В туалете пахло сыростью и каким-то противным дезинфицирующим средством. Из крана тягуче выползала длинная капля воды. Лена прикрыла за собой дверь, подошла к умывальнику и достала из сумочки узенький пакетик. Высыпав на ладонь штук двадцать крохотных таблеток, она на мгновение замерла перед тем, как опрокинуть их в рот. А когда всё же сделала это и приникла к крану, чтобы запить, оказалось, что таблетки горькие-прегорькие, и воды надо много.
Вымыв руки, Лена в каком-то замедленно-отстранённом темпе ("Как в кино", - вдруг лениво подумалось ей) вышла из помещения и пошла в аудиторию - звонок уже прозвенел. Начиналась контрольная. Непривычно притихшая, Лена послушно последовала команде преподавателя положить перед собой лист бумаги и записать задание. На втором предложении началось непонятное: Лена вдруг обнаружила, что не помнит, как надо писать букву "А". Ну не помнит и всё! Вот есть такая буква - это она знает, а как её написать... Потом пришёл черёд буквы "К". Нестерпимо захотелось спать, и она положила голову на руки.
Спящие в аудитории редкостью не были - иногда студенты попадали в учебные классы прямо с какой-нибудь дискотеки. Но спать на курсовой контрольной - это было что-то новенькое, и преподаватель недовольным голосом пожурил Лену. Она ничего не услышала. Сидящая рядом однокурсница, подружка Ира, толкнула девушку локтем. Никакой отдачи. Тронула за плечо и вдруг увидела побледневшее до синевы лицо и закатившиеся глаза...
Начался переполох - студентка без сознания!
Первой пришла в себя Ира. Она кое-что пережила в жизни и почему-то сразу, в отличие от всех, поняла, что Лена не просто потеряла сознание, а потеряла его, потому что наглоталась таблеток, и они уже начали действовать! Она схватила Лену за руку и потащила её, вялую и ничего не соображающую в тот же самый туалет, где всего минут двадцать назад она давилась горькими таблетками. "Пей сейчас же!" - кричала Ира и заставляла Лену пить воду. Один стакан, второй... "Не буду!" - пьяно отбивалась Лена, - не трогай меня, я хочу умереть!" "Немедленно пей!" - плакала Ира.
Потом врач спешно вызванной "скорой помощи" скажет Лене, что жизнь её, возможно, спасли вот эти два стакана воды, не давшие таблеткам намертво всосаться в слизистую желудка.
А потом всё-таки наступила полная тьма. И Лена даже не заметила, когда её погрузили в "скорую", как повезли по городу куда-то, как ей казалось далеко-далеко, кривыми ребристыми улицами и везли долго-долго...
А когда привезли, начали издеваться. Помутнённое сознание воспринимало необходимые действия врачей, как пытки.
"Нет, беременности не наблюдается" - маленькая толстая врачиха с треском стянула с рук перчатки. - Откачивайте". И в несчастную Ленину глотку полилось несметное количество воды - теперь уже не стаканами, а чайниками, вёдрами, бочками... И отвертеться от этого было никак невозможно - её никто и не спрашивал, а вливали воду через чёрный шланг.
Наконец, пытка закончилась, и Лену повели в кабинет. "Ну, что с тобой случилось?" - раскрыл тоненькую историю болезни молодой врач. Вместо ответа Лена обвела взглядом крашенную в грязно-жёлтый цвет ободранную комнату. "Хоть бы ремонт сделали, - брезгливо проворчала она. А потом резко обернулась назад : "А это у вас что?" "Где?" - удивился врач. "А вот, на тумбочке - шапка какая-то. Или это кошка спит?" Врач, внимательно посмотрев на Лену, что-то записал в историю. ...Это потом Лена узнает, что "ободранная" комната была светлым и уютным приёмным покоем, а никакой шапки или кота не было и в помине - это были плоды её галлюцинаций.
"В палату, - коротко распорядился врач и добавил, - это уже вторая сегодня. Утром ещё одну дурочку привезли, шестнадцатилетнюю, с родителями поссорилась. Весна на них, что ли, действует?"
Было уже темно, когда Лену привели в палату. Из трёх кроватей была занята ещё одна - на ней, мерно раскачиваясь взад-вперёд, сидела невнятная женская фигура, издающая нечленораздельные стоны. В уже достаточно "промытом", но ещё одурманенном сознании Лены наступил просвет: она поняла, что это - наркоманка, её "ломает". И вдруг стало страшно: кто знает, что на уме у этого погибшего создания, а вдруг она набросится на неё, Лену, когда она будет спать и убьёт? Лена решила бодрствовать до утра, а потом попроситься в другую палату. О причинах, приведших её на потрёпанную койку, думать ещё не было сил.
Всю ночь за тонкой фанерной дверью раздавались какие-то взрывы смеха, песни и топот ног. Полуспящая (бодрствовать не получилось, но и крепко уснуть - тоже), Лена никак не могла соединить воедино психиатрическую больницу, психушку (она точно знала, что её привезли именно сюда) и раскатистый мужской и женский смех. Потом всё объяснилось очень просто: оказывается, в наркологическом отделении веселились выздоравливающие - у кого-то был день рождения, и мужские и женские палаты упоённо ходили друг к другу в гости...
Утром не было никакого обхода. Пришла угрюмая рослая санитарка, скомандовала "Пошли!" и повела Лену по бесконечным коридорам. Перед тем, как выйти из палаты, Лена оглянулась на предмет своего ночного страха - маленькую тщедушную девчонку, свернувшуюся калачиком на кровати, уснувшую, наконец, с выражением скорбной муки на лице...
Коридоры были именно такие, какие показывают в кино, когда на экране - сумасшедший дом. Высокие сводчатые арки, облупившиеся стены именно того цвета, которым красят во всех "присутственных" местах. Потом вышли в огромный широкий коридор с гигантскими зарешёченными окнами. Санитарка ввела Лену в палату, показала кровать и ушла.
Лена села на кровать и огляделась. Никто не обратил на неё внимания - семь женщин сидели, лежали молча, уставив в потолок тоскующие глаза. Лене в который раз стало страшно - она уже поняла, что осталась жива, что её поселили в одну из палат психушки, что за нею заперли дверь на замок. Одного она не знала - надолго ли это всё. А вдруг навсегда? Спросить было не у кого...
"Не буду пить таблетки, - решила Лена, - совсем чокнутой сделают." Но таблеток никто и не предлагал. В положенное время принесли обед - довольно жидкий, но вкусный рисовый суп, картошку с тремя политыми неясно чем тефтелями и прозрачный яблочный компот. Женщины в палате оживились, стали переговариваться и оказалось, что не такие уж они и сумасшедшие. Просто - глубоко ушедшие в себя, свою душевную боль.
...Рядом с Леной тихо лежит тётя Лида - так она представилась. Тётя Лида - дворник. - Меня уважают, - тихо шелестит она бескровными губами. - Только вот муж пьёт и сильно бьёт. И всё старается ударить ногой. А когда упаду - бьёт ногами по голове. Может, поэтому у меня и голова болит?..
Но самое страшное случилось не от побоев мужа. У тёти Лиды есть дочка, ей четырнадцать лет. И однажды тётя Лида узнала, что её девочка - проститутка, а втянул её в это муж, который первый и изнасиловал девочку...
- Когда у меня голова болит, - монотонно шелестит тётя Лида, - я её полотенцем обвязываю. А тут не обвязала. И когда моя Виолетточка приползла пьяная и стала ругаться и кричать, что да, теперь она зарабатывает больше, чем я ей могу дать, я вдруг увидела, что мои мозги лежат прямо на подушке... ой, и сейчас вот лежат, я их вот так вот собрала, - тётя Лида судорожно заскребла пальцами по подушке, "собирая" что-то невидимое, - положила в голову, полотенцем обвязала - чтобы не выпали. А голова так болит, так болит...
Лена с ужасом и жалостью смотрела на худенькую женщину, и её собственные переживания показались маленькими и недостойными, а желание умереть - греховным. Только теперь она начала понимать, ЧТО собиралась сделать.
- Деточка, - услышала Лена слова тёти Лиды, - меня скоро выпишут, так ты сходи к моему брату, я адрес дам, пусть меня отсюда заберут, а то здесь только с рук на руки сдают...
- Схожу, обязательно, - поспешно пообещала Лена, ещё не зная, что постарается забыть, как дурной сон всё, что видела здесь, но что всю жизнь потом её будет тревожить чувство вины - не сходила, не позвала...
...Адель Валентиновна лежит в углу. Её кровать возле окна, она часами смотрит за решётку или читает книжку. Разговаривает мало. Иногда слышно, как она плачет.
Адель Валентиновна - преподаватель института, ей слегка за сорок. Замужем не была и вряд ли когда-нибудь будет - у неё маленькое уродливое туловище и короткие, очень кривые ноги. Она ходит в брюках, хотя они ей мало помогают. Не украшают женщину и большие голубые глаза - наоборот, они делают её похожей на лягушку.
Вот это всё - неудавшаяся внешность, тайные или явные насмешки знакомых и незнакомых, иронические взгляды студентов - привело к тому, что Адель Валентиновна попыталась вскрыть себе вены, а когда её спасли, слегла в больницу с жесточайшим нервным срывом. Здесь она уже полгода, скоро ей выписываться, а она не хочет - за толстыми стенами и решётками она защищена от опасностей внешнего мира, насмешек и одиночества...
Невероятный шум и топот прервали Ленины мысли. Выглянув за дверь, Лена увидела, как по коридору, громко крича и методично срывая с себя одежду, мчится крупная красивая девушка. За нею - две санитарки, крича: "Ляля, спокойно, Ляля, остановись!.." А Ляля, добежав до конца длинного коридора, оказалась в чём мать родила и, изготовившись, как тигрица, поджидала своих мучительниц. Они привычно скрутили её и поволокли в палату...
- Что это? - срывающимся голосом спросила Лена у медсестры, которая сидела за столом и что-то писала.
- Это? - подняла голову медсестра, - это Ляля бушует. У неё так заболевание проявляется. Она буйная. Ты подальше от неё держись - зашибёт. Ты из какой палаты? А... Ну, у вас там все нормальные. Вот эти две палаты у нас опасные, - указала медсестра. - Да ты сядь, сейчас твою "коллегу" позову, поговорю с вами.
Через минуту на посту появилась девочка. Тоненькая, большеглазая, красивая. Её облик никак не вязался с линялым халатом и растоптанными тапочками. И в глазах у неё - такой же страх, как у Лены.
- Садитесь, - приказала медсестра. - Меня Галя зовут, тётя Галя для вас. Ляльку видели? Она у нас уже пять лет. А самой-то только 23 года. Парень бросил, она и свихнулась. И не выйти ей отсюда, девчонки, никогда, потому что она опасна для окружающих. Нет, она не всегда такая, но такие приступы у неё часто и неизвестно, когда что начнётся.
А в этой палате Бэллочка живёт. Ей всего шестнадцать. Она замуж в пятнадцать вышла и ребёночка родила. Не знаю уж что там, но заболела родильной горячкой и теперь невменяемая. Вы бы видели! Муж - такой хороший мальчик! - приходит со свекровью, ребёночка приносят, а она истерически кричит, визжит, и только одно понять можно: "Ненавижу!" А он плачет... Смотреть невозможно на это. И ей помочь нельзя. Никак.
А в этой палате Ольга Сергеевна лежит. Она судовой врач. Умная женщина, богатая - весь мир объехала. А заболела... Шизофрения у неё. Это, вы же знаете, когда человек двойной жизнью живёт. Она в своей другой жизни знаете кто? Красавица, фотомодель. Вот и представьте, когда пятидесятилетняя тётка начинает вдруг...
- А вы, паршивки, что удумали? - вдруг грозно обратилась тётя Галя к девушкам. - Вот ты, - посмотрела она на младшую, как тебя зовут?
- Вика, - всхлипнула та.
- Ну, и кто ж тебя, Вика, до смерти довёл? Она седуксена наглоталась, - пояснила медсестра Лене, правда, поменьше, чем ты своих таблеток.
- Родители... Они мне ничего не разрешали...
- Чего? Ну, перечисли, чего?
Вика задумалась. Припомнила свой последний скандал с матерью, который начался, если честно, не из-за чего - Вика хотела пойти на дискотеку, а мама не пускала. То брюки не той ширины...То пришла поздно... В общем, ерунда. Пожав плечами, Вика не ответила.
- Вот видишь, - укоризненно покачала головой медсестра. - А мать тут слезами исходила. - Ну, а с тобой всё ясно, - обратилась она к Лене, - с парнем нелады?
- Нелады... - тоскливо прошептала Лена.- Другая у него...
- Другая...Лучше тебя?
- Лучше...
- Вот-вот, давай-давай: она - лучше, а ты - хуже! Так после каждого травиться будешь. Да не лучше и не хуже, а просто сволочь он, а ты дурочка! Наплюй! Трудно это, знаю, но такое наше бабье дело - терпеть и не сдаваться! А то, смотрите, девчонки, сегодня вы хорошо отделались - желудки вам промыли, изнанку жизни показали - всё. Заканчивайте на этом. Потому что - запомните эти мои слова: если ещё раз сюда попадёте, - женщина обвела рукой пространство коридора, где тенями бродили погружённые в себя, потерянные в этой жизни люди, - станет вам психушка родным домом. Вы этого хотите?..
...Лена шла по знакомому уже сводчатому коридору вместе с Ольгой Сергеевной - их направили к окулисту: Лену готовили к выписке, а Ольга Сергеевна жаловалась, что болят глаза, и её направили на консультацию. Всю дорогу она приставала к Лене с просьбой дать прочитать историю болезни. "Я же врач, - говорила она, - я разберусь". Лена крепко прижимала папки к груди - ей сказали, что шизофреникам не говорят о диагнозе и давать историю больным нельзя.
В кабинете окулиста Лена послушно приготовилась выполнять команды врача. И он сказал:
- Закройте левый глаз.
Лена закрыла...правый и - облилась холодным потом: теперь он подумает, что она по-настоящему сумасшедшая, и её никогда, никогда отсюда не выпустят...
- ...Ну, вот и всё. Возьмите справку. Полагается сказать "до свидания", но я никогда не говорю этих слов своим пациентам - прощайте, Лена. Никогда не делайте больше глупостей.
Главврач подал Лене, которая уже стояла одетая в свою одежду, справку.
- Выпустят вас только под расписку - мы сообщили вашим друзьям. Они уже пришли.
Главврач отпер двери в вестибюль. В дверном проёме стояла Ира, смотревшая всё понимающим взрослым взглядом, к стенке испуганно жались ещё две подружки, а за ними... За ними стоял он, тот самый, с которым "нелады". И что-то такое было в его глазах, что Лена, закрыв лицо руками, горько и с облегчением заплакала.