Семен Алексеевич никогда раньше гадом не был, точнее, он не сразу гадом стал. Раньше он был другим, раньше отрицательные качества его не были так заметны.
И все вокруг до той поры, пока к нему не пришла слава, известность, пока сильные мира сего не стали пачками совать ему баксы прямо в карманы только за то, чтобы он скрасил своим присутствием очередную светскую вечеринку, считали его своим парнем.
А потом все резко изменилось, как будто бы сбросив былое одеяние и забыв о нем навсегда. От старых друзей и знакомых он мгновенно дистацировался, и постарался напрочь забыть и о них, как и о своих былых безденежных и хмурых годах.
Семен Алексеевич рано женился, а потом также рано развелся. Одно хорошо, что детей не успел настрогать, а то неизвестно, как бы все обернулась. С бывшей своей женой он отношений не поддерживал и вспоминать ее не хотел. У него появилась новая пассия, Наташа, к которой он поначалу очень тепло относился, а потом и она ему надоела.
Творческая натура Семена Алексеевича нуждалась в разнообразии, а потому нужды в привязанности к кому-либо он не испытывал, а после того, как популярность вскружила ему голову окончательно, он и вовсе пустился вразнос, постоянно играя роль рубахи- парня.
После очередного светского мероприятия или после своего выступления он, как правило, давал указание своим секьюрити, кого из понравившихся женщин следует пригласить к себе в гримерную или в отдельный кабинет.
В общем, популярность росла, бабки сыпались, как дождь из ведра, и в усладах преград каких-либо он не испытывал. Жизнь удалась.
Однажды вечером, когда водитель привез его домой вдрызг разбитого после очередных оргий и возлияний, тишину нарушил телефонный звонок.
- Алло, я Вас слушаю. – произнес вяло Семен Алексеевич.
В трубке раздался спокойный женский голос:
- Добрый вечер, Семен.
- Добрый. А с кем имею честь? – спросил Семен Алексеевич.
- Да нет, чести ты, похоже, не имеешь. – констатировал все тот же голос.
- С кем я говорю?
- С агентом по решению необычайных вопросов. – продолжал голос. – Полгода назад ты пригласил к себе в гримерку девушку. Это действительно была девушка, твоя фанатка, кстати. Ты ее отымел, потом твои секьюрити ее вышвырнули, как дворовую шлюху. Ты знаешь, что она в больнице?
- Ни черта я не помню! – повысил голос Семен Алексеевич. – Не было такого.
Семен Алексеевич неумело врал, потому что девушку эту он хорошо помнил, как помнил и всю ту мерзость, которую допустил по отношению к этому еще ребенку, девочке, которая его буквально боготворила.
- Но что мне за дело до нее? – подумал он жестоко о ней. – Я же не силой ее в гримерку приглашал. Сама пришла, с цветами. А потом давать не захотела. Так что, выходит, зря я ей аудиенцию устраивал, других всех выгнал?
Его мысли прервал все тот же голос в трубке:
- Я вижу, что ты все помнишь. Так вот, слушай. Я знаю, что ты страдаешь клаустрофобией. Этакая болезнь, боязнь закрытого пространства. Душа твоя прогнила насквозь, а тело - тем более после твоих пьяных и безрассудных похождений, после твоей неуемной похоти. Пора тебя остановить. С этого момента ты не то что в лифт или в метро не войдешь, но даже в сортире тебе будет страшно, мало того, ты теперь глаза закрыть будешь бояться, даже на мгновение.
- Пошла вон, сука! Не звони мне больше никогда! – Семен Алексеевич в сердцах бросил телефонную трубку.
Поспать в эту ночь ему не удалось, и Семен Алексеевич провалялся до утра в постели, не сомкнув глаз. Как только он их закрывал, пытаясь задремать, его сразу же охватывало неуемное чувство страха. Ему казалось, что он заперт, похоронен, и выхода нет.
Через два дня он был в психушке, а через неделю, когда бодрствовать более не помогали ни уколы, ни таблетки, он заснул и умер от разрыва сердца.