-Джим... Джим. Джим!
На столе стояла недопитая чашка, ещё неостывшего кофе, от которого бледными струйками, облизывая края чашки, поднимался пар. За столом, судорожно, будто чем-то взволнованный, сидел человек в старых потёртых джинсах, и белой, с вылинявшим названием любимой бейсбольной команды, футболке. Он сидел неестественно прямо, то и дело, ёрзая на стуле, словно боясь опоздать на какую-то невероятно, прямо таки жизненно важную, судьбоносную встречу. Он сидел и читал, точнее водил глазами по тексту, думая совершенно о другом. Периодически, с шумом он одёргивал загибающиеся края газеты и нервно поглядывал то на настенные часы, то на наручные. Однако стрелки, как назло, ни куда, казалось, не спешили, а будто застыли на месте или, по крайней мере, сбавили темп, решив вдруг, впервые за двадцать пять лет передохнуть.
- О, Джим, ещё только пол седьмого... А ты... в такую рань,- сладко зевнув, сказала его жена. Она поцеловала мужа, включила, уже успевший остыть чайник и опустилась на соседний стул.
-А, Маргарет, это ты...- Джим вздрогнул, очнувшись от мыслей, и медленно перевёл взгляд на жену. Она сидела, плотно закутавшись в белый, махровый халат и, щурившись от острых лучей утреннего солнца, смотрела в окно.
- Чудесный сегодня день, не правда ли? – она вопросительно, с некоторым любопытством глянула на Джима.
- Угу,- пробормотал он, вновь погрузившись в мысли.
- Ну, где ты витаешь, Джимми?
- Мм? А нет... нигде...,- ответил он, уже в который раз глянув на часы.
- Сегодня особенный день, ты не находишь? – улыбнулась женщина, - Прямо таки невероятный, чудесный, прекрасный!
- О чём ты, Маргарет? - с едва заметным раздражением, спросил он.
-Ну, милый, не сердись.
- Я и не сержусь, - пробурчал он, - просто ты отлично знаешь, как я не выношу эти намёки!
- А я ни на что и не намекаю, - с грустной, задумчивой улыбкой проговорила женщина.
Тем временем, треща, булькая и подпрыгивая, закипел чайник. Маргарет ушла в дальний конец кухни, и, позванивая посудой, занялась завтраком. Джим, так ничего и не понявший, откинулся на спинке стула и уставился в окно.
Разбуженный прохладным, утренним ветерком, весело звенел колокольчик на двери, будто бы сам радовался наступившему дню. Шуршал и метался, затерявшийся в густой листве старого дуба, ветер. На залитом тёмным, недавно положенным, асфальтом, красновато-жёлтыми холстами лежал солнечный свет. В открытое окно, развивая лёгкую, как паутинка занавеску, ворвался свежий воздух. Джим с явным удовольствием вздохнул и, скинув с себя последние оковы неприятной, предрассветной дремоты, окликнул жену:
- А ты права, дорогая, день сегодня и вправду какой-то особенный.
Маргарет, словно целую вечность, ждавшая от него этих слов, обернулась, с надеждой глядя мужу в глаза.
- Ты знаешь, я ведь ждал этого самого дня сотни лет... Точнее сказать, сорок.
Застывшая с чашкой в руках, Маргарет недоумённо посмотрела на любимого.
- Да, да. Ровно четыре десятка лет назад, в этот самый день мы с ребятами, тогда ещё молодыми, только что окончившими университет, условились встретиться через сорок лет в месте, где отмечали свой выпускной. Это было в нашем старом парке. Мы сидели и, жуя бутерброды, о чём-то беззаботно, весело болтали. Вдруг Боб сказал такую вещь, которая тогда совершенно не показалась нам важной... но он был старше нас всех, а потому, мнится мне, и понимал по более нас. Так вот, он сказал: «Послушайте, пройдёт несколько лет, и мы уже не будем сидеть здесь, не будем вот так вот болтать друг с другом на равных. У нас появятся жёны, любовницы и дети. Кто-то из нас, возможно, станет большим начальником и ему будет не по статусу сидеть с бывшими одноклассниками на траве, рассуждая о делах насущных... А может кого-нибудь из нас уже и в живых то не будет...» Тогда мы не понимали нахлынувшей вдруг на него грусти. Не думали и не гадали, что больше никогда не будем вместе. Славная на весь университет четвёрка: Боб, Стэн, Ронни и Джим...- на глазах Джима, на миг показавшегося Маргарет невероятно постаревшим, выступили слёзы, - Но вот, прошло всего ничего, и наши встречи стали происходить исключительно по телефону. Сначала мы, выполняя долг, отпрашивались с работы и приходили в парк, чтобы как раньше назад посидеть в тени деревьев, поиграть на гитаре и вспомнить былые времена. Но, - вздохнул Джим,- прошло несколько лет и мы уже больше не собирались вместе. Однако осталась последняя надежда, - его губы растянулись в довольной, мечтательной улыбке, - тогда же мы договорились встретиться через сорок лет. Обязательно. Бросить все свои дела, забыть обо всём, что есть в мире и примчаться, чтобы вновь почувствовать себя родными и нужными друг другу.
- И что же? – робко спросила Маргарет, после минутного молчания.
- А ничего, - развёл руками Джим, - просто сегодня Тот Самый День. Просто сегодня у нас будет ещё один, возможно, последний шанс отбросить свою важность и значимость, потому что они перестанут иметь значения, и вновь стать сами собой.
- Ты ждал?
- Да. Очень. Ты даже не представляешь себе, как, насколько сильно я ждал этого дня. Каждый раз, когда мы созванивались или встречались, клянусь всем, что у меня есть, каждый раз я вспоминал о нашей клятве и ждал. И вот теперь, когда до встречи осталось чуть более двух часов, я боюсь приехать и не обнаружить там никого, боюсь, что для них это не столь важно...
Джим замолчал. Замолчал и погрузился в глубокую задумчивость. В этот момент он походил на ребёнка за ночь до дня рождения, ждущего подарков, строящего предположения и лелеющего мечты. Лицо Джима то разглаживалось и делалось необычайно довольным, то внезапно мрачнело и оставалось недвижимым.
Так шли минута за минутой... А Маргарет также безмолвно, с любящей улыбкой наблюдала за ним, ловила каждый его, мимолётно брошенный, рассеянный взгляд и гадала, вспомнил ли он... точнее, надеялась, что он вспомнит о некоем чрезвычайно важном событии, которому не повезло случиться в тот же самый день, что и долгожданная встреча мужа с друзьями. Но отчего Маргарет молчала, то ли надеясь, что он сам вспомнит, то ли просто не хотела прерывать ожидание и ещё более волновать мужа.
Нечасто ей доводилось видеть его в таком состоянии. Нечасто он так одевался и так сильно, так страстно ждал чего-то. Но она радовалась. Смотрела на него и радовалась. Наверное, именно по этой самой причине, именно ради того, чтобы вызвать к жизни те чувства в муже, что он так глубоко запрятал в своей душе, она позвонила его друзьям и напомнила о предстоящей встрече.
* * *
Джим вернулся только под вечер, когда солнце уже укрыла шёлковая пелена сумрака и последние солнечные зайчики, путаясь в густой листве, словно горсть червонных монет, рассыпались по дороге.
В доме царил полумрак и покой, и лишь крупные капли воды, изредка падающие из крана с пугающе-громким шумом, разбивали, словно хрупкий хрустальный сосуд, тишину. Маргарет сидела спиной к двери и, погрузившись в созерцание заката, смотрела в окно, не обращая внимания на настойчивый стук воды.
Вдруг дверь с исполинским грохотом распахнулась, и в комнату ворвался ветер, пробудив дом от вечерней дремоты. Маргарет подалась навстречу мужу, и, поцеловав его, ушла греть ужин.
За двадцать пять лет совместной жизни она научилась чувствовать настроение мужа ещё до того, как он скажет хоть слово. Она понимала, когда нужно заговорить первой, а когда лучше смолчать. И сейчас был тот самый момент, когда первое слово должно было быть произнесено именно им.
Любое его действие, любая мысль и слово были для неё словно негласными законами, неписанными правилами, исполнять которые она почитала за высшее счастье. Иначе и быть не могло. Ведь это тот самый человек, сделавший ей предложение четверть века назад, который был и остаётся её самой первой и нежной любовью, которому она каждый день готовит еду и которого по вечерам ждёт с работы. А то, что сегодня он, спеша на долгожданную встречу с друзьями забыл об их годовщине... Ну, согласитесь, это ведь сущие пустяки. Главным в их жизни всегда было то, что каждый из них ни на секунду не сомневался в любви другого.
Поев, Джим вымыл за собой посуду и в полнейшей темноте сел на диван, подозвав к себе жену. Она, как это часто бывало в молодости, легким пёрышком опустилась мужу на колени, положив голову ему на плечо.
Через несколько минут, Джим посмотрел отсутствующим взглядом человека, чьи мечты и надежды рухнули в одну секунду, словно карточный домик, и произнёс севшим, будто после громкого крика, голосом:
- Боже мой... – он перевёл рассеянный близорукий взгляд на жену - кто бы мог подумать... Чужие люди...