Сухая гроза

Любовь Олейникова
Сережка (Часть первая)

Небо раскололось надвое. Полыхнуло так, что виден стал весь двор: и детская площадка, уснувшая до завтра в ожидании ребятни, и несколько машин, припаркованных у подъездов, и… маленькая человеческая фигурка, съежившаяся то ли от страха, то ли от холода, нашедшая себе приют под зонтиком в песочнице для самых маленьких. Через пару секунд громыхнуло, да так, что вздрогнул весь дом. Казалось, и город весь съежился и насторожился, как эта фигурка на детской площадке. Дождя все еще не было. Сухая гроза. Так бывает иногда. Ждешь, что вот-вот застучат струи по измученной суховеем земле, листва на деревьях радостно зашумит, принимая долгожданную влагу, воздух, насыщенный каплями дождя, станет освежающим нектаром. Ждешь… но, гроза уходит куда-то в сторону, тяжелые набухшие тучи уплывают за горизонт, так и не проронив ни единой капли. Пыльный воздух, так и остается пыльным. Душно. Сухо. Полынно. А где-то вдали, куда ушла гроза, полыхает и полыхает. И, наверняка, льет дождь, неся в своих струях жизнь и надежду.

Человечек, не дождавшийся дождя, встал, облегченно вздохнул и, горестно оглядев двор, ничего другого не придумав, пошел к качелям. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Скрип разносился по всему двору заунывной музыкой. После грозы наступила тишина. И только эти скрипучие вздохи были свидетелями того, что в этом замершем мире был кто-то живой. Кто-то яростно и горько доказывающий этому миру, что он есть! Что он существует!

Сережка тяжко вздохнул. Посмотрел на светящиеся то тут, то там окна. Возвращаться домой он не станет. Есть там все равно нечего. Вечно пьяный отчим уже давно не оставлял ему никакой еды, и Сережку подкармливали сердобольные соседи. Баба Надя со второго этажа звала его иногда к себе и наливала полную тарелку вкуснющего супа. Он очень быстро съедал все, обязательно говорил – спасибо, - и убегал, не успевая заметить грустного взгляда бабы Нади. Тетя Таня, из квартиры напротив, давала ему каждое утро кусок хлеба с сосиской. Иногда это была единственная еда за целый день. А вот сегодня он не встретил ни бабу Надю, ни тетю Таню. Что-то в животе противно заурчало и заныло. Хотелось есть. Очень.

Сережка смотрел на окна дома, которые гасли одно за другим. Совсем скоро осталось всего три окошка, в которых горел свет. Окна его квартиры были темными. Отчим, наверное, так и не проснулся. Сережка почувствовал соль на губах. Надо же! Он и не заметил, что заплакал. Заплакал молча, как взрослый.
- Ну, и ладно, - словно махнув кому-то на прощание рукой, Сережка пошел со двора.

Улица, где стоял его дом, была освещена слабо, и иногда, сжимаясь от страха, он отскакивал в сторону от темных предметов. Но, оказывалось, что это была или корзина для мусора, или брошенная кем-то на улице коляска, или коробка, выставленная из магазина.
Вскоре он вышел на проспект. Так далеко от дома Сережка еще ни разу не уходил. Страшно не было. Просто он шел и шел. Здесь было светло, многолюдно. Потоком шли машины. От прошедшей грозы не осталось и следа. Запрокинув голову, всматривался Сережка в светлое, городское небо, но не видно было звезд. Хотя, это он знал совершенно точно, звезды были. Яркие, красивые, непостижимо таинственные, где-то там, далеко, они манили и влекли к себе. Ему рассказывала о них мама.

- Эй, пацан! Ты чего, потерялся?
Сережка оглянулся.
- Папа! – Сердце бешено застучало в груди.
- Пацан! Ты чего? Не бойся.
Сережка всматривался в лицо мужчины, окликнувшего его. Нет. Это не его отец.
На фотокарточке, которую он знал наизусть, рядом с мамой стоял молодой, красивый парень. Мама, когда была еще жива, дала Сережке эту фотографию и сказала:
– Береги, сыночек. Может быть, ты встретишь его когда-нибудь. Это твой папа. Там, на обороте подпись есть.
И Сережка берег. Правда, прочесть, что было написано, он не мог. Не отдал его отчим в первый класс. А Сережке так хотелось в школу. Он часто представлял себе, вот выходит к доске и начинает отвечать уроки. И все учителя ставят ему пятерки. Много пятерок. Вот мама была бы рада.
Предательские слезы потекли по чумазым щекам, оставляя грязную дорожку.

Мужчина присел перед Сережкой на корточки.
- Потерялся?
Сережка почему-то молча кивнул, и посмотрел на сидящего перед ним человека. Седые виски, умный серьезный взгляд, не молодой, но и не старый. Какая-то красивая форма, одна звезда на погонах.
- Товарищ майор, может его в отделение отвести? Тут рядом. – Молодой парень в такой же форме, только с тремя маленькими звездочками, подошел к ним поближе. Сережка попятился назад.
- Да не бойся, ты, не бойся! Ты где живешь?
Сережка мотнул головой.
- А фамилию свою знаешь? – Майор внимательно вглядывался в лицо мальчика. – Тоже не знаешь? Ну, пошли с нами. Не бойся!
- Да я и не боюсь, - хотелось сказать Сережке, но он только кивнул в ответ головой.
А еще через час, уже вымытый в горячей ванне и закутанный в большой махровый халат, уплетал он жареную картошку. Потом большая кружка сладкого чая и… кажется, уснул прямо за столом.

Олег перенес мальчика на диван и присел к столу.
- Товарищ майор, ну, что будем с ним делать? – Виталий Кораблев, только вчера ставший старшим лейтенантом, и по этой причине еще не успевший как следует прийти в себя от радости, смотрел на Олега немного нервно. – Может его мамка уже обыскалась.
- Давай в отделение, узнай, не заявляли о пропаже ребенка.  Если нет, завтра будем разбираться.
- Ну, я пошел. Позвоню, как узнаю.
- Ну, что ж, давай. - Олег глубоко вздохнул, потягиваясь. - Будем разбираться. Утро вечера мудренее!

День сегодня, как никогда, выдался маятный. И гроза, не принесшая облегчения, только добавляла этой маяты.

Убирая Сережкину курточку, Олег почувствовал под рукой что-то плотное, бумажное.
- Может адрес или еще что… - мелькнула мысль, и Олег вытащил из кармана замызганной курточки фотографию. Подошел ближе к свету, разглядывая. Сердце замерло и вдруг бешено заколотилось в груди. Проведя языком по вмиг пересохшим губам, Олег залпом выпил стакан воды и снова уставился на фото. Совсем юная девчонка с громадным букетом ромашек и рядом с ней…

- Нет! Не может быть! Да не может этого быть!

Перевернув фото, на обороте увидел надпись - Тверь. 2000 год. Емельянов Сергей.

В висках застучало и, глухо застонав от боли, Олег уперся лбом в холодное стекло. Очень далеко темноту ночи будоражили всполохи молний. Оттуда издалека докатилось глухое рокотание грома. Гроза возвращалась.

Семь лет назад была такая же сухая гроза. Но тогда, семь лет назад, он был счастлив. Он любил свою жену, гордился своим сыном. Они отмечали его восемнадцатилетие, когда его Сережка, его сынок, краснея, заявил им с матерью, что он женится. Что он уже встретил свою единственную и, что возражений с их стороны не примет. А они и не возражали.
- Знакомь, - с улыбкой сказала мать. А Олег поддержал – давай, веди свою принцессу.
- Пап, мам, - сын с нежностью смотрел на них, - она сегодня приезжает. И протянул им фотографию. Юная девчонка с громадным букетом ромашек и их сынуля, смотревший на нее с такой любовью, что у Олега вдруг защекотало в носу.
- Хм-м. Встретить же надо. Во сколько поезд?
- Через два часа.
- Ну, что, мамуля, придется тебе ехать, я ж выпил немного. А я тут приберусь пока, подготовлюсь.
И они уехали. Его жена и его сын. Уехали, чтобы больше никогда не вернуться…

От воспоминаний у Олега сжало горло. Он выпил еще воды. Подошел к книжной полке. Перебирая книги, Олег чувствовал дрожание пальцев. Наконец нашел ту, что искал, полистал. На пол упала фотография.  Юная девчонка с громадным букетом ромашек и их сын…

Олег долго сидел за столом, рассматривая два снимка и вспоминая.
 
Тогда, после той страшной аварии, в которой погибли его жена и сын, он не вспоминал об этой девочке. Как-то стерлось все, что говорил сын. То ли от горя, то ли… Бог знает отчего. Он вспомнил о ней через год. Когда уже переехал жить в Липецк к своей старенькой маме. Но фамилии сын не назвал, из какого города она едет не сказал, не успел… И как было найти ее, Олег не знал.

Сев на пол рядом с диваном он разглядывал спящего малыша. Мальчик был больше похож на мать. Но и от отца, его сына, его Сергея, он унаследовал брови вразлет, нос прямой и строгий (это у них по мужской линии родовая черта). И родинка у левого виска… У него самого такая же, и у Сергея была такая, и вот теперь он видит ее у чужого пацаненка. Чужого? Олег сильно потер виски. Боль, возникшая из ниоткуда, сверлила и сверлила. Мыслей не было. Он просто сидел и смотрел.

А за окном вовсю бушевала гроза. Деревья стонали под напором сильного ветра. Молнии в бешенстве расчерчивали город на части, и грохотало не умолкая над самой головой. Хлопнула форточка и занавеску вынесло в открытое окно. Гроза становилась яростней и яростней. Вдруг на секунду все замерло, и долгожданный ливень обрушился на город.


Олька (Часть вторая)

Перестук колес сплетался для Ольки в музыкальную мелодию. Она сидела у окна, смотрела на мелькающие за окном придорожные столбы, проплывающие мимо рощи и, уносящиеся вдаль, маленькие домики железнодорожных обходчиков.

Скоро Тверь. Олька зябко передернула плечами, легкой волной подступало волнение. Сережка, конечно, говорил, что у него здоровские родители и все понимают, но было страшно. Как-то они ее примут?

В купе заглянул проводник, молодой белобрысый парень, - Собираемся! Через полчаса прибываем! - Звонкий веселый голос отвлек Ольку от размышлений. Она потерла, вдруг ставшие холодными, руки, - а… чаю можно?

Проводник удивился, улыбнулся, молча вышел из купе. И уже через три минуты Олька держала в озябших руках стакан крепкого, почему-то вкусного, горячего чая.

- Спасибо!
- Да, на здоровье! - Веселый проводник пошел в следующее купе. - Собираемся! Подъезжаем…

Поезд начал притормаживать, всхлипывать.
За окном стремительно темнело. Тяжелые мрачные тучи выползали, казалось, отовсюду.

- Ну, и погодка!.. - Кто-то вздохнул в коридоре.
- А дождя-то нет…
- Да и не будет! Видишь - сухая гроза…

Молнии чертили зигзаги во всех направлениях. Но гром еще еле докатывался. Гроза только наступала.
Поезд вдруг дернуло, кто-то закричал. Необъяснимая тревога опять нахлынула на Ольку тяжелой волной. Но состав уже вновь мерно отстукивал колесами, иногда пыхтя и скрежеща.
Дождя за окном все не было.

- Ну, и, Слава Богу! - мелькнула мысль. Олька стала торопливо собирать вещи. - Скоро станция! Скоро Сережка обнимет ее, и уйдут все страхи и волнения. Она улыбнулась, - это же надо, какое ей счастье привалило! Такого подарка от судьбы Олька ну никак не ожидала.

Вырастила ее бабушка. Отец растворился в необъятных просторах нашей родины еще до ее рождения, а мать, помыкавшись несколько лет с маленькой дочкой, сдала ее на руки стареющей свекрови, и занялась устройством своей личной жизни. С тех пор от нее ни слуху, ни духу не было.  Бабушка заменила Ольке и мать, и отца. Необразованная, но мудрая пожилая женщина смогла вложить в маленького ребенка и чувство ответственности, обязательности, и чувство признательности, доброты и прощения. Олька не держала обиды на своих непутевых родителей, была безмерно благодарна своей нежно любимой бабушке и, несмотря на присутствующие «розовые очки», весьма трезво воспринимала жизнь такой, какая она есть.

 Сережка…  Эта встреча стала как бы отдельной строкой в ее жизни. Бабушка одобрила выбор внучки, слегка покачивая головой, все-таки рановато… восемнадцати еще нет. Но, видя, каким светом засияли глаза ее любимицы, каким огнем полыхали глаза Сергея, она не противилась. Ну, что ж, рано, не рано, всему свое время.

Олька сдавала школьные выпускные экзамены уже с новой жизнью под сердцем. Никому не сказала об этом. Даже бабушке. Та, может быть, и догадывалась, но молчала. Лишь однажды, когда уже провожала Ольку к Сергею, перед вагоном перекрестила и прошептала, - береги вас, Бог!

- Бабулечка! Ты не переживай! Я познакомлюсь с родителями Сережи, и мы приедем к тебе. - Олька ласково гладила бабушку по плечу. - Не переживай! Все у нас будет хорошо. - Глаза внучки сияли, и бабушка, затаив тревогу в душе, только улыбалась ей в ответ.

Никто не знает судьбу наперед, ни в чьей власти что-то изменить, а если бы и было это возможно, кто стал бы поступать вопреки собственному сердцу?

- Господи! Спаси и сохрани! - женщина, стоявшая рядом с Олькой в тамбуре, перекрестилась и испугано посмотрела в окно. Там была ночь. Еще полчаса назад светило солнце и ничто не предвещало грозы. А теперь вот тяжелые мрачные тучи придавили землю, и, казалось, все живое замерло, затихло в ожидании бури. Шквал огня опустился с неба. Рокот грома заглушил все звуки мира.

- Да что ж это делается? Никогда не видела такой грозы!

Олька смотрела испугано. - А я и зонта не взяла с собой, - тихо прошептала она.

- Да не будет дождя, не будет, чувствую, - опять повторил чей-то голос в коридоре.

Поезд дернулся несколько раз и остановился. Проводник помог Ольке спуститься на перрон. Она нервно оглядывала толпу встречающих, но Сережки не видела.

- Может, припоздали из-за грозы? - веселый проводник смотрел сочувственно. - Подожди в вокзале под крышей, найдут!

Толпа потихоньку редела, и вскоре Олька осталась одна на перроне. Сергея не было. Тревога уже не на шутку охватила ее. Что-то случилось! Конечно, что-то случилось. Он не просто опоздал… Он не смог приехать к ней… Отчаяние ледяной рукой сдавило горло. В глазах потемнело.

- Деточка! Тебе плохо? - Седенький старичок наклонился к ней.
- Нет, нет, спасибо, все хорошо. - Олька с трудом глотнула воздуха. Свежий ветер ударил ей в лицо.

- Пойдем, пойдем, скорее в вокзал, - старичок тащил ее за руку, - дождь скоро будет.
- Не будет, не будет… - билась синяя жилка на виске.

Олька просидела на вокзале до вечера. Сначала она каждые пять минут выбегала на перрон, потом уже просто сидела, уставившись на дверь. Сережки не было.

- Дурочка! Вот, дурочка! Ни адреса, ни телефона… Справочная, вот куда ей надо!

Олька подлетела к окошку справочного бюро. - Девушка, девушка, а по фамилии можно адрес узнать?
- Можно, только не у нас.
- А, где?
- За привокзальной площадью свернете направо, там увидите…
Не дослушав, Олька бросилась к выходу. Нашла.

- Справка платная, - равнодушно заявила тетка за окошком, рассматривая протянутую ей бумажку с фамилией Сергея, - и год рождения допиши, чтоб лишних не искать…
- Да, да, конечно, - трясущимися руками Олька протянула деньги.
- Завтра утром приходи…
- Как завтра? Мне сегодня надо…
- Завтра. Сегодня я уже закрываюсь…

… А назавтра к обеду она уже подходила к заветному дому. Еще издали увидела громадную толпу. В сердце кольнуло раз, другой… Как она пережила этот день, и следующий, Олька не помнила. Только фотография Сергея, заваленная цветами, стояла перед ее глазами. Еще она помнила мужчину, очень похожего на ее Сережку, только взрослого, но подойти так и не решилась…

…Сына назвала Сергеем. Не давала в руки даже бабушке. А та, с ужасом всматриваясь в глаза своей дорогой, единственной внучки, видела угасающую жизнь. И бессильна была старая женщина изменить что-либо.

Прошло пять лет. Бабушки уже не было на этом свете. Иногда Олька подозревала, что та смотрит на нее сверху с укором и болью - Что ж  ты, деточка, так потерялась в жизни? Сыночек же…

А Олька не помнила своей жизни. Сына берегла и растила, но сама жила в каком-то ином мире. Прибился к ней непутевый. Олька не делила с ним жизнь, но и прочь не гнала. Так и угасала потихоньку. Все чаще и чаще стал приходить во снах Сережа и звать ее с собой.

- Сереженька! А как же сыночек наш? Видишь, какой он у нас умный и красивый! Один останется, пропадет…
- Возьми его с собой! Будем вместе…

В затуманенное Ольгино сознание иногда пробивался лучик света, но это было все реже и реже. И однажды она ушла в свою грозу, ушла к своему Сергею, ушла, чтобы больше не вернуться никогда.

Сережка остался один. С фотографией, которую ему дала мать уходя.
Отчим первое время кормил его, даже ухаживал один раз, когда Сережка простыл и лежал с высокой температурой. Вызвал врача, купил лекарство. А потом как-то незаметно все чаще и чаще стал приходить домой пьяным. Перестал покупать еду. Он словно забыл, что Сережка есть. И малыш стал жить сам. Иногда подкармливали сердобольные соседи, но никому в мире, как оказалось, не было дела до одинокого мальчика.

Гроза, пришедшая так неожиданно, застала Сережку на улице. От голода у него урчало в животе, было холодно и страшно. И Сережка решил, что домой он больше не вернется, а пойдет искать маму и папу. И не хочет он больше быть один! Он хочет к ним! Вспоминая теплые мамины руки, Сережка молча глотал подступившие слезы. Вглядывался в небо. Где-то там далеко были звезды, мама говорила. И где-то там была она, мама… 
Машины неслись по проспекту, обдавая маленького мальчика, стоящего на самом краю тротуара, гарью и пылью… Неслись, не замечая…

- Эй, пацан! Ты чего, потерялся?..

Эпилог

Утро выдалось свежее, прохладное, бодрое. Вернувшаяся гроза омыла город, и теперь он сиял. Деревья, напившиеся вдоволь, радовали чистой яркой зеленью; дороги и тротуары, умывшиеся до блеска, ждали людей и машин; витрины магазинов отражали в чистых стеклах голубое небо и отблески встающего солнца. Казалось, мир родился заново.

И Олег, так и не уснувший в эту ночь, смотрел на обновленный мир, всматривался в глубину собственного сознания и видел там воскрешение новой жизни. Видел и чувствовал, как рождается он сам, каким смыслом наполняется его земное существование. Да нет, какое там существование! Жизнь! У него теперь были и цель, и смысл. И все это заключалось в маленьком мальчике, мирно посапывающем на его диване, укутанным в его плед; и явившемся ему как Божья награда, как избавление от горечи, подарившем ему себя самого! Им еще многое придется преодолеть. И бюрократизм чиновников, и несовершенство наших законов, бумажной волокиты и бездушия людей, но самое главное у них уже было! Две родные души нашли друг друга в этом бесконечном мире. Нашли, чтобы никогда больше не теряться.

Кто-то скажет: «Господин Случай!», а кто-то прошепчет: «Свершилось!» И, поди, разберись, что это? Случай или Судьба. Да, в общем-то, это и не важно. Главное, что они вместе пойдут по этой жизни, и уже ничто не сможет оторвать их друг от друга. Взрослого седого мужчину, дедушку, и маленького белобрысого мальчишку, внука!