Мягкий капот иномарки промялся под моим весом. В другой день меня наверно сразу бы согнали с машины, или вообще посадили за хулиганство. Но только не сегодня, удивительно, как всего за сутки может опустеть город. Эвакуация прошла быстро, слаженно работали все органы ЧС. Нет никого, на речном вокзале нет больше прогуливающихся любовных парочек, никто не катается там на роликах, на этих досках с колесиками. Центр тоже пустовал, не было выступающих, попрошаек, нарядов милиции, выпивающих молодых людей. У часовни не стояли молодожены, фотографирующиеся на память. По паркам больше не раздавался веселый детский смех, и не звучала музыка, сопровождающая работу аттракционов. В городе остался только я, спокойно стоящий на машине посреди площади Ленина. Ни людей, ни бродячих собак, ни даже голубей, которые нагло топтались когда-то по памятнику, не было видно. Сейчас только пугающая, оглушительная тишина, ни голосов, ни гудков автомобилей, ни мата водителей, ни свистков стражей порядка, ни музыки из близлежащего кафе, ничего этого не было. Только ветер пытается восполнить эту звуковую пропасть в моих ушах. То он трепыхает вывеску, то плакат, то подхватит пустую пластмассовую бутылку и погонит в сторону ближайшего бордюра. Брошенные автомобили образовали затор вокруг перекрестка, раскрытые двери, молча, указывали на то, что хозяева покидали их в спешке. В этом ‘‘собрании’’ были самые разные машины. Особо жалко две итальянские модели, с логотипом в виде лошади, вставшей на задние копыта. Такие автомобили не созданы для больших городов, быт убивает в них нрав скакунов, зарывая в землю потенциал. И вот годы идут, машина стареет, плетущаяся на скорости шестьдесят, и никогда ей не добраться до отметки триста, не ощутить этот порыв ветра, как тогда в начале своей жизни, когда мастер провел ее по гоночному треку, испытывая на пределе возможностей. Эти ни с чем не сравнимые порывы ветра, задувающие в воздухозаборники, рев двигателя, который при особом желании можно было бы назвать музыкой. Но все это стало лишь модным аксессуарам, таким же, как брелок с логотипом лошади на ключах удачливого бизнесмена. И демонстрировался лишь внешний лоск, не придавая значения потенциалу, скрывающемуся под капотом автомобиля.
Я посмотрел на часы, они показывали половину одиннадцатого. «Время еще есть» - с этими мыслями сел на крышу иномарки и достал сигареты. В пачке было десять сигарет, - «Хватит, даже много будет, не успею все их прикончить». Закурив, я медленно оглядывал площадь, магазинчики, аллейки перед оперным театром. Скорая эвакуация и паника заставила людей не считаться с нравственностью, и разбитые витрины это подтверждали. Недалеко лежал перевернутый киоск, видимо хозяин запер перед уходом, что не понравилось другим беженцам. Обычно во время чрезвычайной ситуации люди берут с собой теплую одежду, еду и воду. Но зачем врываться в салон сотовой связи? Что там важного для эвакуации? Чехол для мобильника, не активированные сим-карты, гарнитуры? А магазин косметики зачем? Может, будут краситься на бегу? А эти выкрики, что в нашей группе эвакуирующихся девушки симпатичнее, чем в той, что бежит за нами? Поистине, странные мы существа, во время бедствия все равно пытаемся по дороге ухватить что-то ценное, даже если это будет дорога в ад, а под руку подвернется плохо лежащая икона.
Докурив сигарету, бросил бычок на асфальт. Ветер будто этого только и ждал, подхватив горящий фильтр, уносил куда-то к себе. «Может быть, ветер коллекционируют окурки от сигарет, собирает их и аккуратненько складывает в коробочку. И время от времени открывает и любуется своими ‘‘сокровищами’’, и их счет уже идет на миллионы», - думал я, спрыгнув с иномарки и направляясь, прочь с площади, которая будто замерла за моей спиной в немой картине, и только один светофор продолжал мигать желтым светом, работая в автономном режиме.
Медленно поднимаясь на крышу облпотребсоюза, я размышлял о том, как жестоко жизнь обходится с людьми некоторых профессий, особенно с учеными. «Ведь биолог, химик, антрополог по мере изучения природы с профессиональной точки зрения постепенно перестают верить в бога. Они находят научное обоснование происхождения жизни. Зарождение жизни ни в коем разе не произошло за семь дней, и не могла всех народить одна пара. У исследователей есть доказательства и теории, описывающие, как все произошло. Просто гора информации, но спрятавшись за ней, перестаешь видеть жизнь с точки зрения чего-то чудесного, остается только скептицизм. С этим утрачивается надежда на чудо, надежда на спасение от ударов судьбы, а без надежды и жизнь не жизнь».
Наконец я добрался до крыши, сняв с плеча походный рюкзак, вдохнул воздух полной грудью, открыл свою ношу и достал складной стульчик и столик. Из бокового кармана рюкзака - бутылку самого дорогого алкоголя, который я мог найти в магазине, фужер под него и составил все это на столик, затем выложил сигареты и зажигалку. Расстегнув рубашку и отпустив чуть ремень на джинсах, я присел. Спустив с макушки на нос солнцезащитные очки, открыл бутылку и налил в фужер.
«А вот меня за что так обделила судьба? Какая надежда у меня, у обычного физика? Если бы я им не был, я тоже сейчас уносил бы свои ноги подальше, от этого чертова города, и у меня была бы надежда, что я спасусь, надо только бежать. Но нет, я физик! Я уже двадцать лет как физик, и знаю, что после удара все остальные проживут на несколько минут дольше! У меня нет надежды! Я не хочу умирать без надежды, это несправедливо! Но ничего! Ничего не могу с этим поделать, остается только принять как должное!»
И вот я спокойно сижу на раскладном стульчике на крыше дома, в левой руке у меня стакан с ромом, а в правой - медленно тлеющая сигарета. То делаю глоток, то вдыхаю никотин в свои легкие. Смешно, врачи говорили, что курение меня убьет. Видимо, не успеет. Мои наручные часы четко отщелкивают секунды, приближая неизбежное. В голове снова и снова прокручивается строчка из старого советского мультика: «Летит, летит, голубой метеорит подарок…».
Вот ровно в одиннадцать часов тринадцать минут в небе показалась маленькая точка. Она стала постепенно увеличиваться и приближаться. Это был огромный кусок внеземного камня, охваченный пламенем из-за трения об атмосферу. Через несколько секунд, закрыв практически все небо, грохнется точно на мой город, и первая его точка касания придется на здание облпотребсоюза.
Я одним глотком допил ром и поставил его на столик. Сделав последнюю затяжку, я встал и шагнул навстречу этой громадине. «Если отбросить сейчас все ужасающие последствия: смерти, разрушения, гибель цивилизации, то это поистине красивейшее зрелище за всю историю человечества. Это торжество сил, выброс энергии! И это движется ко мне, и это красота достанется только мне одному. Другие не смогут насладиться ею, потому что она ударит их в спину, когда они будут бежать от этой красоты. Я один! Мне одному!»
Поставив ногу на выступ, я устремил свой взгляд вверх, сощурив глаза, мечтательно подумал: «А может, все-таки ошибся в расчетах…».