Иван Гаврилович Графоманов написал роман. Целый год Графоманов складывал буквы в слова, слова в строчки, строчки в предложения и т.д. пока не появилось шедевральное творение.
У романа было рабочее название. Сути естественно не отражало, но в целом соответствовало лирико-драматическому жанру. «Тристан и Изольда», просто и со вкусом думал Графоманов.
Пока шел творческий процесс, Графоманова вполне устраивало это название. Но как только процесс завершился, Графоманов ударился в панику.
Он резал в кровь пальцы, пытаясь оттяпать кусок сырокопченой колбасы, и корил себя за недальновидность. Это ж надо год творить, деформируя персональный зад и намазоливая персональные пальцы и не удосужиться придумать эксклюзивное название.
Друг детства и по совместительству наборщик текстов в местной газете «Вечерний дворник» Гавриил Иванович Дурманов, посоветовал Графоманову сменить рабочее название на менее броское, но более актуальное.
- Было ужо, - аргументировал Дурманов, присматриваясь к жирной стопке машинописного текста.
Графоманов ничего не понимавший в издательском деле, но по написанию романа считавший себя как бы причастившимся к литературе, возражать не стал. Скуксив жалобную рожу просто попросил оценить творение с точки зрения профессионала.
Дурманов с видом видавшего виды редактора рукопись забрал и обещал, что уж завтра точно он ему всю колоду раскатает как по полочкам, так что редакторы видавшее виды и поболее примут нетленку со всеми потрохами.
Прошла неделя. Дурманов не врал на углу Лесной и Чехова в катране под кодовым названием «Кованая корова» он с упоением раскатывал колоды, накачивался пивасиком и упорно обдумывал название романа, нервно и кабально подрагивая.
Графоманов не спал, ждал вердикта. Он мечтал и в мечтах представлял себя отлитого в бронзе на центральной площади родного города или вот еще коленопреклоненно принимающего грамоту о вручении нобелевской премии за вклад в мировую литературу. Дурманова не было. Подходила к концу вторая неделя и Графоманов согласный уже на табличку на стенах своего дома рядом с доской объявлений, услышал долгожданный звонок в дверь.
Взлохмаченный, помятый Дурманов с порога сообщил, что роман фигня, сплошная клирика, а название ему «Три по сто и еще столько же сверху», занял пятихатку и был таков.
Графоманова хватил удар. Сидя за дубовым писательским столом в глубоком прадедушкином кресле он пил горькую, занюхивал рукавом и ругал издателей, корректоров, наборщиков, редакторов за корысть и безразличие к писательскому таланту.