О Вере и Неверии - 01

Геннадий Кагановский
О ВЕРЕ И НЕВЕРИИ

Экскурс в “параллельные миры”
Лескова, Достоевского, Пушкина -
по поводу одного нынешнего богоборческого выплеска

[1994]

1. “Мелочно тщеславный старичок”


С берегов Невы до наших московских холмов донесся вопрос: “Бог есть?”
 
И тотчас вдогонку, тем же Голосом, был дан и ответ: “Бога нет!”

Сказано наотмашь, наотрез. Что ж, наотрез так наотрез. Никто и не стал бы возражать — научились, кажется, считаться с чужими убеждениями, свобода совести как-никак. Но вот в чем незадача и конфуз. Не ограничась вопросом и ответом, Голос принялся строить систему доказательств. Обрушил на нас целый трактат, тогда как заведомо очевидно: есть Бог или нету Бога — это ведь область веры и неверия, где доказательства и неуместны, и несостоятельны. Тем более что и сам автор трактата прекрасно сознаёт: с понятием “Бог” связаны представления о недосягаемой для нас абсолютной, вечной истине. Грубо говоря, такая истина нам не по зубам, в чем следует без экивоков открыто признаться. Абсолют беспределен и уже поэтому неопределим. Но, как говорится, вольному воля: отрицаешь Бога — так тому и быть.
 
Воздадим должное Голосу: надо обладать незаурядной отвагой, чтобы в столь деликатном вопросе решиться на “стриптиз души”. Правда, решимость эта сыграла с ним пресоленую шутку. Иронизируя над “всеобщим молитвенным рвением” и “архаическими ритуальными действиями”, он на каждом шагу дает нам поводы острить и едко прохаживаться на его собственный счет. Начисто отметая “метафизику”, мистику, трансцендентность, он ведет разговор демонстративно предвзято, допускает уйму полемических передержек и подмен, что наносит прямой урон как раз тому здравомыслию, которое он берет под свою опеку и защиту. Сколько бы жемчужно-ценных наблюдений, доводов ни нанизывал он на нить своей аргументации, они, при ближайшем рассмотрении, оказываются “стекляшками”, не имеющими отношения к предмету разговора.

В самом деле: можно ли считать признаком небытия Божия то обстоятельство, что с Рождеством Христовым не прервалась на Земле череда насилия и что “братская любовь не восторжествовала не только в мире вообще, но и в той его части, которая называется христианским миром”?
 
Или другой смакуемый Голосом фактор. “Православие изначально тяготело к цезарепапизму — то есть к слиянию духовной и светской властей”, так что “русская церковь всегда была служанкой государства”, вот и теперь она “явно стремится занять привычное место”, стать “официальной государственной религией”, и, в угоду ей, печатные органы наперебой и взахлеб трубят “о трудах и днях нынешних ее служителей в тех же умиленных тонах, в каких недавно принято было повествовать о заботливых и бескорыстных секретарях комитетов КПСС, не знающих других интересов, кроме интересов народа”.
 
Допустим, обстоит именно так. Ну и что? При чем здесь Бог?

Все эффектные бомбометания Голоса идут мимо цели. А чего стоят и вовсе беспардонные выпады, например против буддизма, который возник “как система чисто этическая”, а потом, видите ли, “быстро деградировал в религию”? Я бы рискнул оставить открытым этот вопрос — кто и куда деградировал. Тем паче, что Голос вообще считает веру и теологию “ребячьей сказкой”, мифом, грезой, обманом, горячечным бредом, бесплодной игрой — чем-то вроде умственного “самоудовлетворения”, как деликатно изволил он выразиться.
 
С нескрываемым уважением к самому себе он дарует просветительскую (в духе общества “Знание”) лекцию слепым кутятам-верующим: “Реальный мир, развивающийся по естественным законам, бесконечно сложен, и подлинная его сложность, бесчисленность взаимных связей, предметов и явлений не дает простора для умственных спекуляций”. Словно не подозревая, насколько эта лекция избита, нелепа и смешна, он доводит ее до желанной кондиции: “Познание мира — это прежде всего трудоемкое и скрупулезное добывание фактов, на которое уходит 99 процентов всех усилий, и лишь 1 процент остается на их обобщение, на абстрактную работу ума”. Вроде бы очень даже резонно, не так ли? А между тем, одного из подобных незрячих кутят звали Альберт Эйнштейн, и он почему-то совсем иначе понимал способ познания мира. Причем ведь он не на словах, а на деле занимался и “скрупулезным добыванием фактов”, и “абстрактной работой ума”. В одном из частных писем в конце своей некороткой жизни он родил дерзкую, под стать его научным прорывам, мысль: “Постичь истину невозможно без эмпирического фундамента, но, чем глубже мы проникаем в истину и чем более всеобъемлющими становятся наши теории, тем меньше эмпирических знаний требуется для создания этих теорий”. То есть гениальный физик вселяет в нас свободную возможность — от болячек живой действительности воспарять, в поиске исцеления, к абстрактному опыту, чистому знанию, безусловной вере.

Швыряя в аудиторию одну за другой выкладки-свидетельства, так сказать, отсутствия божественного присутствия, Голосу удается доказать лишь одно: отсутствие у него — лично у него — религиозного чувства. А заодно и чувства такта. Верующего человека он аттестует безумным корыстолюбцем, который убежден, что, молясь Богу, “удачно помещает свой духовный капитал, чтобы затем вечно получать с него непомерно высокие проценты”. Бог же рисуется в трактате “мелочно тщеславным старичком, который вознаграждает только тех рабов своих, кто исключительно правильно ему служит”. Пуще того: согласно “праведным” канонам божественной веры, как их трактует Голос, “убийство становится чуть ли не подвигом братской любви”. Тем самым он оглупляет, принижает и оплевывает одним чохом не только Бога и веру в Него, но и миллионы, если не миллиарды, тех землян, кто на протяжении тысячелетий веровал в нечто неземное.

Под это осмеяние попадает и множество суперпросвещенных верующих, в том числе корифеев науки — той самой науки, с чьих позиций Голос развенчивает Бога как “голого короля”, как мнимую, ложную, отрицательную величину. “Если бог есть, то всё бессмысленно!” — восклицает он, ссылаясь на им же провозглашенную несовместимость божьей воли и свободной воли человека. Не приемлет он, конечно, и учение о предопределенности будущего, о возможности его провидения. “Приходится признать, — резонерствует Голос, — что все популярные провидцы, такие как знаменитая Ванга и доморощенные ее подражатели, имя которым легион, — существа исключительно злобные”. Почему? Да потому, что “ни один астролог, ни один юродивый во Христе не предостерегли жертв грядущих катастроф, которых так много случается в наше время”. Думаю, читатель уже уловил здесь мило грассирующий акцент ленинского стиля и фразеологии. “Юродствующим во Христе”, помнится, был наречен в свое время не кто иной, как бедняга Лев Толстой.

“Вера в высшие силы — это всегда неверие в себя”, — изрекает далее Голос и дает нам понять: уж он-то сам безо всякой оглядки верует в себя. Иначе он не стал бы так по-ленински, по-кавалерийски расправляться с гордиевыми узлами философского, духовного, морального, исторического хитросплетений. Будь он хоть чуточку юморнее, не затеял бы с такой помпой открывать нам “последнюю тайну: бога нет вовсе. Свято место пусто”. Не адресовал бы свой трактат “немногим посвященным”, которым он спешит “послать благую весть: бога все-таки нет”. Неужели ему самому не ясно, что всё это не более чем игра в слова и в остроумие на грани цинизма? Из-под личины трезвого и твердого здравомыслия тут высвечивается и выпирает пресловутый вульгарный материализм, сдобренный изрядной дозой политизированной идеологии. Так что вступать в подробную полемику с Голосом излишне и неразумно.

Можно бы вообще пройти молча мимо, но хочу обратить внимание читателя вот на что. Вера – многолика, зачастую неосознаваема, безотчетна. Религиозное чувство сплошь и рядом уживается в человеке с богопротивными взглядами и декларациями. Кто-то может с полнейшей убежденностью клеймить “фальшь”, “надуманность”, “иллюзорность” идеи Бога и Промысла Божьего, но в глубине души даже у самого заматерелого атеиста, не исключено, теплится неподдельная, живая, истинная Вера. А что это такое — настоящая Вера, — каждый может решить для себя сам…

Я намеренно не назвал ни автора, ни печатный орган, что выпустил в свет злополучный и, на мой взгляд, неоправданно претенциозный трактат. Секрета тут никакого нет. Разве что секрет полишинеля: по приведенным мною вешкам любой читатель может запросто определить — кто, где, когда. Умолчал я лишь потому, что не хотелось трепать понапрасну имя талантливого писателя, достойного гражданина — трепать только из-за того, что он поддался искушению и возвел сам себя на пьедестал, наивно рисуясь пионером-демистификатором великой тайны мироздания. И он, и предоставивший ему трибуну журнал заслуживают того, чтобы к их эксперименту мы отнеслись с должным пониманием и уважением, но и реплику свою чтобы выложили им напрямик, без ужимок и околичностей.

Кстати говоря, когда поздней осенью 1993 года я впервые увидел заголовок этого трактата —  “Бог есть? Бога нет!”, —  я уж было решил, что меня ожидает легкий разговор в шутливых тонах. И вдруг пришлось убедиться: это весьма и весьма увесистая бомба, всерьез начиненная взрывчаткой. Другое дело, что начинка оказалась подмоченной, да и всухую вовсе не взрывоопасной: изготовитель этой “адской машины” — явно не спец по такого рода устройствам. И вообще: ведь затеял он эту “акцию” не как диверсию, не для подрыва мировых устоев, а с благим намерением “сеять доброе, мудрое, вечное”. Ну а куда мостят путь благие намерения — это мы с лихвой познали на своем несладком житейском опыте.
 
И все-таки — давайте воспримем подаренную нам “благую весть” как милую шутку, как простосердечный розыгрыш. И вовсе не грех, что по такому случаю всем нам придется причислить себя к “немногим посвященным”.

Вернемся, однако, к толкованию безыскусного чувства Веры.

(Продолжение следует)

Перечень главок: 1. Мелочно тщеславный старичок - 2. Христиане или нехристи? - 3. Чудеса в решете - 4. Я держусь земного и перстного - 5. Волна и впадина - 6. Палочка-выручалочка - 7. Сын и отец - 8. Играет игрушкой,  которая есть Бог! - 9. Дитя неверия - 10. Люби других, как себя - 11. Бесовская интервенция - 12. Сердце материалиста? - 13. Гений и Бог — вокруг да около - 14. Не то, не то, не то! - 15. Ухватить себя за волосы