова наступил на те же грабли? Почти в отчаянии он воскликнул: – Почему? Я не просил об этом, и я не давал согласия!
Билл захохотал, расплескав чай на брюки. Ругнувшись, он поставил чашку на стол и, все еще посмеиваясь, передразнил Макса: -- Он не давал согласия! На этот раз оно и не требовалось, сынок.
-- Я не буду этого делать. – угрюмо покачал головой Макс.
Билл снова улыбнулся. Странная штука, его улыбка стала другой, она больше не выглядела отвратительной, она не искажала лицо в хищном оскале, как раньше, а даже облагораживала его, делая почти отеческим:
-- А это пока и не нужно. – он вздохнул, и, помолчав, добавил грустным голосом: -- Знаешь, когда я придумал эти контракты, я имел в виду совсем другое… Но… вы сами строите этот мир, и сами выбираете, как вам жить. Даже, если вам кажется, что это не так.
Макс молчал, непонимающе уставившись на него и ожидая продолжения. Одри пошевелилась в кресле. Билл встал, надвинул на глаза шляпу и прикоснулся кончиками пальцев к ее полям в прощальном жесте:
-- Ну ладно, счастливо и удачи тебе, Стрелок. Vaya con Dios, как ты тут всем говоришь.
-- Подожди! – Макс тоже встал.
-- Ну, чего тебе еще? – с напускной сердитостью спросил старик, обернувшись.
-- Кто ты? Дьявол? Бог?
-- Нет, конечно, нет. Я только… гхм… один из помощников, – усмехнулся Билл.
-- Кого из них?
-- Обоих! – сказал старик, захохотав. Он смеялся громко, от души, запрокинув голову. Он сделал несколько шагов, постепенно становясь прозрачнее и не переставая смеяться. Наконец, он исчез совсем, но его смех еще звучал несколько секунд, то ли в ушах, а то ли в стенах комнаты.
Одри издала слабый стон, и снова пошевелилась. Она подняла руку к лицу и стала тереть глаза, пытаясь понять, что произошло.
-- Ну… И что мне теперь, черт возьми, делать? – пробормотал Макс, растерянно сворачивая самокрутку и глядя на просыпающуюся девушку. Ему это казалось риторическим вопросом, но он явственно расслышал веселый шепот, раздавшийся в той стороне, где исчез Билл:
-- Жить.
© Copyright: Морок, 2009
Свидетельство о публикации №1904020069