"The Moon’s white cities, and the opal width
Of her small glowing lakes, her silver heights
Unvisited with dew of vagrant cloud,
And the unsounded, undescended depth
Of her black hollows. Nay — the hum of men
Or other things talking in unknown tongue
And notes of busy Life in distant worlds."
Альфред Теннисон
Утро. Палата. Pink Floyd.
Сигнал к побудке Здесь-«In the Flesh». С первыми звуками открываю глаза - слепит яркий свет, отражённый белоснежным пластиком стен и потолка. Легко вскакиваю с койки, мягко приземляюсь на середине просторной палаты.
Моё одеяло ещё парит в воздухе.
А Нильс спит, укрывшись с головой.
Распахивается прозрачная дверь и в палату входит Эмма. В ловкой механической руке - шприц. Время утренней Инъекции.
Легко поворачиваюсь на кончиках пальцев вокруг совей оси, подставляю Эмме шею.
Короткий щелчок. Благодаря сверхбыстрой иголке укол совсем не ощущается.
А Нильс всё спит.
Приятное тепло быстро разливается по телу. В глазах - лёгкий туман. Кажется, что сейчас полечу к звёздам прямо через белоснежный пластик потолка.
А Нильс куксится.
Ему не нравятся Инъекции. Дурак! Если бы я мог, то рассердился бы на него. Но после Инъекции так хорошо!..
Кто такая Эмма? Это универсальный робот-андроид М-205А, эм-двестипять-а, эм-а, Эмма. Две ноги, короткое туловище, единственная (зато такая ловкая!) рука, голова. Всё обито мягким латексом телесного цвета. Лица как такового нет, вместо него гладкая поверхность. Только небольшой объектив торчит из круглой головы, там, где у людей левый глаз.
Роботов Здесь очень много.
Говорят, что в соседнем блоке кто-то из пациентов разрисовывает им лица фломастерами, и получается очень красиво. Но я не видел.
И ещё говорят, что женских блоках их называют мужскими именами.
Вот недавно один пациент из нашего блока вылепил из гипса статую робота - андроида М-205А в натуральную величину. Сходство просто потрясающее: эмма изображена с автоматическим шприцем в поднятой руке, готовая ввести препарат в кровоток невидимого пациента.
Какую же из Инъекций она вводит?
Одно дело, если это свежая, бодрящая, серебристая Утренняя.
Совсем другое, если Инъекция Обеденная - тяжёлая, дурманящая, тёмно-багровая.
Ну а если же автор имел в виду Вечернюю…
Гениальность этой триединой эммы неоспорима.
Прогулка. Купол. Рационализация.
Музыка:Pink Floyd – The Great Gig In The Sky
День сегодня выдался очень хороший. Понял это, когда началась утренняя прогулка. Пациентов нашего блока выпустили под Купол.
Купол - большущее круглое помещение, ослепительно-белый пол незаметно для глаза переходит в ослепительно-белые стены, а стены на высоте двух человеческих ростов превращаются в чёрное-чёрное звёздное небо под прозрачным сверхпрочным стеклом. Яркое-яркое Солнце восходит (или садится?) на одной из граней гигантского сводчатого Купола. Жалко, Землю сейчас не видно. Я бы посмотрел. Но, с другой стороны, у многих пациентов бывают припадки, если они долго смотрят на Землю.
Под Куполом просторно, воздуха много. Я легко отталкиваюсь от пола из искусственного белого мрамора и лечу…лечу…Чёрное звёздное небо под стеклом становится ближе.
Ещё под стекло упрятана огромная пепельно-серая равнина. И ещё по правую руку вдалеке горы. И по левую руку утреннее (или вечернее?) Солнце. И всюду звёзды.
Пациенты меж тем разбрелись по круглому залу. Сейчас Прогулка только по времени нашего блока. В остальных - или поздняя ночь, или раннее утро, или обед… Прогулка. Из невидимых динамиков осторожно выплывает The Great Gig In The Sky. Музыка организует пространство вокруг себя.
Здесь всё пропитано Pink Floyd. Заражено Pink Floyd. Иногда кажется, что Pink Floyd скоро начнёт просто конденсироваться из атмосферы. Pink Floyd ощущается нечто материальное, монолитное. На стенах и полу скоро образуются наросты из Pink Floyd. Сталактиты и сталагмиты из Pink Floyd.
Прогулка. Нильс, приспустив штаны, испражняется на белоснежный пол из искусственного мрамора. На него так действуют Инъекции. Кал падает медленно. Пол пачкается.
Прогулка. За Нильсом стоит Эмма, на которую кто-то натянул белоснежный кружевной лифчик и своей ловкой рукой подхватывает дерьмо и запихивает в белоснежный пластиковый мешок.
Прогулка. Точность движений Эммы меня восхищает. Мысли плывут тихо и аккуратно, как музыка из невидимых динамиков.
Прогулка. Вот если установить вместо руки пулемёт. Патронные ленты будут подаваться из укладки за спиной по гибкому лентоводу.
Прогулка. Вместо сложных и дорогих ног поставить Эмму на гусеничное шасси, заодно снизив силуэт как минимум на полметра.
Прогулка. Туловище спереди забронировать гомогенным бронелистом толщиной 15-20 мм-это совсем недорого и технологически вполне доступно.
Прогулка. Установить активную динамическую защиту, РЛС с мгновенным обзором на 360 градусов, чтобы Эмма была защищена со всех направлений -уже сложнее, но за деньги ведь можно всё…
Прогулка. Боеприпас динамической защиты сработает при подлёте вражеского снаряда или ракеты и собьёт её с курса. Или отклонит кумулятивную струю; Эмма станет непоражаемой даже для боеприпасов с тандемной боевой частью.
Прогулка. Если бы пациенты нашего блока составляли адекватную боевую единицу (а по моим подсчётам нас Здесь примерно батальон) то потребовалось бы всего 15-20 роботов – андроидов М-205А – чтобы отправить всех нас на тот свет.
И никаких проблем с питанием, уходом, Инъекциями и прочим.
А эмм у нас около полусотни, из расчёта примерно один робот на шесть пациентов.
Перед Обедом. Коридор Купол-Столовая. Затылок.
Музыка: здесь почти не слышна.
Идём по длинному тоннелю с высоким сводчатым потолком. Колонной, смотрим друг другу строго в затылок и иногда - по сторонам. Навстречу нам движется колонна из другого блока. У них тоже начинается Прогулка. Они тоже смотрят в затылок и иногда - по сторонам.
Но по сторонам смотреть неинтересно.
Затылки у нас все одинаковые. По прибытии Сюда всех пациентов обрабатывают спецсоставом, чтобы волосы на теле не росли, чтобы наши драгоценные эммы не тратили своё драгоценное время ещё и на наше бритьё. У них и так работы по горло.
Впереди меня идёт Нильс. Его затылок блестит в ярком свете ламп. Точно так же блестит и мой затылок, и затылок пациента, что идёт за мной.
Затылки все одинаковы.
Меня долго мучил вопрос - чей же затылок видит тот, кто идёт в колонне первым?
Оказалось всё до обидного просто: во главе колонны всегда шагает Эмма. У неё затылок, конечно, не такой блестящий, но зато гладкий, приятного телесного цвета, расположен всегда ровно на уровне глаз. Идти за таким - одно удовольствие.
А самой Эмме ничей затылок не нужен. Она сама себе затылок.
Обед. Столовая. Яйцо.
Музыка: Pink Floyd-Any Colour You Like
Нет, столовая - неподходящее слово. Ведь что это такое? Это прежде всего стол, а по нему уже катится О, круглое, как яйцо.
Стол. Овая. Ovum. Яйцо
Здесь же всё не так.
Квадратное помещение. Белоснежные стены. Яркий белоснежный свет после серого полумрака коридора ослепляет. Два широких сводчатых портала - вход и выход.
Два «паука». Эти роботы состоят из множества рук, крепящихся к чёрному металлическому кубу на подставке. Я их не люблю. Это не наши милые, обитые мягким телесным латексом эммы.
У «пауков» только металл.
Даже глаз у них нет.
Вторая, обеденная Инъекция - самая сильная. Ловкая рука Эммы со шприцем в руке взлетает к шее Нильса, идущего впереди меня. Я наготове. Поднимаю согнутые в локтях руки на уровень груди.
Щелчок автоматической иглы едва слышен в волнах льющейся из сияющего портала Столовой музыки.
Из Нильса как будто выдёргивают все кости. Его абсолютно лысая голова свешивается набок, абсолютно безволосые руки плетьми повисают вдоль тела. Он едва держится на ногах.
Толкаю Нильса в свет Столовой.
Теперь моя очередь.
Согнутые в локтях руки идущего сзади поднимаются на уровень груди ладонями вперёд. Он готов толкнуть меня, чтобы быстрей освободить проход, чтобы не задерживать очередь. Это единственное, что нам доверяют из своей работы наши эммы - подталкивать друг друга после Второй, обеденной Инъекции.
Игла движется к моей шее со скоростью чуть менее ста километров в час. Препарат проникает в мой кровоток.
В голове ударяет огромный бронзовый колокол. Толчка в спину я не чувствую, проваливаюсь в вязкий, сладкий, липкий, тёплый туман из яркого света и Pink Floyd. Столовая. Овая. Ovum. Яйцо. Я Йцо. Я яйцо. Качусь по гладкому белоснежному столу из искусственного мрамора. Белоснежный искусственный свет заливает мозг. Медленно, изнутри, наверное оттуда, где лежит крохотный-крохотный зародыш, наплывает жуткий и тихий восторг.
Квадратное. Белое. Всё в ноль - и линии, и цвет.
Свет. Из белоснежного, безудержного, безумного, абсолютного света спускается гибкий розовый шланг. Ловкие механические руки «пауков» выскочили из багрового тумана по бокам, легко запрокинули мою голову.
Звон в ушах переходит в набат. Наверное, в колокол бьёт мой зародыш. Он ещё совсем маленький, всего лишь островок из пары десятков клеток, но уже отстроил на этом своём островке небольшую церквушку, сам нарисовал, как мог, небольшой, но настоящий, в пять рядов, иконостас. Отлил из меди большой-большой колокол и знай теперь звонит и молится в церкви.
Шланг изливается в мой пищевод.
Вкус резины во рту. Трудно дышать.
Медный язык всё бьёт да бьёт о гигантский медный колокол. От чудовищной вибрации дрожит колокольня, церквушка, иконостас в пять рядов. Волны бегут по жидкому белку от одного края скорлупы до другого, и возвращаются назад, и сталкиваются с новыми, и вот уже дрожит всё яйцо…
Всё быстрее и быстрее…
Скорлупа не выдерживает и трескается.
После яркого света Столовой в полумраке коридора перед глазами пляшут цветные пятна.
Белок выплёскивается наружу.
Зародыш погиб.
Обед окончен.
Свободное творчество. Палата. Идеи.
Музыка: Pink Floyd-Eclipse
Я продолжаю разрабатывать свою идею «боевой Эммы». Даже набросал эскиз андроида М-205А на гусеничном ходу, но меня отвлёк Нильс. Просто взял стул и сел на него верхом напротив моего стола.
И смотрит.
Я знаю, что он сейчас начнёт изливать душу. Это на него так действует Третья, вечерняя Инъекция.
Откладываю в сторону карандаш. Поднимаю взгляд. И в упор наталкиваюсь на его глаза. Крохотные зрачки смотрят на меня, как дула автоматических пушек. Мне это не нравится.
Молчание.
-Ты знаешь…Когда-то давно, когда я был не Здесь, а…В каком-то другом месте…
Я снова беру карандаш. Скрип твёрдого грифеля по бумаге меня раздражает, влезает в громадный монолит Pink Floyd , как дождевой червь в глинозём.
Надо дорисовать пулемёт и боеукладку за спиной Эммы.
-Так вот, в том месте…Все старались залезть мне или в постель, или в карман.
Тщательно прорисовываю ствол пулемёта.
-Представляешь?! Постель и карман, вот так!..
Нильс смеется и сильно хлопает меня по плечу. Грифель ломается. Недорисованным остался сложный гибкий лентовод.
Пытаюсь нащупать в подставке новый карандаш.
-Так может у тебя ничего, кроме постели и кармана не было? - Спрашиваю почти машинально.
Снова нильсовы автоматические пушки. Только теперь голое, без ресниц, левое веко чуть подёргивается.
Ага, теперь всё ясно. У Нильса начинается приступ.
Мне становится страшно.
У меня самого по прибытии Сюда тоже часто случались приступы, обычно во время полной Земли.
Начинается всё внезапно, как будто невидимый музыкант нажимает на клавишу, а внутри меня ударяет молоточек. Мгновение: та ли струна задета? Нет ли пути назад?
Нет.
Музыка моментально заполняет всё моё тесное пространство; из пыльного сумрака, где молоточки вовсю колотят по натянутым струнам, она стремится наружу, выше, к голове.
Касается мозга.
Рушатся белоснежные стены. Исчезает пепельно-серая равнина. И вдалеке горы. И слепящее Солнце. И звёзды.
Меня нет.
Я - бабочка.
Порхаю с цветка на цветок.
С цветка на цветок.
Надо мной голубое. В этом голубом одиноко, без всегдашней свиты звёзд, живёт Солнце.
Удивительно!
Чёрная Тень постепенно съедает Солнце. Сначала надкусывает самый-самый краешек и ширится, ширится, старается сожрать Солнце целиком.
Заслонить собой - смотрите, какая Я! Я круче, чем Солнце! Его больше нет! Теперь Тень – ваше Солнце!
Эмма подхватывают Нильса, как тряпичную куклу, и уносит. Ноги Нильса беспомощно волочатся по полу.
Я отворачиваюсь.
Очень плохо, что Нильс до сих пор страдает припадками.
Или на него так влияют Инъекции. Или низкая сила тяжести. Или полная Земля. Или всё сразу…
Одно точно: если через два месяца по прибытии Сюда припадки у пациента не прекращаются, то он не жилец.
Вечер-Ночь-Утро. Палата. Сны.
Музыка: Тишина
На аккуратно застеленной койке меня, как и обычно, абсолютно перпендикулярно прямоугольнику подушки ждёт небольшой прозрачный шприц-тюбик с Белым. Это мне подарок, Четвёртая Инъекция. Добровольная.
Можно сказать, интимная.
Пропуск в Мир Снов.
Аккуратно беру шприц двумя пальцами и кладу под прямоугольник-подушку. Мне не хочется в Мир Снов. Меня очень расстроил Нильс.
Он не первый мой сосед по палате; их сменилось несколько, после того, как я попал Сюда. Кто же был до Нильса?..Бесполезно даже пытаться вспомнить…
Ходят слухи, что некоторые пациенты сильно волнуются по ночам и поэтому в соседних блоках Четвёртую инъекцию сделали обязательной.
Наверно, скоро дойдут и до нас…
Свет в палате приглушён; Здесь наступает ночь.
Жалко, что я почти ничего не помню из своей прошлой жизни. Только в Мире Снов вижу цветы и что-то голубое с Солнцем.
Встаю, подхожу к койке Нильса. На ней тоже, строго, сверхъестественно перпендикулярно прямоугольнику-подушке, лежит шприц-тюбик с Молочно-белым.
Теперь у меня в руках пропуск на двоих.
Или два Пропуска?
Сумерки палаты быстро превращаются в густую, непроглядную, матовую черноту. Это не прозрачная, наполненная светом звёзд и Солнца чернота неба. Таким бывает чёрный мрамор в пасмурный ноябрьский день. Ноябрьский день на гладко отполированном чёрном мраморе. Гладко отполированной плите, по которой невозможно карабкаться Наверх. Наверх можно попасть только по верёвке. Сначала верёвка выходит прямо из живота и сама тянет Наверх. Но потом эту чудесную верёвку перерезают, а то, что осталось, называют глупо и безвкусно - «пупком»
С этого момента надо карабкаться самому. Это непросто, ведь за гладко отполированную плиту совсем невозможно ухватиться. Единственная возможность попасть Наверх – канат.
Постепенно первый, детский, становится мал, он опасно трещит, не выдерживая своего груза.
Надо искать трос потолще и понадёжнее!
Огромное число канатов протянулось параллельно исполинской Плите из полированного чёрного мрамора. Люди медленно ползут по ним Наверх. Время от времени кто-нибудь из людей добирался до конца своего каната и не находил нового. Таких вмуровывали в Плиту, писали дату начала и конца восхождения и иногда опускались к надписи, чтобы прикрепить рядом чётное число цветов.
Никто никогда не видел краёв Плиты, Её основания, Её Вершины, Солнце палило Её летом, хлестали Её жестокие метели зимой, но Она долгие годы оставалась неизменной – гладко отполированной, матово-чёрной, пугающе необъятной.
Да и кому нужна Плита? Так, ежедневный фон жизни, не больше. Упорно лезть Наверх, выше и выше, ни на что вокруг не оглядываясь, радуясь, что достался подходящий, достаточно прочный канат - вот смысл человеческого существования.
А Наверху свет пробивающий серые тучи, был нестерпимо ярок. Настолько ярок, что смотреть вверх, находясь на Плите, было практически невозможно…
Болезненно-жёлтый свет ночных ламп проникал из коридора через прозрачный пластик двери. Я лежал в прямоугольнике этого гнойного свечения в позе эмбриона, прислонившись лбом к прохладному полу. Палата была погружена в темноту.
Там, в темноте, на своей кровати, сидел Нильс и смотрел на меня.
Я осторожно сел.
-Ты видел Её?..
-Плиту?
Молчание.
-Видел…Я был там. С теми людьми…Слушай, а что…Наверху?
Нильс в темноте улыбнулся.
-Никто не знает. Но все хотят туда. Наверно потому, что Наверх попасть гораздо сложнее, чем Вниз.
Нильс вздохнул.
-Мне пора. Засиделся я Здесь. Эти чёртовы Инъекции …А меня канат ждёт хороший, стальной…
Нильс встал с кровати.
Нильс потянулся так, что хрустнули суставы.
Нильс энергично размял плечи.
-Ну, будь здоров! Ты Здесь не задерживайся, а то совсем отупеешь. Даст Верх, ещё увидимся.
-Постой! Я давным-давно тебя хотел спросить…Почему Pink Floyd?
-Какой Pink Floyd? - Нильса уже не было. Слова сами собой выпадали из темноты на прохладный пол. - Здесь же только Бетховен…
Тишина.
Тишина. Тишина.
Включились яркие дневные лампы.
В палату из невидимых динамиков влетели первые аккорды «Оды к Радости».