Привозная байка

Леонид Силаев
                ПРИВОЗНАЯ   БАЙКА.

   Совсем житья от наркоманов не стало. То антенну с крыши утянут, то белье с веревки во дворе сопрут, так что и   штанов последних  лишишься. Дали б мне волю, я б их как собак бешеных отстреливать начала и службу такую по городу бы ввела, чтобы заразу в корне пресечь. Так нет, все миндальничают с ними власти наши, перевоспитать надеясь.

   Вот намедни передача такая по телевизору была, когда у народа на улицах одесских журналист все допытывался, что оно такое, наркомания эта проклятая, есть: чума она али нет. Спрашивал он как будто, но и ответ вроде подсказывал, что да, мол, чума, и когда с ним соглашались, то головой незаметно кивал и улыбкой подбадривал, правильно, дескать, мыслишь, опасность зла антиобщественного понимая.


  Мы вот, лоточницы, на Привозе работающие, на следующий день вопрос этот непростой тоже обсуждали, но к выводу определенному так и не пришли. С одной стороны, если скорость ее распространения во внимание принять, то чума, и получается, здесь я с дядькою тем согласная. Но вот что смущает. Чума - иные говорят - к инфекционным заболеваниям относится, что через грязь и микробов всяческих передается, тогда как про наркоманию такого не скажешь. Она, сколько мне ведомо, распущенности человеческой и безволия результат и ничего более. Не удалось нам, лоточницам, знаменателя общего достигнуть, каждый при своем мнении и остался.


  Что же до меня, я наркоманов за людей не считаю и за то стою, чтобы заразу эту выкорчевывать, как траву сорную из огорода вон. Потому, как и не люди они вовсе, а лишь подобие человека бледное и расплывчатое.

 
  Вот на прошлой неделе история на Привозе шумела. Случай в Одессе такой стался, что нас так потряс, даже волосы на голове дыбом вставали. Можно бы, конечно, от всего этого отмахнуться, сказав, что то глупости и болтовня пустая. Но да я бы подобно поступать не спешила, потому как зря люди болтать не станут. А в случае этом неправдоподобном на первый взгляд у разных рассказчиков детали разные сходятся, что за то говорит, в самом деле, где-то все место имело.


  За то не скажу в точности, в каком районе все было. Кто говорит, что в Бугаевке случилось, иные божатся, что на Пересыпи. И такие имеются, что доказывают, Слободская то повесть. Да не в том-то суть, где произошло, главное – что на город наш славный, Одессу-маму  любимую, пятном все ложится.


  Сказывают, один наркоман проклятый вконец в карты проигрался со дружками своими зловредными, надеясь за игрой на укол себе разжиться. То ли не шла   карта, невезение было, а, может быть, ломки у него начались и мешали мысли средоточию, без чего на успех не рассчитывай. Ну а они, напарники его везучие, до того в удаче были, что понужден был несчастный их сотоварищ и часы, и одежду верхнюю с себя снять, им  оставить. Ну да они, злыдни, вот до чего додумались, когда вконец тот проигрался и денег немалую сумму еще должным остался:
-Коли хочешь ты у нас на укол получить /а куда ему было деваться: наркоман, он, - раб того и есть/,должен ты будешь,друг наш взбаломошенной,  женщину, во подъезд входящую первой, изнасильничать и над ней надругаться. А не то, конец тебе пришел, и за долги карточные и прирежем.

 
  Пришлось ему, подонку, на то согласие свое дать. Знал ведь, что у бандитов слова с обещаниями не расходятся.

  Ну а в парадную ту, где они стояли, мать того негодяя и заходит, с ночной работы возвращаясь. И ничего ему, мерзавцу, не оставалось, как... И потом уже, когда дружкам, на лихое дело толкнувшим, угодил, в подвале дома того, куда несчастную затащил, прикуривать стал. Мать же сквозь пламя огонька неверного спички, что в руках у него тряслась, сына своего признала, которому жизнь посвятила. Себе во многом отказывая, ночи  недосыпала, куска лишнего в рот не брала, чтобы ему, уроду, больше досталось. Каково же было матери, что в минуту сию роковую о том пожалела, что не задушила сына в роддоме малого, когда младенцем на свет появился!!!


  Во суде потом народном женщина эта, гневом благородным пылая, заседателей молила:
- Прошу Вас, судии честные, гражданина сего, что сыном мне считался в жизни прошлой, не миловать, но расстрелять. Потому как против естества природного он пошел, чего и зверь дикий дозволить не может.


  Только вот опять власти наши либеральничание допустили.
- Украина наша,- объяснять принялись,- в семью европейских государств допущенная, обязательства тем самым на себя приняла многочисленнее, которые цивилизованность и гуманность во главу угла ставят. Не резон нам в государственности приобретенной соседу северному уподобляться, где жизни человеческой не хотят признать ценность, насилию жестокость противопоставляя. Что же до конкретного случаю, то значимость дела для состояния умов во внимание принимая, о том скорбеть понуждены, что казнь смертельную отменили и решением сиим повязаны
   Вот она, самостийность ваша , до чего-то доводит!


  Ну, пока мы вопрос этот обсуждали, Верка, моя напарница, хватилась, а банки с кофе бразильским на прилавке у ней не хватает. Туда - сюда кинулась, нигде ее нет. Верка - в слезы. Это ведь 800 тысяч купонов, считай, дневной заработок пропал.


   А тут подходит к ней один, наркоман, сразу видно, а предлагает купить у него такую же банку за 400 тысяч. Ясное дело, он-то у нее эту банку ранее и спер, да, запутавшись в сутолоке базарной, в то же место, откуда украл, продавать явился.


   Ну рожу мы ему вдвоем квасили, а ребята наши, грузчики, в том подсобили, что держали его, чтобы не вырывался. Убивать мы его, конечно, не стали, чтобы из-за такого жизнь губить во сибирях  украинских, а лишь душеньку отвели, кровь по лицу размазав. Кончили дело свое, наркомана с миром отпустили. Верка на кофий отвоеванный глянь, а там неувязочка вышла. У ней он был расфасовки швейцарской, а на наркомановой коробке ленинградская. Промашка, стало быть, получилась. Но и то беда не большой руки, потому как за полцены неворованную вещь продавать не станут. А что наркомана наказали, так то на суде Божием нам зачтется как дело благое ...

                1996