Перегородки в сердце

 
 

ОН.
 

Нет любви в сердце. Горько как!
 За что, Господи?
 А как,  когда любви той слишком много?
 Скажете, не бывает?
Однако и это горе бывает, сладкое, но горе!
А как иначе назвать, когда сердце от нежности разрывается?
От нежности, перемешанной с жалостью. Когда вот она своя родная рядом, к которой всю жизнь спешил. С работы, с рыбалки ли, знал, ждет волнуется. И хоть встречает ворчливым  приговариванием:'' Ну что так долго-то? Уже остыло давно все."
Но знаешь ведь, вот он дом твой, твоя половинка. 
Что же случилось то с тобой, с сердцем твоим? Как перегородка в нем , и кажется тебе, хватит места и той любви и этой.
Может обойдется? Как-нибудь будет.
 Не думать только сейчас вот при ней, чтоб не догадалась, не почувствовала чутьем своим женским, не одна она там в сердце-то.
 Надо сесть вот в уголок, телевизор включить и газет ворох набрать, тогда и можно углубиться снова в себя, в нежность свою другую, думать о той запретной, тоже ведь уже родной ставшей, не виноватой ни в чем.
 Встретились взгляды нечаянно, не было сил отвести.  Гнал наваждение это. Пройдет, надо только не встречать,не видеть. Но ноги несли к той двери заветной , кабинета того, где стол у окна.
 Казалось, стоял незамеченный. Смотрел на волосы эти рыжие, на фоне окна, в нимб превращающиеся. На поворот головы, взмах руки, на взгляд, не на тебя , а как- будто в себя, грустный такой, что сердце сжималось. Хотелось подойти, погладить, как маленькую по голове. Узнать, что же не ладится там у нее в жизни. Помочь, защитить. Но вдруг поймал взгляд этот, и улыбку неожиданную, так сердце обжегшую, что уже  без мыслей всяких, оказался у ее стола.  Как со стороны на себя смотрящего, говорящего чепуху какую-то, о необходимости решить срочно какие- то дела. И ее взгляд, полный согласия и доверия. Доверия тебе: ты же мужчина и сумеешь ее защитить, помочь потерять эту грусть во взгляде, это одиночество в сердце. И трогательность такая, непритязательность. Надежда.
 Переживал долго. Не хотел грех на душу брать. Да само все случилось. В городе случайно встретились, казалось Бог все решил . Просто пошли рядом. Не надо было даже говорить, просто случайно ее плеча касаться, руки. Не вспоминается ничего.  Опомнился дома.
И весь вечер удивлялся, что не заметно по нему, света этого не видно, счастья.
 И вдруг, другими глазами и на свою родную глянул.
 И мысль, как молния: вдруг и ее кто пожалеет так. От которой кровь в голову.
 Да нет, счастлива со мной,  все ведь нормально у нас. Хотелось сразу доказать это и ей и себе. И такое все родное и податливое, заранее все желания угадывающее, тело.
 И не в себе, а в ней, искал неправды, притворства. В себе не было его. Не пытался и сравнивать. Разгородил сердце.
 Но днем уже, как со стороны, все смотрел на жизнь свою. Другими глазами. Вдруг завернутый край потертой  клеенки на кухонном столе увидел. Можно давно поменять уже.Неряшливо выглядит, не змечает разве? Не подкрашивается никогда, пора наверное уже, не девочка. Странный наряд у нее дома. Неужели нельзя помоднее  что-то надеть, и не донашивать дома, то, что из моды вышло или, еще того лучше, вот как сейчас на ней, малО стало. Да нет, все женормально. Всегда ведь так было. Подошел погладил по голове. Удивилась вдруг ласке необычной, не принятой. Глаза с вопросом подняла. Просто нежность захлестнула. Сам понять не мог: к ней ли, к той ли другой? Но уже в мыслях не остановится.
 

ОНА.
 

 Горько как! За что, Господи!
Ведь все хорошо было.  Родные до капельки. Говорили мало друг с другом. Но зачем? Если посмотрев на что-то, встречались глазами и понимали:одно  и то же подумали. Книги одни и те же читали и ждали, когда другой уснет, из под подушки вытащить, прочесть дальше и заговорщицки молчать, зная что дальше будет. Все истории, начиная из детства знали друг про друга. Не говоря о своих общих, когда жестом или одним словом могли о чем –то друг другу напомнить.
 Как жить? Как притворяться, что не знаю, куда ушел сейчас? Вижу, как мается, как сказать не может. И прощаю ложь эту, знаю, как сердце разрывается у него.
 Нет, нельзя мучить, мучить себя, мучить его. До той чужой, то мне дела нет. Не красивее, ни стройнее.
 Знаю,жалостью взяла. Всегда знала, верный мне, и всю жизнь будет.
 Знала, когда-нибудь,состарившись, сидя на лавочке,  скажет мне:" Родная, а если сначала, снова с тобой бы жизнь хотел прожить".
 Верила в душе: из жизни в другую жизнь узнавать друг друга будем.
 Знала, только жалость пробудив, сможет другая к себе привязать. Ну вот и случилось. Надо жить как-то. О чем говорить? Надо сейчас собрать вещи и уехать, уехать куда глаза глядят. Потом, потом обо всем  подумать.
 Позвонить на работу, все устроить с отпуском. Думала на море сьездим, дни берегла.
 Вернусь в пустую квартиру, сначала трудно будет. Но боль пройдет со временем. Надо попросить только, не видеться долго- долго.Чем жить потом?
Буду там вдалеке думать об этом. Пока  вещи собрать нужно.
Туда на море и полечу. Там все найду, не сезон: найду где остановится. Записку написать:
 „ Родной мой, любимый, я поняла все, как только ты вошел. В тот день, было все как-то мне не спокойно. Позвонила тебе на работу, но ты ушел уже. Ждала-ждала, места не находила. Не случилось ли что? Вошел и поняла:случилось. Уезжаю на две недели. Когда приеду, тебя не будет здесь. Постараемся не видеться долго-долго.
Как-нибудь будет. Не будем ни о чем говорить. Не нужно, мы так все знаем, нам разговоры никогда не были нужны."
 
ОН.

Доехал, как на автопилоте. Хотел же цветов еще по дороге купить. Ладно, возвращаться нет сил. Звонок в дверь. Счастливые глаза. Руки вокруг шеи.  Волосы с запахом трав. Не нужно ничего на свете, вот оно счастье. Проснуться рядом. Быть рядом. Не отпускать ни на мгновенье.
Проснулся ночью, смотрел на спящую в свете фонаря за окном. Встал тихонько: не разбудить бы. Но зацепил что –то. Не дома, когда проснувшись можно, не включая свет двигаться. Когда на рыбалку вставал, мог тихонько одежду прихватив, из спальни в кухню пробраться, безшумно чай вскипятить и осторожно дверь закрыв, еще в темноте к гаражу идти, вдыхая утренний воздух холодный.
Да, кухня тоже крошечная, как дома. Глотнул воды из чайника, чтобы посудой не греметь, хотел дверь прикрыть, швабра за дверью стояла, упала. В дверях стоит любимая улыбается. Взяла чайник из рук, вылила воду, сполоснула под краном. Стакан достала. Воду пьет из под крана. Взял из рук, отпил из ее стакана. Поставил, она взяла, сполоснула.“Ты не обижайся, я не могу из одного стакана пить“.Сказала, как черту провела. Вдруг вспомнил, не взял с собой ничего. Да, надо домой. Не сказал ведь дома ничего. Такого ни разу не было, всегда знали друг о друге, где. Позвонить надо. Что сказать? Нет, надо ехать.

Она.

Вещи собрала, не думая. Чемодан на колесиках, как собака на поводке. Собака была одна, долго. Когда не стало, другую не смогли завести. Дети тоже не завелись. Разве можно о детях так? Ну да что уж теперь. Кроме него нет никого на свете. Нет, не было?
Наверное, нужно в прошедшем времени привыкать. Но, вдруг, сил не стало чемодан дальше катить, как- будто вниз к земле потянуло. Захотелось присесть, просто, на землю. Нет ни слезы, а пустота и бессилие и еще безразличие. Ну куда, куда, куда идти? Ориентир потеряла. Но надо двигаться. Нужно найти такси. Ехать в аэропорт. Пусто на дороге. Темно. Сесть на чемодан, да пусть развалится, не на землю же. Немножко  совсем отдохнуть. Что- то соображать начать. Холодно как. Машина тормозит. Шаги.
Руки обнимают. „Пойдем домой, родная“.

 Та, другая.

Сегодня, мой учитель йоги говорил со мной о самодостаточности. О том, что одиночество прекрасно, что в сущности само слово предполагает, один в отечестве, человек сам родится, сам живет и один умирает. Потом о самодостаточности, тоже слово само за себя говорит.Слушала, соглашалась, а вышла из зала, собрала сумку спортивную, глянула времени в обрез, домой под душ и на работу. Как-то забылись нравоучения. И уже по дороге на работу, благо езжу  не в час пик, сидя у окна, увидела вдруг весну за окном. И подступило к горлу комом, то самое одна в отечестве.
Кому-то может и не хватает его, когда как у подруги Ольги, утро начинается с галдежа внуков, последних наказов дочери:'' И мам, сладкого им не давай.''Потом она разрывается между мамой в соседнем  доме, которая уже сто лет ничего не помнит, внуками, собаками, обедом и уборкой. Когда она хоть слово говорит об одиночестве,
у меня все внутри закипает. Да, нет нормальная она, все понимает. И кажется уже догадывается о моем вранье, которому уже год скоро, о моем любовнике- тренере йоги.
Вопросики пошли у нее дотошные. Завтра у меня девичник.Люблю я четверги эти, по очереди у каждой. Могли бы вообще у меня только собираться. У Ольги толком не поболтаешь, без конца кто- нибудь ее дергает. Хотя, нет, сама скучаю за пацанятами ее. Нет, вот кого уже выносить не могу, так Алевтину, с ее поэтом- эти ахи, охи. Пишет, не пишет, на сайте, не на сайте. Говорю ей, опомнись, ты в каком веке? Полина Виардо нашлась.Так, нужно к завтрешнему дню сочинить, как с любимым годовщину отмечать собираемся. Ну не рассказывать же им в самом деле, про ночь с женатым мужиком, из соседнего отдела. Самой его взгляд жалостный вспоминать тошно. Так и не поняла, кто кого жалел. Это ж надо, среди ночи сорвался. Нес ахинею какую-то, что понимает, как тяжело мне одной.Но вот это уж, простите, из жалости то, мне точно никого не надо. Не забыть цветов после работы купить, чтобы до завтра свежесть потерять успели. А то надо ведь рассказать, как любимый их принес, какой внимательный и понимающий, вот про урок с одиночеством и пропихну им. Бедный Йог, ни сном ни духом не ведает, какие приключения у него за год со мной были. Сколько капризов моих исполнил. Не знает, как хорошо нам было в том санатории, где от профсоюза я недельку одна от скуки умирала, в номере без телевизора. Со всеми деревьями в округе лично познакомилась.Так значит, не забыть рассказать, что годовщину решили отмечать за городом , в ресторанчике на причале,в нашем  любимом. Кто знает, что специально ездила туда , кофе попить. А может взять да и рассказать девчонкам,что придумала все, нет никакого Йоги, то есть, есть, но никаких там отношений. Просто холодный, самодостаточный, самое большее на что способен, нравоучения  читать: как нужно жить в абсолютной свободе, никаких привязонностей, никаких, как, однажды, со злостью сказал“сисек-писек“. „Я лечу души людей, учу их быть свободными, секс потребность“.
 Да уже знаю  все, что скажут:“Куда смотрела, когда замуж звали?“
Звать то звали, да не долго.Старалась сама не вспоминать об этом..Перегородку в сердце построила. От той жизни. Прошло уже: еще одна ее половина. Скаладывалось все нормально. Он жил в другом городе. Приехал. Сейчас вспоминается все, расскажи, не поймут. Как крались в номер к нему мимо дежурной по этажу. А она после одинадцати постучала:“Попрошу гостью покинуть номер“. От страха дрожа в ванной спряталась. Он набравшись храбрости, сказал:“Гостья ушла уже.“
Как узнала, что беремена. Не страшно было, о свадьбе ведь все решили, в августе на каникулах и сыграем. Но когда посчитала, что к тому времени уже седьмой месяц будет, понятно стало о свадьбе с таким животом речи быть не может.Поехала на каникулах к нему. Мама его в ужасе: как же так, единственный сын, свадьба должна быть. Оставшись наедине от женщины к женщине разговор завела, о том что работает в гинекологии, проблемм не будет, даже с обезбаливанием договориться можно. А дело то обычное, некоторые бабоньки по двадцатому разу умудряются прийти. А глав врач, такая женщина хорошая, без очереди все устроит. На другой день, утром уже, была в этом отделении. Все, действительно, вели себя как будто все дело обычное, одна за другой женщины заходили в ту дверь, со своими простынками и халатиками сложенными в пакеты. У меня одна мысль: „ С собой нет ничего, ни халата, ни тапочек“. Но вот и мама его, вышла , зазвала за собой и все приготовила, и тапочки и халат больничные. Но пока все осталось лежать, только распашенку какую-то оставили на мне . Дермантин кресла был холодным. О боли и унижении рассказать невозможно. Врач переговаривалась весело с санитаркой, помогавшей ей о том, что с коробками конфет делать. Потом она куда-то еще отошла, подошла. Сказала :“Ну вот, мальчик был, даже глазки голубые видно уже было“. Эта фраза не забудется до самого моего вдоха последнего. Потому что мальчик тот был единственный, которого зачала и не родила. Как рассказать, что в за разговорами забыта была салфетка марлевая, как инфекция началась и добрая заботливая мать его, лекарства доставала. Но когда приговор прозвучал окончательно, детей больше не будет, опять доверительный разговор от женщины к женщине. Сын так детей любит, он с племянниками когда играет, просто видно по нему какой он будет отец прекрасный. Пропустив пол семестра, все таки доучилась, поехала по распределению. Но о каких то отношениях близких даже и думать не могла. Жила в малосемейке-  девять квадратных метров. Чтобы квартиру получить пришось в горисполком перейти. Работа, не требующая ее квалификации, ну да ладно, о чем говорить. Как то и покатились годочки один за другим. Иногда какие- то путевки профсоюзные. Знакомства короткие.
Но работа стала занимать все больше времени и внимания. Ни больничных , ни отказов от сверхурочных. Но все больше замыкалась в себе. Пока не познакомилась на каком-то аля-фуршете с девчонками, сама не заметила, как стали они самыми близкими. Почему втроем? Где-то читала, треугольник прочная фигура. Если между двумя холодок пробегал, всегда еще третья оставалась, которая была, не даром говорится, третейским судьей.Вот вранье мое затянулось, да так, что сама почти верю в сказку эту.
Жалко расставаться, но придется. 
Что это со мной сегодня, так собралась, девочка, распоясалась что-то Еще пол пути, пол пути до моей конечной остановки. Успею еще войти в состояние недумания, спокойствия, наслаждения жизнью, не смотря ни на что. Йога, великое дело.