Рассказывали: в прежние времена - то ли в войну, то ли еще до нее – встала на постой в нашем городке кавалерийская часть.
Тогда, как раз, пала у городского водовоза лошадь. Покручинился старик, потосковал по усопшей кляче, но потом махнул рукой и направился к конникам.
- Выручай, начальник, старого кавалериста! – пристал дед к командиру. – Беда прямо, хоть сам в бочку впрягайся! А у тебя тягловой силы – вон, сколь! Подсоби по-братски!
- Не имею права, дед! – развел руками командир. – У меня что конь, что конник – строго по списку личного состава. Не обессудь...
- Всяко клячонка-то нераженькая найдется, - и не подумал отставать дед. – Выручай, не жадничай!
Мало-помалу командира и старика стали обступать самые любопытные из кавалеристов. И чем пуще наседал со своей просьбишкой под сочувствующий щелкоток их языков дед на командира, тем больше тот приосанивался. Дошло до того, что гаркнул, что есть мочи:
- Раз-зойдись!
И пошел было сам, но дед не прост, уцепил его за ремень портупеи. Теперь не ныл старик просительно, а понес на чем свет стоит:
- Ишь, ты! Раскукарекался! Где ты был, когда я контру всякую вот энтакой, как у тебя, шашкой крошил?! Небось, без порток еще бегал! Нету у тебя почтения к старому кавалеристу! Мне да – разойдись!
Хохот поднялся кругом несусветный, даже кони и те заржали. Командир с каменным выражением лица пытался стряхнуть с себя рассвирипевшего дедка, но куда там! Дед аж повис на ремнях командирской портупеи – ноги над землей болтаются.
Пришлось командиру сдаться:
- Ладно, дед, отдам тебе коня! Уважу, - он хитро сощурился. – Пошутил я, что все по списку. И лишние имеются. Выбирай сам, чтоб потом не обижаться!
Дед, верно, потерял голову от радости. Схватил под уздцы первого попавшего и – долой со двора!
Хвастовства у старика потом было!.. Конь сытый да гладкий вышагивает. Кавалерийский, боевой – одно слово! Дедок восседает на бочке с водой и головой вертит-крутит, того и гляди она, бедная, отвалится. Гордый старик стал: как же, пальцами аж все показывают – завидуют, значит!
Дни шли за днями. Народ в городке к дедову приобретению привык, перестал восхищаться: примелькалось.
Однажды вез дедов конь, как обычно, воду. Старик, раз теперь не обращали на него внимания, спокойненько подремывал на бочке, как в старые времена. И вдруг на окраине городка – там, где квартировались кавалеристы, пропела труба. Коняга запрядал ушами, тихо заржал…
Старик опомниться не успел, как понесся конь.
- Тпру-у! Тпру-у! – дедок и вожжи растерял, обнял бочку, как жонку в молодые годы, из телеги лишь бы не вылететь. А телега за угол зацепилась. Тресь!.. Дед глаза зажмурил…
Заросли крапивы быстро привели старика в чувство. Огляделся он вокруг – сердце зашлось. Бочка на другой стороне улицы валяется, телега на бок перевернута и оглобель нет.
Постонал, поохал старик, поскреб пятерней поясницу, да и заковылял к кавалеристам.
А там – построение, не иначе в поход собрались. И дедов Карюха тоже в строю стоит. Оседланный, оглобельки тележные в сторонке валяются.
Вздохнул тягостно дед и побрел обратно к своей бочке. Сел на нее верхом, загрустил.
Мимо него по улице на «рысях» двинулся эскадрон…
Опять завздыхал дед, когда увидел дареного Карюху под молодым кавалеристом.
- Вон, даже лошади свое место знают! – размышлял вслух старик. – Чего бы уж и про людей говорить… Но только всегда ли это разумеем!
Дед сердито стукнул кулаком по бочке.
Откуда ни возьмись, подскакал к деду командир. Улыбнулся, вытянулся в седле, и – ладонь под козырек!
Дед тоже, не будь промах, приложил скрюченные пальцы к кепке. На душе у него отмякло: « Вот, чертенок, как меня объегорил за портки да кукуреканье! Не смотри, что молодой, а голова! - дед и вовсе развеселился. – Ей Богу, пошел бы с ним в разведку!»