АПОКАЛИПСИС ВЧЕРА
В любые времена в искусстве находятся деятели, которые обязательно дойдут до предела, дозволенного культурной парадигмой своего века, равно как и общественной моралью. И не просто дойдут, но не остановятся перед искушением высунуть наружу голову, ноги, руки, член или еще какую-нибудь подходящую часть тела. Вылезут, пройдутся, критическим взглядом осмотрят стройное здание культуры со стороны. И, ядовито улыбаясь, отправятся за отбойным молотком, взрывчаткой и гвоздодером.
Джейк и Динос Чепмены – как раз из этой славной когорты. Художественные работы братьев по разуму – кстати, они и в самом деле братья, – непринужденно наводят на мысли о том, что апокалипсис не просто грядет в ближайшем обозримом будущем, но уже успешно состоялся, просто мы его по каким-то причинам не заметили. Зато заметили англичане – кстати, не пытайтесь называть их этим словом: «Мы, скорее, диккенсианцы, – безапелляционно заявляет один из братьев. – Мы родом из викторианской эпохи. Когда я слышу слово «британский», я хватаюсь за кобуру». Заметили и с тех пор посвятили свою жизнь донесению этой важной идеи до широких культурных масс.
Определений творчества J&D критики придумали множество – с тех пор, как в начале девяностых творческий дуэт начал набирать обороты под незримым, но мудрым руководством мецената и коллекционера Чарльза Саатчи, – и все, как на подбор: пост-постмодернизм, художественный хардкор, и даже mannequin-arsehole-disgust-etc-art –манекенно-анально-отвратительное-и-так-далее-искусство. Собственно, Саатчи и принадлежит практически единоличная заслуга в деле популяризации культурного явления, известного, как «Young British artists», YBA. Нельзя не отметить, что Чепмены попали в на редкость подходящую компанию.
Коллегами Джейка и Диноса по движению стали, к примеру, небезызвестный Дэмиен Херст, прославившийся арт-объектами в виде разрубленной напополам свиньи или акулы, маринованной в формальдегиде. Маркус Харви, составивший из множества отпечатков детских ладошек портрет серийной детоубийцы Миры Хиндли. Или Крис Офили, нарисовавший деву Марию слоновьими какашками. Творчеством последнего тогдашний мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани вдохновился настолько, что чуть было не закрыл Бруклинский музей вместе с выставкой. И Чепмены приложили все усилия к тому, чтобы выделиться даже из такого, прямо скажем, душераздирающего контекста. Их провокационные манифестации, наполненные символами извращенной сексуальности, жутких мутаций, уродств, садистских пыток и богохульства, заставили вздрогнуть от ужаса даже либерального западного зрителя, которого и слоновьим дерьмом уже не очень-то и проймешь.
«Хулиган»: В начале вашей карьеры вас называли «молодыми британскими художниками». Чувствуете ли вы себя таковыми сейчас? Что изменяется в вас и ваших работах с течением времени?
Джейк Чепмен: Мы не молодые. И не британские.
Х: Cсегодняшняя выставка – это совершенно новые ваши работы, которые еще не выставлялись ни в одном городе мира. Можете ли вы предположить, какие темы и сюжеты будут волновать вас лет через пятнадцать-двадцать?
Динос Чепмен: О, это будут либо те же самые вопросы, либо мы дойдем совсем уж до состояния маразма. Начнем рисовать маленьких щеночков, цветочки и прочее в таком же духе.
Х: Вы приехали в Россию, несмотря на то, что восприятие концептуального искусства у нас, мягко говоря, неоднозначно – на яркие выставки, такие, как, например, «Осторожно, религия!», не раз нападали…
Дж.Ч.: Если бы мы знали об этом заранее, то, конечно, не приехали бы. Но вот уже приехали. Спасибо, что сказали, мы сейчас по-быстрому уедем обратно, пока не началось (смеются).
Х: В две тысячи третьем году у вас был конфликт с сэром Николасом Сиротти. Что чувствует современный и успешный художник, когда бьет директора музея?
Д.Ч.: Такое, знаешь, теплое и приятное чувство в промежности...
Х: Испытываете ли вы какие-то эмоции по отношению к персонажам ваших работ, например, жалость, сочувствие, душевное тепло? Или же, наоборот, знаете про них нечто такое, что оправдывает в ваших глазах их мучения и физические деформации?
Дж.Ч.: Наверное, было бы ханжеством сказать, что мы создаем картины, а потом страдаем по поводу их несчастных героев. Мы не создаем наши объекты для того, чтобы испытывать потом по отношению к ним жалость, плакать по поводу несчастных мишек и всяких повешенных и четвертованных персонажей – мы не Мураками. Более того, нельзя сказать, что мы населяем мир какими-то организмами, в существование которых мы верим – это все-таки объекты искусства. Таких вещей, как искупление, покаяние, спасение, не существует. Поэтому плакать не стоит.
Х: В таких работах, как «Ад», или «Есть, что отсосать», вы обращаетесь к религиозной символике. Верите ли вы в сверхъестественное, бога или богов, и приходилось ли вам испытывать в жизни мистический опыт?
Джейк и Динос (одновременно): Нет!
Стоит, наверное, пояснить, откуда проистекает такое стойкое и убежденное неприятие религиозности в работах братьев. Оба они – убежденные марксисты и атеисты, левые радикалы, свободно цитирующие наизусть огромные куски из «Das Kapital». Еще они, разумеется, антиглобалисты, антикапиталисты и антифашисты. Но при этом выбирают для выражения своих политических взглядов такие способы, что впечатлительному человеку может сильно не поздоровиться.
К примеру, для своей выставки «Твой разум – это пожирающий тебя кошмар. Теперь жри ты…», мировая премьера которой состоялась недавно в московской галерее «Триумф», Чепмены скупили за небольшую плату картины неизвестных мастеров восемнадцатого-девятнадцатого веков, изображающие идиллически-пасторальные сцены из жизни буржуа. Потом слегка доработали их, подрисовав недостающие – с их точки зрения, – детали, и снабдив новыми, подобающими переменам, названиями. Уже упомянутое полотно «Есть, что отсосать» из портрета молящегося монаха легким движением руки превратилось в изображение кошмарного мутанта, облизывающего распятие языком-тентаклем. Впрочем, остальные картины ничуть и ничем не лучше (или не хуже) – вот одни лишь заглавия: «Глотай, собачка», «Какая смерть его настигнет», «Чудесно оттянули», «Кошмарная ночь». Парадоксально, но перепрошитые таким радикальным образом полотна мгновенно подорожали в десятки раз – антибуржуазный пафос сегодня в цене, равно как и различного рода сюрреалистические патологии. Зримо напомнив некоторым из гостей выставки школьные годы чудесные, когда мерой высокой доблести для любой художественно озабоченной души было приведение учебника истории к юмористическому знаменателю, подрисовывая унитаз под фигурой роденовского «Мыслителя» и меняя подпись под «Казнью коммунаров» на «Они сражались за дискотеку до 22:00!»
Что касается антифашизма, то творческие родственники также подошли к делу с размахом. Монументальная композиция «Ад» за их же авторством представляла собой девять стеклянных коробов, расставленных в форме свастики. В коробах находились около тридцати тысяч фигурок солдат в нацистской форме, которых всячески истязали адские монстры в лучших традициях фильма «Hellraiser» путем подвешивания за ребра и гениталии, четвертования, оскопления и прочих малоприятных процедур. Особую прелесть скульптуре придавал размещенный в одной из секций макет «Макдональдса», заваленного разорванными кусками человеческих тел. Инсталляция обошлась владельцу в шесть миллионов фунтов стерлингов, но долго не просуществовала – оригинал был уничтожен в мае две тысячи четвертого во время пожара в хранилище коллекции Чарльза Саатчи.
Кстати говоря, манипуляции с подлинными произведениями искусства в истории творческого содружества происходят далеко не впервые. Однажды Чепмены выложили двадцать пять тысяч английских денежных единиц за серию подлинных оттисков гравюр Франсиско Гойи «Бедствия войны». И пририсовали действующим лицам странные рожи прямо на офортах, создав таким дорогостоящим образом серию работ «Изнасилование творчества». Определенно, типично английское чувство юмора им не чуждо. Хотя и довольно-таки специфическое, что и показало дальнейшее развитие нашей беседы с мэтрами.
Х: Правда ли, что ваш отец был учителем рисования? Оценивал ли он как-то ваше творчество? Гордится ли он вами как художниками?
Дж.Ч.: Он не учитель рисования, он ветеринар, лечит животных.
Д.Ч.: И, помимо этого, он слепой. Он не может видеть работы, только на ощупь.
Х: Вам довелось работать с классиками шок-рока Throbbing Gristle на фестивале Nightmare Before Christmas в Кэмбер Сэндз. Какие у вас остались впечатления от общения с людьми, делающими в музыке примерно то же самое, что и вы в искусстве?
Дж.Ч.: Знаешь, с ними было просто ужасно работать. Когда-то они были хорошими ребятами. Когда-то.
Х: Что вы любите слушать для собственного удовольствия? И вдохновляет ли вас музыка на создание новых работ?
Дж.Ч.: Вдохновляет, конечно. Но это слишком большой вопрос, очень долго придется перечислять.
Х: Тогда давайте поговорим о кино. В числе ваших любимых фильмов вы однажды назвали фильм Элема Климова «Иди и смотри», это действительно так?
Дж.Ч.: Пожалуй, что так. Не самый любимый, но один из самых прекрасных фильмов, которые мы когда-либо видели.
Х: Окей, с этим все ясно. Следующий вопрос. Почему вас так интересуют мутанты, тема которых так мощно раскрыта в ваших креативах?
Д.Ч.: А с чего ты взял, что нас интересуют мутанты?
Х: Ну, вот, например «Fuckface» или «Zygotic Acceleration» – это разве не мутанты?
Д.Ч.: Если ты имеешь в виду наши скульптуры, сиамских близнецов и все в таком духе, то они не мутанты, они не настоящие. Потому что они были в этом смысле созданы совершенными, такими, какими они есть, а не была такая штука, которая потом мутировала. Их сразу так сделали. Они прекрасно себе существуют вне связи с окружающим миром, в котором кто-то там живет и мутирует. Они не в большей степени мутанты, чем, скажем, зеленый скрипач у Марка Шагала.
Мясные шутки про ближайшую родню – это всего лишь пример того, насколько жесткими и неполиткорректными могут быть Чепмены, когда речь идет о самовыражении. Еще до того, как парочка была номинирована на премию Тернера, в течение последних двадцати лет последовательно вручавшуюся самым скандальным британским артистам, J&D изваяли скульптуру «Сверхчеловек». Изображавшую карикатурного Стивена Хокинга, немощного парализованного гения-физика в инвалидном кресле на вершине скалы. Покушение на строго запретную тему телесного несовершенства и личной физической беспомощности успешно сошло с рук.
Далее последовали ставшие ныне хрестоматийной притчей во языцех скульптуры детей, одетые только в черно-белые кроссовки «Найк». Небольшой рост, длинные волосы и правильные черты лица позволяли предположить, что перед зрителями – девочки-подростки: братья явно нарывались на обвинения в педалировании педофилической эстетики. Дабы уже заведомо и однозначно оказаться плохее всех плохих, вместо носов и ртов у манекенов были приделаны пенисы и анусы. Получившееся нечто было скромно названо «Fuckface», что, в не менее скромном русском переводе звучит как «Хлебало» без первых двух букв. Эксперименты с перекраиванием спиралей ДНК и анатомических атласов принесли братьям окончательную славу остервенелых извращенцев и пионеров disgust-art. А также премию Тернера, миллионные гонорары и статус лучших в мире создателей продуктов на потребу рынка, подчиненного разрушительному императиву.
Х: Считаете ли вы себя трендсеттерами, законодателями моды? И вообще, существует ли такая вещь, как мода в искусстве и способность как-то на нее влиять?
Д.Ч.: Понятие моды очень удобно для прессы – это модно, это немодно, чтобы привлечь внимание к явлению. А для художника это вообще неважно, он просто делает свое дело, а кто-то делает что-то еще. Если мы интересуемся какой-то обратной связью, то это, скорее всего, будет аналитическая, критическая реакция на наши работы, чем мнение потребителя, которого устраивают или не устраивают потребительские свойства того, что мы делаем.
Х: Но, например, один из ваших недоброжелателей однажды облил Джейка и вашу картину краской, а такую обратную связь сложно игнорировать. Можно ли сказать, что ваши работы в определенной степени вынуждают зрителя занимать активную позицию по отношению к ним, вплоть до вандализма?
Дж.Ч.: Да, точно. Видишь, у меня прямо на голове написано: «Облей меня краской». А еще, если бы ты знал, сколько мы заплатили этому человеку, ты просто себе не представляешь (смеется). Сумасшедший человек, какое отношение это имеет к нашему творчеству? Самая большая ошибка, которую он сделал – перепутал автора работы с самой работой. Но я надеюсь, большинство людей поймут, что интереснее всего все-таки другие вещи, а не Динос и я.
Х: Как вы относитесь к тому, что, согласно профилям, выложенным в Интернете, среди ваших фанатов есть много представителей сексуальных меньшинств? Нравится это вам, не нравится, или же просто безразлично?
Д.Ч.: А-а-а… А я думал, ты спросишь, не входим ли мы в их число (радостный смех). Мы ничего не говорим людям по части того, что думать и кто должен любить то, что мы делаем. И не изобретаем разные взгляды на наши работы. Но мы теперь подумаем!
Х: Вас называют преемниками Гойи, Иеронима Босха, Брейгеля и других классических художников, которых волновала тема мистики, насилия, смерти и разрушения. Как вы считаете, почему во все времена в искусстве уделялось столько внимания негативу, а не позитиву? Что заставляет людей получать эмоциональную разрядку, катарсис, наблюдая не за счастьем, а за мучениями себе подобных?
Д.Ч. (патетически): Мы все умрем, тем или иным образом. Жизнь тяжела…
Дж.Ч.: …а мы такие мягкие, такие нежные…
Д.Ч.: Искусство всегда занимается исследованием состояния человека и его экзистенциальных проблем. И уже довольно давно искусство исследует наш внутренний мир, в ущерб внешнему, хотя оно, в принципе, и является внешним выражением. Мы исследуем состояние времени, в котором мы сейчас находимся, и ту внутреннюю пытку, которую переживает каждый из нас. Хотя эти слова – ложь!
Если мы правильно поняли интенции J&D – что, разумеется, не факт: слишком уж явно они стебались над всем происходящим, – то открывшаяся картина не настолько безрадостна, насколько казалась таковой с первого взгляда. Правда в том, что братьям Чепменам доставляет массу удовольствия испытывать на прочность все подряд: журналистское чувство юмора, словарный запас критиков, болевые пороги зрителей, пределы художественного дискурса. К плану искусства нас возвращает в конечном итоге именно то, что больше всего пугает в произведениях Джейка и Диноса: прочувствованное различие между жизнью и искусством. Тем, кто окажется в состоянии придти в себя от шока, вызванного соприкосновением с их творческой фантазией, обязательно станет ясно, что шок не являлся ни самоцелью, ни сверхзадачей.
Правда, однако, состоит и в том, что никто не гарантирует, что ты придешь в того же самого себя, из которого ушел. Разумеется, если вообще придешь.
Журнал "Хулиган", март 2008.