Рассветное солнце окрасило парус в нежно-розовый цвет, и золотистые блики весело играют на воде. Я проснулся несколько минут назад, не обнаружив тебя рядом огляделся вокруг - и увидел, что ты уже облачился в хитон и сидишь, опершись о борт корабля и лениво перебирая струны кифары. Тебя, как и кормчего и всех моряков тоже тревожит внезапный штиль, такой странный здесь в это время года. Я могу не спрашивать - мы так давно вместе, что почти всегда можем обходиться без слов.
Тихонько подсаживаюсь рядом, касаюсь твоей руки.
- А я-то надеялся, что сейчас мы уже будем входить в порт - тихонько говоришь ты, словно в пустоту.
- Надеюсь, Посейдон скоро смилостивится над нами, и пошлёт ветер. Вчера вечером дул такой замечательный свежий бриз!
"Земля! Земля!" - слышится крик кормчего с носа. На этом корабле мало гребцов - он больше предназначен для небольших переходов под парусом, но все они дружно берутся за вёсла.
Мы подходим к Мениппу, нашему кормчему.
- Какой-то небольшой остров - говорит он с недоумением. - Его нет на карте. А я уж было подумал, что мы наконец-то достигли цели.
- Может быть, нам не следует на нём высаживаться? - осторожно предлагает мой возлюбленный Диодор.
- Почему? - недоумённо спрашивает Менипп. - Мы сможем немного отдохнуть, а если боги будут милостивы к нам - немного поохотиться, выпить свежей родниковой воды, а может и искупаться. А когда стемнеет, и звёзды укажут нам путь - продолжим наше путешествие.
Я думаю про себя, что закончившаяся ночь была вполне ясной, что не помешало нам заблудится - иначе откуда бы здесь взяться не отмеченному на карте острову - но ничего не говорю, ибо мы уже входим в небольшую, но весьма удобную для стоянки бухту. Бросив якорь, я, Диодор и Менипп отвязываем небольшую лодку, на всякий случай прихватываем с собой мечи, и наказав всем остальным пока оставаться на корабле, отправляемся познакомится с островом поближе.
Он и вправду кажется очень небольшим. Неподалёку от берега, где мы оставили лодку, в море впадает пресный ручей с приятно-прохладной водой, оливы, мандарины и другие деревья лениво шевелят листвой, овеваемые лёгким ветерком, вокруг, в количестве, просто поражающем воображение, летает множество больших ярких птиц. Вот из кустов выскочил заяц, немного посидел столбиком и побежал дальше. Вдали промелькнула большая золотистая лань, а раздавшееся из рощи приглушённое хрюканье кабана заставило нас схватиться за мечи, но сама дикая свинья так и не показалась.
- Удивительно! - говорит мой возлюбленный. - здесь так много зверей и птиц, которые нас совершенно не боятся, что можно подумать, что мы первые люди на этом острове.
- Да, и это так странно, что мне даже не нравится. Уж слишком здесь всё прекрасно!.. - сомневаюсь я.
- Да брось, Никандр, что здесь может быть плохого - возражает Менипп. - Этот остров - просто дар богов, было бы глупо им не воспользоваться! Пойду, позову остальных, да скажу, чтобы они захватили луки. Мы сможем устроить здесь славное пиршество!
Пока наш кормчий плавает на корабль, мы с Диодором, обнявшись, сидим на берегу, на золотом песке, и лучи солнца нежно ласкают нас, однако меня не отпускает какая-то неясная тревога, и я чувствую, что та же тревога снедает и моего возлюбленного.
Вскоре возвращается Менипп, вместе с остальной командой. Часть моряков отправляется купаться к ручью, а самые ретивые охотники уже кладут стрелы на тетивы и принимаются выбирать себе добычу поаппетитнее.
И тут я слышу женское пение. Дома, в нашей усадьбе, или в городе, я бы может быть и назвал его прекрасным, но здесь, на загадочном острове, оно только усиливает мои опасения, тем более, что его источника не видно.
Мы с Диодором молча сцепляем руки... и я с ужасом понимаю, что больше не могу пошевелиться! Замерли купальщики у ручья, застыли с поднятыми луками охотники. Из небольшого ущелья, которое я заметил только что, к нам не спеша идёт девушка. Почти все, наверняка, назвали бы её чрезвычайно красивой, но я небольшой ценитель женской красоты.
Именно из её уст и раздаётся дивное пение. Прервавшись на высокой ноте, она вдруг со смехом говорит:
- Что это за разбойники высадились на моём острове, купаются в моём ручье и стреляют мою дичь? Вам нет нужды утруждаться - пиршество для вас уже приготовлено!
С этими словами она поворачивается и отправляется назад, и все мы идём за ней, словно заколдованные. Мгновеньем спустя я понимаю, что так оно и есть.
Мы с моим возлюбленным по прежнему не отпускаем рук друг друга, и это кажется нам единственной реальностью в здешнем странном, колдовском мире.
Все входят в небольшую долину, и волшебница, улыбаясь, показывает на богато накрытые столы:
- Садитесь, гости дорогие, ешьте, пейте и веселитесь! А я, тем временем, вам ещё немного спою.
Она снова запела, и сквозь какой-то сонный морок я вижу, как мои товарищи рвут зубами мясо и отправляют в рот фрукты, наполняют, осушают и снова наполняют кубки. Лишь мы с Диодором в молчаливом ужасе смотрим на пир, и даже мысли о еде и питье не приходят нам в голову.
- Отчего вы так невеселы на моём пиру? - спрашивает нас колдунья. - Взгляните, как радостны ваши товарищи! А сейчас я стану целовать их - и им станет ещё веселей! Ведь я освобожу их от всего, что мешает быть счастливыми!
Она подходит к Мениппу, и, отстранив кубок с вином, целует его в губы.
... и я вижу, как убегает прочь большая лань! А потом кабан, заяц, большая чёрная птица... Я наконец-то всё понимаю, что за мясо едят мои товарищи, и кто эта девушка, но уже слишком поздно!
Сжимая пальцы друг друга, мы с возлюбленным мысленно повторяем одну и ту же фразу: "Всё не может закончится вот так! Мы слишком любим друг друга, и слишком долго возвращаемся домой, чтобы всё так закончилось!"
Волшебница подходит к нам.
- Вы остались последними - произносит она, касается моих губ своими алыми губами...
... и ничего не происходит! И с Диодором тоже! С огромным облегчением я вижу, что поцелуй колдуньи ничуть не повлиял и на него!
Несколько мгновений в воздухе висит недоумённая тишина, нарушаемая лишь криками птиц и воплями зверей.
- Надо же! Когда-то, давным-давно, мне предсказывали это - что когда-нибудь на мой остров приплывёт мужчина, который умеет любить. Я узнаю его, ибо он не превратится в зверя от моего поцелуя. Вот только предсказание умолчало, что мужчин будет двое, и любить они будут друг друга... Может быть, иначе просто не бывает? А мне, Цирцее, не стоит даже надеяться на встречу с мужчиной, который полюбит меня по-настоящему, не за красоту, не за богатство или волшебство, а просто потому что я - это я!..
Из прекрасных глаз волшебницы падают на землю несколько крохотных жемчужных капелек, и мой возлюбленный неожиданно говорит:
- Не огорчайся! Когда-нибудь такой человек обязательно найдётся! Только это не я и не он! - Диодор взглядом показывает на наши всё ещё сплетённые руки. - Он приплывёт на твой остров один, и ты его всенепременно узнаешь!
Цирцея улыбается сквозь слёзы.
- Хорошо. Не знаю почему, но я верю тебе. Я верну человеческий облик всем вашим спутникам, снова поцеловав их, и попрошу Посейдона даровать вам попутный ветер, который быстро донесёт вас домой! Я не стану больше есть мясо бывших людей, а всем странникам, которым случится стать зверьми от моих поцелуев, буду снова возвращать человеческий облик. И на моём острове поселятся настоящие звери и птицы! А вы, вернувшись, попросите Афродиту и Эрота помочь мне - ибо охотнее всего исполняют они молитвы любящих!
Рука об руку входим мы в наш дом после долгих лет странствий, и нет конца поцелуям и объятиям, словно каждый миг мы узнаём друг друга заново, но вдруг, на мгновенье оторвавшись от моих губ, ты взглядом показываешь на домашний алтарь.
- Ты видишь то же, что и я?
- Конечно, любимый! Увенчанная розовым венком, статуя Афродиты нежно улыбается нам.