Безимени

Николай Бакулин
Утро как всегда началось с завывания на мобильном любимой песни. Можно было конечно поставить какую-нибудь бешеную мелодию с сумасшедшими воплями, но тогда и капли от хорошего настроения не останется где-то там… в душе. Но чтобы пробуждение было полноценным, телефон лежит на столе. Стол далеко. Чтобы выключить, необходимо встать. Ноги жертвами увязли в паутине одеяла. Ты начинаешь высвобождать их из этого царства тепла и комфорта. Успехи далеко не высоки. Коконом из простыни и одеяла сон оплел тебя. Телефон все громче начинает заявлять о себе. Придется вставать, забыв про плен. На втором шаге ты уже свободен от тепла, сна. Но стоит взглянуть на свое ложе и тяжело сдержаться. Перед тобой маленькое царство решения всех твоих проблем. Оно не остыло от тебя. И с радостью примет тебя в себя как любимая девушка. Мгновение ты стоишь в нерешительности.
Но сегодня ты проходишь мимо. Старая ванная печально смотрит на тебя своим глазом-отверстием. От него исходят трещины, словно складки кожи вокруг глаза. Ее немигающий взгляд заставляет почувствовать, что в квартире холодно.
Вода кипятком бьется в шею и грудь, обжигая кожу и окончательно убивая сон. Ты сидишь, прижав колени к груди как сидел, когда был маленьким, обиженный кем-то из старших. Тебе не плохо, но и не хорошо. Ты не думаешь о быте, но «высоких» мыслей в твоей голове тоже нет. И те и другие ты видишь, но в мозг не пускаешь. В голове лишь шум воды. Горячей воды. Пар медленно поднимается от тебя. Но уйти ему некуда. Вентиляция здесь никогда не работала. Из-за высокой жесткости воды волосы свисают клоками, чем-то напоминая мрачные сталактиты в пещерах. И в старом обломке зеркала ты видишь облезшую трубу, что когда-то была белой, а сейчас грязно-желтая, пару носков (виновников грязно-желтого цвета), уродливо уложенный безвкусный кафель и малознакомого человека. По его глазам видно, что он хочет тебе что-то сказать, но после длительного молчания позволяет себе лишь тяжелый вздох, и ты понимаешь, что разговор окончен.
Одежда с трудом налезает на мокрое тело. Слышится даже легкий треск швов, пожалуй, лишь он заставляет тебя не перестараться…
Дождь давно стал грязными и мерзкими лужами под ногами и колесами бесконечного потока машин. С деревьев падают капли. Вряд ли они могли подозревать на что меняют бесконечную даль небес… Ты идешь по тротуару, пытаясь обходить лужи, при этом подставляя свое пальто под ошалелые брызги, что в ужасе летят от колес машин. И тебе становится глубоко по фиг на ботинки, ведь твоему пальто теперь требуется хорошая чистка. Кое-как, стряхнув грязь, пытаешься не злиться на издевки судьбы или кого-то заменяющего ее.
Плитка под ногами выложена в шахматном порядке. Ноги сами стараются выбирать такой шаг, чтобы одна нога становилась только на бордовый квадрат плиток, а другая на белый. Так и идешь: левая – красная, правая – белая, левая – красная, правая – белая, левая, правая, красная, белая, девушка, удар. Оказывается что, увлекшись ходьбой, задеваешь юную скандальную особу. Автоматически извиняешься, натягиваешь оскал улыбки и думаешь, не познакомиться ли?
Темные крашеные волосы, заспанные глаза, короткая куртка цвета той же плитки под ногами, легкий переизбыток косметики на лице вперемежку с миной жуткого недовольства и постоянного недосыпания. Очевидно, что сейчас она сделает качественную утреннею зарядку для своих голосовых связок. А это мало радует, и ты не сбавляя шаг, передумываешь знакомиться и идешь дальше. В след слышно какое-то негодование. Но оно за спиной и все дальше и дальше. Вполне возможно, что этой юной красавице не хватает внимания или наоборот его переизбыток, раз она такая недовольная. Ты этого не знаешь и ты ее никогда больше не увидишь. Вы лишь две частицы, столкнувшиеся в этом жизненном хаосе. Вполне возможно она была бы любящей женой, если бы ты проявил внимание. У вас было бы много детей. Квартира, дом за городом, классный секс с ее острыми ногтями в твоей спине. Или же опять та же куча детей, маленькая квартира, еще меньше зарплата, противная теща и опять же ее острые ногти, только в твоем лице. Все это могло быть... Но ее силуэт медленно таял за спиной.
Не очень интересно идти утром по улице и смотреть на лица прохожих. Все они еще в царстве Морфея вперемежку с мыслями о грядущих проблемах и заботах. Все одинаково безлики. И ты идешь: левая – красная, правая – белая, безликое лицо, и вновь левая – красная, правая – белая, безликое лицо. Иногда мимо проплывают лица с намеком на прелесть улыбки. Хочется улыбнуться в ответ. Но все двусмысленно. Девушка воспримет это как прелюдию к приставанию, а парень, еще хуже, как вызов. Поэтому маска безликости и на твоем лице.
Ты такой же как они, они такие же как ты. Эта тавтология врезается осколком стекла в мозг и больно бьет по ущемленному эго. Но каждый тихо с маленьким остервенением верит, что он тот самый лучший, или хотя бы приближен к избранным. Хотя кто их видел – избранных? И куда их избрали? Левая – красная, правая – белая, левая – красная, правая – белая…
Да и вообще может быть весь этот как будто сложный мир есть твоя иллюзия. Действительно, ты же осознаешь СВОИ мысли. Чужие читать тебе не дано. Может все вокруг просто сон. И если очень сильно захотеть, то можно проснуться. А что там? Какая-нибудь матрица? Как все глупо и банально. А вдруг ты очнешься, а там никого и ничего! Ты один также как и сейчас в этом бесконечном потоке людей. Или псевдолюдей? А может ты и есть Бог, который от скуки и кривости рук не смог создать что-то стоящее и просто задремав в своем гамаке, пустился фантазировать? Сбежал от РЕАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ! Решил поиграть с самим собой по своим же правилам. Тут же приходит понимание того, что тебе эти правила явно не по зубам. Как и статус Бога. Тогда кто ты? На ум приходит более правильное определение – губка. Ведь в процессе становления, когда ничего не умеешь и не знаешь, стараешься найти учителя или учителей. Ими становятся родители, улица, СМИ… Они тебе диктуют, что ты будешь любить, ненавидеть. Благодаря им же ты узнаешь как целоваться, трахаться, убивать, обманывать. И поверь, ты будешь делать не то, что ты хочешь, а лишь то, что было сказано ранее. И с бараньим усердием утверждать обратное. Но ведь ты никогда не задумывался почему тебя более других интересует определенный типаж девушек? Все просто! Скажи спасибо СМИ с навязанными стандартами, матери и авторитетному в твоих глазах человеку, что имел неосторожность при тебе рассказать о своих пристрастиях. Твои желания ни есть ИСТИННЫЕ твои желания! А ты сам есть губка, что впитывает в себя все что может...

Везде, где ты идешь, лианами висят ловушки рекламы. Стоит хоть немного сфокусировать взгляд и в мозг неминуемо впиваются броские и не очень рекламные щиты, листовки, плакаты, газеты. Можно сказать, что именно они будут диктовать, что завтра будет в моде. Но это и так очевидно для всех, что и не обращают внимание на эти паутины «твоего нового Я».
Тротуар кончается «зеброй» и светофором, на котором числа отсчитывают твое время, которое ты потратишь на ожидание зеленого света. Не дождавшись последних трех секунд, ноги срываются с места. Визг сигнала и тормозов остается где-то позади, там, где только что пронеслась твоя смерть. Ты не торопишься и дорогу, не смотря на «ранний старт» проходишь неспешно. Ты вновь на тротуаре и ноги знают свое дело: левая – красная, правая – белая…безликие лица. Это начинает сводить с ума, и ты сбиваешь шаг. Но через малое время, может даже то, что было на светофоре, ноги вновь твердят еще сонному разуму: левая – красная, правая – белая…

На работе еще никого нет. В кабинете до ужаса тихо. Ощущение, что даже тишина здесь немного задремала. Но ты вдыхаешь в обстановку немного звуков, которые постепенно разрастаются и усиливаются. И хоть ты и был первоисточником, но ты не являешься центром всех этих шумов. Конечно, это тебя не ущемляет, но и не радует. Хотя здесь ты забываешься. Здесь тебя нет. Истинного тебя. Есть ты, но не ты. Что-то изменилось в твоем лице за те несколько секунд, что ты ехал в лифте на свой этаж. Вполне возможно, что тебе хорошо. Ведь здесь можно пожить чужими эмоциями, делами… Заняться, к примеру, работой, Интернетом, да всем чем угодно, но не самим собой!..
Извращенная фантазия рисует тебе самого себя со стороны. На твоем лице нет кожи. Рядом стол, как у артистов провинциального театра. Он старый, черного лака на нем практически не осталось. На его крышке лежат лоскуты кожи для твоего лица. Рука тянется к этой куче, на которую ты боишься даже покоситься взглядом. И хоть все маски одинаковы, пальцы на ощупь находят нужную для данной ситуации. Ты натягиваешь ее на себя, зажмурив глаза. Тебе страшно смотреть на себя до этого момента. Но кожа, уже порядком растянутая и потрескавшаяся, легко садится на голову. Из прорезей для глаз, носа, рта стекают капельки гноя, замешанного на крови. Ты смотришь в зеркало. В ответ на тебя смотрит абсолютно незнакомый тебе человек. И только глаза отдают напоминанием о чем-то страшном и до боли родным. Зеркало плавно превращается в монитор компьютера с мигающим сообщением: «Трахни меня!» Пальцы моментально оказываются на клавиатуре, боковым зрением ты видишь, как с них исчезает кровь-иллюзия. Тебе не до себя.
Тебе надо трахнуть какую-то малолетку по чату.
Тебе, а вернее твоим пальцам вновь надо искать маску… маску страсти, желания…

Ее тело, тонкое и гибкое, как в аниме в твоих объятиях. Кожа бела и нежна. Длинные волосы везде: на подушке, на губах, на ее уже сформировавшейся груди. Руки безостановочно скользят по ее упругим бедрам, словно что-то ищут. Она робко подогнула колени и не спешит пускать тебя к себе. Ты смотришь в ее глаза и не веришь, что на таком невинном лице могут быть глаза со сжигающим блеском страсти, разврата. Ты целуешь ее шею, грудь; тебя сводит с ума ее талия, и ты уже не можешь сдерживаться и раздвигаешь ее колени. Они не очень-то и сопротивлялись. Она обхватывает рукой твою голову, давая понять что готова, прижимается своей щекой к твоей. И ты готов уже войти в нее, но ее жаркие губы сквозь пряди волос впиваются в твое ухо и шепчут: «Меня мама зовет. Подожди». Что? Ощущение что ведро ледяной, почти превратившейся в лед воды вылилось на тебя. Ты настолько увлекся, что не сразу правильно понимаешь это сообщение в чате, и перечитываешь вновь: «Меня мама зовет. Подожди».
Ты выходишь из сети, пытаясь сконцентрироваться на работе. Это почти удается. Ведь у работы есть хорошее свойство отвлекать себя от самого себя.

Напротив тебя стоит человек. Женщина. Твой сотрудник. Весьма неудавшаяся незамужняя личность. В свои 30 с небольшим она выглядит на порядок старше. Имеет бесформенную фигуру. Она не полная. Просто плечи незаметно переходят в грудь, затем в талию, которая так же не понятно где заканчивается, переходя в задницу. По натуре она паникер. И свою истерию старается вылить на окружающих. И ты понимаешь, что ее жертвой на этот час будешь ты. Она что-то тебе доказывает, местами переходя на крик, очки криво сидят на ее лице, делая ее более уродливой. Она с усердием втирает в твой разум, что хочет заказчик, а твой нос в это время ощущает ее запах пота. Контраст! Заказчик хочет контраст. Ядовитый контраст. Ему плевать на стиль, на лаконичность. Ему дай пестроты. Контраст будет. Когда эта безликая личность принесет клиенту заказ. И пока она будет держать макеты в руках, это будет настоящий контраст – бесформенная и бесцветная женщина и ядовито-пестрый проект. По отдельности они полная безвкусица. По отдельности их надо удалить. По отдельности их надо скомкать и выбросить в корзину. Кстати, ты замечаешь, что твоя корзина уже порядком забита, и ты не обращая внимания на вопли над ухом, идешь с ней в руке прочь из кабинета. Скомканные листы вываливаются через край на серый линолеум. Тебе наплевать. Дверь закрывается за тобой. Обрывки бумаги вереницей тянутся от стола к двери. Они так надеялись, что кто-то догадается тебя найти по ним… Найти и спасти.

Пара, целующаяся на входе, грязный кафель первого этажа и сквозняк от плохо закрываемой двери навеяли легкую грусть в душе. На улице она усилилась, потому что дождь не желал переставать. Капли были холодными и отсекали возможность приятной прогулки под дождем.
Светофор. У него нет желания отсчитывать твои секунды. И он, завидев полы твоего пальто, загорается зеленым.
Уже вечер. Город медленно, но верно стремится к замедлению ритма. Для этого он делает последний рывок, что для масс есть час пик, а потом его сердце начнет замедлять свой стук и лишь местами будет пульсировать по-прежнему, если не с новой силой…А маршрутки, забрызганные друг другом, толкались на остановках, не желая делиться пассажирами. Они были жадные, их жадность таилась в их создателе...
На ручке подъехавшей маршрутки висели комья мокрого снега. Не смахивая его, открываешь дверь на заедающем механизме. Холод снегом и водой проникает под перчатку и вгрызается в теплые пальцы. Но это не стоит внимания как и люди вокруг. Они немногим теплее чем эта грязь с машины и немногим её чище. Хотя теплее ли, чище ли? Вглядываться в лица нет никакого желания. Они слишком мертвы, чтобы заинтересовать…
Автобус сквозь шум сигналов, рев двигателей, ворчание шин и шипение разлетающихся луж добирается до своей конечной остановки. Это железнодорожный вокзал. И вновь лужи, плитка в шахматном порядке, толпы толкающихся. И вот электричка. Она унесет прочь от города. От этого города в другой. И там тебя вновь встретят грязь, безликие массы и тишина в огромной шумихе…

Так как уже начало темнеть в вагонах зажглись лампы. Свет был словно украден из длинных коридоров больниц, контор, офисов, смежных зданий, где когда-то ты бывал с матерью или отцом. Они куда-то шли по делам, оставляя тебя в этом свете одного. Вокруг был одинаково чужой знакомый запах тлена здания. И ты не знал, когда за тобой придут, ведь, уходя, было сказано: «Скоро». И ты ждал, считая минуты, секунды. Тебе уже казалось, что за тобой уже никогда не придут. И ты останешься здесь навеки. Один. Но вот где-то в конце коридора, наполненного этим страшным светом, дверь открывается и там стоит отец или мать. И ты бежишь к двери, считая себя счастливым и незабытым, волоча за собой свою куртку… А свет все равно казался пугающим ведь он напоминал о твоем одиночестве в здании, что построено для сотен людей. И сейчас, в вагоне, он шептал тебе об этом, заставляя потерять всякую надежду на спасение. Ты вновь остался с ним один на один. Вновь ты забыт кем-то. И ты знаешь, что в двери в конце вагона не войдет близкий тебе человек. Но тебе не хочется в это верить. Не может же так быть, что ты забыт! Ты не веришь дверям и наплевав на страх перед светом, бежишь к ним. Распахиваешь их. Там никого. Пустой тамбур, пропахший мочой, сигаретами и рвотой. А двери открываются, освещая название остановки. Твоей остановки.
И здесь дождь. Он неминуем и нескончаем. Он состояние этого мира. Электричка стоит. Что-то передает машинисту дежурный по вокзалу, долго объясняя кому это затем отдать. Его правая рука что-то положила в карман к машинисту, сделав это плавно и едва заметно...
Ты идешь вдоль червеобразного тела электрички в ее потенциальном направлении. А под ногами вновь плитка, уложенная красными и белыми квадратами. Ноги по привычке задают ритм: левая – красная, правая – белая... Черт! Сколько можно подстраиваться под эти квадраты! Ноги пытаются сбить шаг. Но тщетно. Электричка остается позади: у машиниста появились вопросы к дежурному. Еще попытка сбить шаг. Но квадраты зажимают твои ноги и не дают выбраться из заданных рамок. Где-то позади трогается электричка и начинает набирать ход и ты смиряешься с проклятыми квадратами. И ноги послушно ступают только по положенным квадратам: левая – красная, правая – белая. Ты спиной чувствуешь поезд. Еще мгновенье и он промчится справа от тебя на полном ходу. И твои ноги срываются. Нарушают заданный алгоритм: прыжок вправо. Удар. Визг тормозов.
Твой раздробленно-кровавый череп висит на очистительной решетке локомотива.



....Поезд остановился. Люди в вагонах смешались со своими вещами и друг с другом.
Машинист, не веря своим глазам выскочил на улицу. Проклиная свою работу и жизнь, он устремился к носу состава.
На мгновенье он зажмурился, ожидая увидеть кровавое месиво. Но крови не было. Не было и тела. Лишь вдалеке по ту сторону от линии железной дороги таял удаляющийся силуэт в черном развевающемся пальто. А под ногами ничего непонимающего машиниста была вывернутая с землей плитка.
И столь простой шахматный порядок на ней был нарушен.