1.
Мускат бушевал в моём желудке. Но я знал – нельзя допустить, чтобы меня вырвало. Иначе весь кайф обломится. Нужно перетерпеть. Пусть гребаный желудок свыкнется с мыслью о том, что ему придётся переварить много, очень много, очень-очень много муската.
Всё, что мне нужно – чтобы drug всосался в стенки желудка и побежал по крови, в кабинет верховного главнокомандующего – товарища Мозга.
Я включил музыку. Играла группа HYPOCRISY.
Вышел на балкон покурить.
- Эу! – крикнул кто-то снизу. – Кислородный патриарх! Хей!
Я посмотрел вниз.
- О! – крикнул я в ответ. – Заместитель Брома! Ты ко мне?
- Ну, да!
- Поднимайся! Милости прошу!
Он скрылся во тьме подъезда.
В желудке извергались вулканы, и табак всё это только усилил. В том, что у меня гастрит, я не сомневался. Сомневался в том, появилась ли у меня язва или ещё нет.
Лёгкие загублены табаком, травой, гашишем.
Мозг загублен эфиром, ацетоном, клеем, ДХМ.
Печень загублена мускатом, ампенцилином, амфетаминами. Да и вообще – всем!
Про почки и сердце я помолчу.
Сердце… Вот и сейчас оно учащает свой ритм. Конечно, не так, как от «винта» или амфов, но тем не менее… Появляется он –
СТРЁМ.
Он –
СТРАХЪ.
Она –
ИЗМЕНА.
Хреновые ощущения, если честно.
Глаза. Глаза ни к чёрту. После трёх – пятидневных drug-марафонов речь становится автономным государством. Не подвластным мне. Говоришь, говоришь, а кажется – будто валяешь во рту порцию какой-то каши.
Я ещё молчу о слуховых галлюцинациях, посещающих меня чуть ли не через день.
Да, мозг отмирает. Я это точно знаю.
Конечно, особое спасибо токсичным растворителям, ацетону, клею. Спасибо эфиру. Ну и экстази поработало над клетками памяти.
Бывает, встаю в ступоре и смотрю на стену.
Только что – жил, ел, пил, смеялся, говорил, дышал. И вот – БАЦ! Стою и смотрю на стену.
Стену. Смотрю на стену. Смотрю. Смотрю на стену.
Стена. Стена. Стена. Стена.
Делаю шаг. Стена. Стена. Ближе. Стена.
Шаг. Стена. Ближе. Ближе. Стена. Стена.
Шаг.
И вот я вплотную прилипаю к стене.
Я ГЕКОН!
Вплотную прилипаю к стене.
Как ГЕКОН!
К стене. Вплотную. К стене. Как гекон. Прилипаю к стене.
И смотрю. Смотрю.
Смотрю и вижу. Вижу. Смотрю. Смотрю и вижу.
Их…
Крапинки! Шероховатости! Впадинки! Бугорочки! Трещинки!
Великий микромир!
Смотрю. Смотрю. Смотрю и вижу. Смотрю. Вижу.
Микромир.
Какое нахер исследование космоса, когда у нас под боком целые галактики микромира?!
Ямочки, холмики, каньоны, разломы, впадины, горы… Сколько здесь одноклеточного населения? Миллиарды? Миллиарды миллиардов?
Смотрю. Смотрю и вижу. Вижу. Вижу и смотрю.
До тех пор, пока не понимаю –
Я СТЕНА!
Я и есть стена.
Это я.
Весь мир – как гекон, прилип ко мне.
Я стена.
Я стена.
Иногда сажусь на корточки и начинаю плакать:
«Я стена. Стена я! Я стена. Я стена. Ямочки, холмики, бугорочки… Я стена… Я ямочки. Я холмики. Я стена. Микромир. Стена. Я. Стена…»
И так может продолжаться часа четыре.
Докуриваю сигарету, выбрасываю бычок вниз с балкона, на тротуар. В надежде – «кому-нибудь на голову».
Возвращаюсь в квартиру, а там раздаётся непрерывный стук в дверь. Открываю.
- Ну ты чего? – спрашивает Заместитель. – Я уже минут пять долблю.
- в каком смысле – «долблю»? – шучу я.
Мы оба улыбаемся. Его обида растаяла, как сахар в чае.
- Чувак! – говорит он и лезет обниматься. – Хей! Грибы тоже люди!
- Хей! – отвечаю. – Грибы тоже люди!
- сколько лет… - продолжает он.
- Сколько Стиксов, - перебиваю я.
- Ха-ха! – смеётся. – Хорошее настроение?
- Да так. Выжрал мускату, но прихода ещё нет. Так, немножко дубасит – то возьмёт, то отпустит. А в желудке – настоящая чилли-вечеринка.
- Не завидую. Сам всякую херню долблю, - отвечает он. – То денег нет на нормальное. Теперь вот – дилеры все куда-то смылись.
- Да, я заметил, что барыги куда-то пропали. В чём дело? Почему?
- А хрен их знает. Может, облаву на них устроили…
- Чай будешь? – спрашиваю.
- А пива нет?
- Нету.
- Бля, надо было купить по дороге. Слушай, ты что – намерен просиживать в тёмной хате в такой солнечный летний день?
- Если ты куда зовёшь – с радостью последую за тобой.
- Давай что ли вдолбим чего.
- А у тебя что-нибудь есть? – спрашиваю.
- Вот, - он достаёт медицинскую пузатую бутыль.
Такие встречаются только в больницах или лабораториях – поэтому я и назвал её «медицинская».
- Эфир? – спрашиваю.
- Ну не спирт же, - смеётся Заместитель.
Наливает в тряпочку.
- Я каждый день невменяем, - говорит он. – Или пью или долблю. И обязательно – чтоб до предгробового состояния.
- Почему? – спрашиваю.
Он вдыхает. Вдыхает, вдыхает, вдыхает, вдыхает.
- О! – довольно говорит он. – Держи.
Передаёт тряпицу мне.
- Так почему так жёстко долбишь? – спрашиваю.
Вдыхаю. Вдыхаю. Вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю.
- О! – довольно говорю я. – Держи.
Заиграла музыка группы SIX FEET UNDER. Композиция «Bringer of blood». Чёрные пятнышки забегали в уголках экрана моего зрения.
И тут меня ТРАХНУЛО. ЖАХНУЛО. БАХНУЛО. ВДОЛ – БИ – ЛО.
Комната мне улыбнулась. Меня вынесло. Вне всего.
- Ха-ха! – говорю я.
И мускат пошёл как надо. Спасибо эфиру.
А Заместитель всё дышит и дышит. Дышит и дышит. Дышит и дышит. Дышит и дышит.
- Бля, - говорит он.
- Тряпка пересохла, - говорит он.
Наливает ещё.
И снова. Дышит и дышит. Дышит и дышит. Дышит и дышит.
- Ты! – говорю я ему. – Остановись! Прекращай! Сейчас будешь ползать на четвереньках.
- Отстань, - говорит он. – У меня иммунитет ко всем наркотикам, кроме гера, опиатов и ЛСД. Я уже весь кислотный-токсичный насквозь.
Я смеюсь.
- Из меня, - продолжает он. – Можно химреактивы добывать, если хорошенько выжать, как мочалку.
Я смеюсь.
- На, - протягивает он тряпочку.
- Не, - говорю. – Мне сейчас хорошо. Не хочу догоняться до состояния, когда буду мурашки и впадинки на стене рассматривать.
- А сейчас ты ведёшь себя, как амфетаминщик. Вот, давай посмоли, чтобы достичь гармонии.
Достаёт готовый косяк. Даёт мне.
- А ты? – спрашиваю.
- Я сейчас, вот, с эфиром разберусь и присоединюсь к тебе. У меня косяков навалом.
- А всё прибедняешься, - говорю я и «взрываю ракету». – Денег нет, барыги разбежались…
- Но это ведь не высшего качества трава, - отвечает он. – Не какое-нибудь «Blueberry» из Нидерландов.
И продолжает дышать. То сопит носом. То вдыхает ртом.
Я делаю затяжку. Держу. Держу. Держу. Держу.
Выдох.
- О! – говорю я.
Включается композиция группы CANNIBAL CORPSE – «From skin to liquid».
Затяжка. Держу. Держу. Держу. Держу.
Вы-ы-ыдох.
- Э! – говорю я.
Мимо моего окна ме-е-едленно, о-очень ме-е-едленно, пролетает голубь. Он смотрит на меня. Я смотрю на него.
- Чува-а-ак! – говорю я ему.
Па-а-адха-а-ажу-у къ а-а-акну-у. Све-е-ет. Льётся в мою квартиру. Я беру свет в руки. Я играюсь светом. Это как – вода и пар одновременно. Я пинаю свет. Я подбрасываю свет. Я вытворяю со светом па, какие выделывают в художественной гимнастике с лентой.
Всё шатается. Всё кружится. Но всё – ДО – БРО – ЖЕ – ЛА – ТЕЛЬ – НО. Всё улыбается! И повсюду – свет, свет, свет.
Смотрю на заместителя Брома. Он всё дышит, дышит, дышит. Уткнулся всем лицом в тряпку.
Кажется, будто он дышит не только носом и ртом. Глазами. Ушами. Порами. Он дышит, дышит, дышит. Вбирает в себя эфир.
Живой ли он там? – думаю. Убираю тряпку от его лица.
О, вот это да! – восхищаюсь.
Лицо Заместителя – синее. Белки глаз – жёлтые.
(Альтер-эго замечает на это: Значит, они уже не белки, желтки).
(Алтер-алтер-эго замечает на это: Жёлтые глазные яблоки – это печень шалит).
А зрачки – красные.
- Ы! – говорит он, обнажая свой рот.
Зубы пляшут во все стороны, шатаются, танцуют, двигаются вверх-вниз, как клавиши пианино.
- Я заварю чай! – объявляю я.
Мой голос прогремел так, будто я объявил об этом всему миру. Будто это было важное заявление на конференции ООН.
Ша-та-ясь. Бол-та-ясь. Из стороны в сторону, из стороны в сторону, из стороны в сторону, я иду ставить чай.
Комната, углы, стены, пол, потолок, двери, окна – всё пляшет во все стороны. Будто я попал в мир Пикассо или Маяковского.
(Альтер-эго добавляет: в мир Дали может унести ЛСД).
(Альтер-альтер-эго добавляет: в мир Кандинского может утащить герыч. Может, кстати, и не вернуть назад).
Зажигаю огонь на плите. Вспышка! Пламя переливается всеми цветами радуги.
- Господи, - думаю я. – Не такой ли чудной огонь видел Моисей?
Ставлю чайник на этот цветик-стацветик, на эту мини-радугу и возвращаюсь в комнату к Заместителю.
На этот раз его лицо зелёное, на голове небольшие рожки-антены, а уши – длинные и острые, как у эльфов.
- Ты эльф, - говорю я.
- Нет. Я поддонок, - отвечает он и смеётся.
В окне пролетает фиолетовый голубь.
- Чувак! – говорю я.
- Чувак! – говорит Заместитель.
- Чуваки! – отвечает голубь и скрывается из виду.
Включается композиция «Cannibal assesin» группы CORPSEDECAY.
- Ну, так почему ты долбишь и пьёшь по-чёрному? – спрашиваю я.
- Я не могу смириться со смертью Министра Водорода.
Чайник кипит, вода льётся на огонь, и я убегаю на кухню.