Я не раз отмечал такую штуку. Стоит сказать, что ты либерал, – и люди бросаются фантазировать невесть что. А из дальнейшей беседы становится ясно, что о либерализме они имеют весьма смутное и извращённое представление.
Когда дело происходит в России – оно отчасти понятно. Поскольку в здешних широтах либерализм всегда считался фруктом довольно-таки экзотическим, навроде манго или авокадо. При этом в девятнадцатом веке «либералами» часто называли жалостливых недодворян, влюблённых в крепостных мужиков, а в двадцать первом – евреев, не влюблённых в Путина (а также – требующих сжечь все тиражи «Майн Кампф» на Красной площади, при каковых замашках очень диковинно с их стороны называть себя «либералами»). Естественно, подобный расклад порождает кривотолки.
Но и в англосаксонском мире, который был, несомненно, колыбелью политического либерализма, нынче ситуация сложилась ещё более запутанная и запущенная. В тех же Штатах, узнав о моём либерализме, люди начинают говорить очень странные вещи. Вроде: «С одной стороны, нельзя не оценить ваше неравнодушие, но с другой – не слишком ли вы увлекаетесь борьбой с бедностью и с Глобальным Потеплением?»
Состояние, в которое меня ввергают подобные речи, вернее всего было бы выразить ёмким словом «ахуй». И я хмурюсь: «Чего? Борьба – с чьей бедностью? С моей? Спасибо, заборол уже! Или – с бедностью в странах Третьего Мира? А нахрен? Чем они беднее – тем за меньшие бабки вкалывают! И это научный факт. В отличие, конечно, от Глобального Потепления. Но на всякий случай я прикупил землицы на Таймыре под пляжный туризм. Правда, до сих пор мне не приходило в голову рассматривать это как “борьбу с GW”».
Таким образом мне становилось ясно, что в Штатах нынче словом «либерал» обозначают не то какую-то эндемическую породу красножопых социалистических мартышек, не то – пафосных шизофреников вроде Эла Гора.
Убедившись, что я не принадлежу ни к тем, ни к другим, собеседники вздыхают с облегчением, раскрывают душу и достают оттуда свои хорошо притыренные белые балахоны с прорезями для глаз, а также – цепи для пролетариата развивающихся стран.
Да, эти ребята, которых в Штатах называют «консерваторами», - идеологически стоят гораздо ближе к либерализму в моём понимании. Их кредо можно было бы выразить так:
«Всякий сукин сын, который посмеет указывать мне, каким кнутом стегать негров на моём ранчо, рискует получить в лоб из дробовика! Потому что это МОЁ ранчо и МОИ негры, купленные на МОИ деньги!»
Безусловно, у них несколько более осмысленное представление о такой святой для либерализма вещи, как свобода распоряжения своим имуществом. Но что меня всё-таки в них смущает – чрезмерная, я бы сказал, нравственность и набожность. Всё же, когда губернатор Алабамы провозглашает молитву о ниспослании дождя – это мало чем отличается от камланий Эла Гора вокруг Глобального Потепления.
И я уж молчу про этих маньяков, борцов за права эмбрионов. Которые – маньяки, а не эмбрионы – тоже считаются консерваторами. Нет уж, с позиций истинного, неиспорченного либерализма, родители имеют право не только приморить своего зародыша, но и запечь его со сметаной. Причём не только в первые девять месяцев, но в первые восемнадцать лет. Раньше, когда я учился в школе, у меня было иное мнение на сей счёт. Но сейчас, сам став счастливым и любящим отцом, я готов настаивать на этом неотъемлемом семейно-кулинарном праве!
Вообще же, из американской фауны, мне, наверное, ближе всего по убеждениям так называемые «либертарианцы». Да, во многом они сохранили чистоту либеральных идей в первозданном виде. Их позиция, в двух словах такова: «Всякий волен тянуть лямку к ямке, как ему заблагорассудится, но при условии, что его свобода не посягает на свободу другого».
Что ж, в теории оно звучит будто бы разумно, но на практике мы непременно запутаемся с определением тех пределов, где кончается одна свобода и начинается другая. Если, конечно, не вспомним формулировку из классического либерализма (коего я – высший носитель). А именно – такую: «Личная свобода индивида простирается ровно до тех пределов, в которых он ФАКТИЧЕСКИ может её отстоять».
То есть, посягательство на свободу других индивидов – всё-таки возможно, более того, неизбежно, но должно иметь уважительные причины. Как-то: неспособность этих индивидов оказать эффективное сопротивление.
Приняв такую концепцию, мы получаем истинно незамутнённую картину мира, где разрешаются многие надуманные противоречия и всё встаёт на свои места. Например, из истории: «Как же могла Великобритания, родина и оплот либерализма, нагибать и эксплуатировать всяких индусов и зулусов?»
Ответ: «Могла – и по двум причинам: а) это было выгодно; б) у индусов и зулусов не было казнозарядных ружей. К тому же, индусы и зулусы тогда ещё не созрели до либерализма, ни морально, ни политически, а потому распространять его на них – то было бы профанацией великого учения Локка; всё равно, что натягивать фрак на кенгуру».
Или, вот, меня часто спрашивают: «Как же вы, считая себя либералом, можете не только мириться с рабством, но и сами – рабовладелец? Неужто вы не понимаете, что рабы – тоже люди? Так почему не уважаете и ИХ свободу?»
Ей-богу, эти критики – всё-таки немножко ретарды. Они действительно полагают, будто я могу заблуждаться касательно биологической природы своего имущества. Нет, я в курсе, что рабы – тоже люди, а не шимпанзе. Потому что шимпанзе – я бы не доверил возделывать поля и всё такое.
И неверно, будто я не уважаю их свободу. Ещё как уважаю (даже больше, чем раков к пиву). Но дело в том, что поскольку фактически они не способны отстоять свою свободу ни в каких пределах, то приходится признать, что она никуда, собственно, и не простирается. Впрочем, можно считать, что у них есть ВНУТРЕННЯЯ свобода. Которая всего на свете дороже, упоительней и даже даёт им нравственное превосходство надо мной. Это правда: они действительно вольны так считать! Что, при условии добросовестной их работы, не представляется мне сколько-нибудь тягостным фактом (мы, либералы, не обидчивы).
Полагаю, мне удалось в достаточной мере показать, что такое НАСТОЯЩИЙ либерализм, в чём его блистательная сущность и насколько разительно, вплоть до прямых противоположностей, отличается он от всяких куцых ересей, норовящих примазаться к его светлому имени.