Кое-что о Бутовских перегибах

               
                Кое-что о Бутовских «перегибах»

                Памяти жертв политических репрессий

Так уж повелось в нашей жизни, что посещение мест, подобных тому, о котором пойдет речь, происходит обычно в преддверие каких-то событий, памятных дат... (Согласитесь, редкий человек станет проводить выходной день на кладбище, не имея к тому серьезных личных причин).

Так случилось и на этот раз. Елена Ивановна Субботина – председатель Ассоциации жертв политических репрессий Юго-Восточного административного округа г. Москвы, позвонила автору этих строк и предложила присоединиться к их группе, которая ежегодно перед 30 октября, отдавая долг памяти жертвам государственного произвола, выезжает к местам массового захоронения репрессированных. В этот раз речь шла о  Бутовском полигоне.
Не раздумывая, я согласился.

За годы советской власти волны репрессий не раз захлёстывали страну. И период 1937-38 гг. был далеко не единственным, когда, засыпая вечером, люди не знали, где им придется встретить утро: в своей постели или уже в тюремной камере. История Бутовского полигона тесно связана именно с этими годами, поэтому кратко остановимся на некоторых документах и событиях, имеющих непосредственное отношение к Бутово. Тем более, что в рамках настоящей публикации невозможно охватить всё, что касается темы репрессий.

…19 марта 1937 года на совещании руководителей ГУГБ НКВД СССР Ежов Н.И., ссылаясь на телеграмму Сталина от 1935 г. о запоздании «с раскрытием антисоветского троцкистско-зиновьевского заговора по крайней мере на 4 года», главной задачей провозгласил: «…в относительно короткий срок наверстать всё упущенное и в нашей агентурной работе, и в разгроме врага» .

2 июля 1937 г. состоялось решение Политбюро ВКП(б)  о проведении широкомасштабной операции по репрессированию целых групп населения. Вскоре был издан ряд приказов, определивших различные категории граждан, подлежавших репрессиям, среди которых особое место занимает оперативный приказ НКВД № 00447 от 30 июля 1937 г. «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».  Им были установлены т.н. «лимиты» - по существу плановые задания, определяющие количество лиц, подлежащих репрессии в каждом конкретном регионе страны (области, республике, крае). Приказ ввел понятие «категорий» репрессий для различных групп населения: репрессирование по 1-й категории означало применение высшей меры – расстрела; по 2-й – заключение в лагеря и тюрьмы на сроки от 8 до 10 лет.
 
Этим же приказом был определён круг лиц, подлежавших репрессии (т.н. «контингенты»), где под «другими антисоветскими элементами» имелись в виду «члены антисоветских партий, бывшие белые, жандармы, чиновники царской России, каратели, бандиты,… реэмигранты», а также «сектантские активисты, церковники и прочие, содержащиеся в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях». Был расписан порядок проведения операции и утвержден персональный состав ответственных лиц.
 
В соответствии с приказом следствие надлежало проводить ускоренно и в упрощенном порядке, что уже само по себе не могло не породить массовых злоупотреблений и превышения власти охочими до «ударных» показателей чиновниками. В первую очередь - должностными лицами на местах, т.е. теми, на кого возлагалось непосредственное исполнение.
Начало операции, за исключением ряда восточных регионов, где его перенесли на 5-10 дней, было назначено на 5 августа 1937 г. На исполнение  отводилось 4 месяца и в декабре 1937 г. руководители региональных подразделений НКВД уже рапортовали об «успехах», обернувшихся бесчисленными человеческими трагедиями для сотен тысяч советских семей. Не случайно этот период народная молва окрестила периодом «Большого террора», достаточно красноречиво отразив суть происходивших событий.

В соответствии с приказом, в Московской области надлежало репрессировать 35000 человек, из которых 30000 были отнесены ко 2-й категории, а 5000 – к 1-й, т.е. подлежали расстрелу.
 
Речь при этом (как, впрочем, и по другим регионам) шла о советских гражданах, «преступления» которых не только не были доказаны, но и сами эти люди ни авторам приказа, ни тем более их подчиненным, известны не были. Фактически суть операции сводилась к тому, чтобы руками исполнителей заполнить пустые цифры «лимитов» конкретным содержимым: донесениями с наименованиями «террористических», «вредительских», «шпионских» и прочих «контрреволюционных» организаций, именами разоблаченных «врагов народа», подкрепленными решениями судебных и несудебных органов, призванных придать итогам операции видимость законности.
    
С сентября 1937 г. к подследственным стали активно применяться  «методы физического воздействия», проще говоря, пытки.
 
Карьеризм, стремление выслужиться, угодить начальству, показать себя наиболее рьяным исполнителем – во многом именно эти качества госчиновников  разного уровня положили начало «соревновательному» процессу, породив в среде сотрудников НКВД гонку за показателями. В результате фальсифицировались доказательства, из «ничего» создавались т.н. «контрреволюционные» организации, «участников» которых пытками, угрозами, обманом заставляли давать показания в отношении своих товарищей, коллег по работе, знакомых, близких людей. Стоит ли удивляться, что уже спустя непродолжительное время в НКВД СССР «посыпались» донесения с докладами о выполнении установленного лимита и просьбами о его увеличении, обусловленными, разумеется, необходимостью дальнейшей непримиримой борьбы с «врагами народа»…
 
Такое «соревнование» руководством НКВД всячески поощрялось.

Н.И. Бухарин в 1937 г. предсказал итоги подобного развития событий в своем письме-завещании, где, в частности, говорилось: «В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД – это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые…в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя – история не терпит свидетелей грязных дел!» . Он не ошибся...
 
Спустя почти два десятилетия - в феврале 1956 г. - практически к тем же выводам пришли авторы «Доклада Комиссии ЦК КПСС Президиуму ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП (б), избранных на ХVII съезде партии»: «Установление «лимитов» и оговорка o возможности иx увеличения вызвали cpeди карьеристически настроенных начальников УHKBД cвoeгo рода соревнование зa перевыполнение установленных им лимитов. Этo соревнование поощрялось Ежовым» .

…К концу 1936 – началу 1937 гг., когда из-за увеличения числа смертных приговоров, связанных с политическими процессами, кладбищенское хозяйство Москвы уже не справлялось со своей задачей, возникла необходимость в оборудовании специальных мест для приведения в исполнение приговоров и захоронения тел убитых.

В г. Москве одним из таких мест стал Бутовский полигон, являвшийся, по свидетельству исследователей, «образцово-показательным» .
 
Вначале на полигоне непродолжительное время производились т.н. учебные стрельбы, что, учитывая отведенную ему в дальнейшем роль, позволило членам Группы реабилитации, проводившей работы на данном участке, высказать вполне обоснованное предположение, что делалось это, вероятно, для того, чтобы приучить местное население к звукам выстрелов, и не вызывать в дальнейшем у людей «излишнего» интереса .
 
Общее количество расстрелянных на Бутовском полигоне, начиная примерно с августа 1937 г. по октябрь 1938 г. (по документальным данным) составило более 20 тысяч человек. Это - москвичи, жители Подмосковья и ближайших населенных пунктов, среди которых советские служащие, рабочие и крестьяне, представители духовенства, или как их именовал НКВД «церковники», лица без определенных занятий (люди, по каким-то причинам уволенные с работы, или не сумевшие устроиться, например, представители бывших старинных русских дворянских родов), заключенные Дмитлага НКВД – «каналармейцы», работавшие на строительстве канала Москва-Волга, пенсионеры, деятели культуры и искусства, среди которых было много художников, партийно-государственные деятели, ученые, студенты, военные, сотрудники НКВД – вот далеко не полный перечень тех социальных групп, представители которых были здесь уничтожены.

Как можно было уничтожить такое количество людей?

К месту казни приговоренных доставляли из московских тюрем в 1 – 2 часа ночи в закрытых автофургонах, вмещавших от 20 до 50 человек.
 
Расстрелянных первоначально закапывали в общих ямах-могильниках.
Однако с августа 1937 г. объемы «сырья» для расстрельного конвейера значительно возросли и «технологию усовершенствовали».
 
Бульдозером-экскаватором были вырыты несколько рвов около 500 метров длиной и по 3 метра шириной и глубиной. Перед расстрелом объявлялось решение, сверялись анкетные данные, производилась сверка по фотографии. Затем исполнитель из состава расстрельной команды (обычно этим занимались 3-4 человека - сотрудники Московского управления НКВД) брал свою жертву, отводил к краю рва. Звучал выстрел. Человек падал в ров, его место занимала очередная жертва, за ней – следующая… За день уничтожалось от 100 до 400-500 и более человек. В дни казней на объект в изобилии доставлялась водка, использовавшаяся исполнителями одновременно: в качестве моральной «анестезии» и дезинфекционного раствора.  Поэтому к завершению экзекуции они были «совершенно пьяны» и после оформления отчетных документов о проделанной «работе» их развозили по домам .
 
Бульдозерист присыпал сваленные в ров тела тонким слоем земли, и рвы ожидали следующей партии обреченных...

Не миновали это страшное место и наши земляки (статья первоначально готовилась для региональных СМИ. А.Ч.).

Многие жители городов Королева и Юбилейного наверняка знают о существовании в Костино Болшевской трудкоммуны НКВД № 1, задуманной вначале как трудовая коммуна по перевоспитанию малолетних правонарушителей, беспризорников. Располагалась она на территории бывшего имения А.Н.Крафта - владельца фирмы «Братья Крафт», торговавшей чаем, хлопком, мылом, и уехавшего в 1917 г. с семьёй в Германию.
 
Напомню, что именно история Болшевской трудкоммуны № 1 стала прообразом сюжета популярного в своё время кинофильма «Путёвка в жизнь» (режиссёр Николай Экк). У многих зрителей старшего поколения до сих пор остался в памяти колоритный образ Мустафы, мастерски сыгранный молодым и талантливым  марийским актёром и поэтом Йываном Кырлей.

 Помню, будучи пацанами, мы, посмотрев фильм, распевали потом во дворе придуманные кем-то незамысловатые куплеты, не подозревая о трагической судьбе колонистов и актёра, сыгравшего роль Мустафы:
Мустафа дорогу строил
А Жиган по ней ходил…
Мустафа её построил,
А Жиган его убил…

Представители коммуны выезжали в тюрьмы, а позднее и в советские концлагеря, где из числа заключенных производили отбор молодых людей в возрасте примерно до 25 лет, которые, по их мнению, не были потеряны для общества «окончательно».
 
Снятие судимости, получение образования и профессии, расширение кругозора воспитанников – вот основные составляющие «путевки в жизнь», получаемой в итоге большинством коммунаров. Эффективность применяемой в коммуне методики перевоспитания молодых правонарушителей основывалась на доверии к ним, вопреки их богатому уголовному прошлому и авторитете позитивно ориентированного коллектива.
 
В фильме это показано, например, в сцене, где руководитель группы бывших беспризорников воспитатель Сергеев (актёр Николай Баталов) дает вчерашнему вору Мустафе деньги и отправляет в магазин - купить продукты на дорогу. И, когда надежд на возвращение Мустафы у зрителя почти не остаётся, тот вдруг появляется бегущим к поезду, роняющим и поднимающим на бегу купленные продукты…

Не только производственные, но и частные вопросы в коммуне решало общее собрание – высший орган управления. Не желая утратить доверие к себе, ощущая ответственность перед товарищами, коммунары в подавляющем большинстве не только сами становились на путь исправления, но и своих товарищей удерживали от возвращения в мир криминала. Не случайно одним из главных правил колонистов было: «Перевоспитавшись сам, помоги перевоспитаться другому!».

И помогали!

Об успешности работы коммуны свидетельствует и неуклонный рост числа её воспитанников. С 32 коммунаров в 1925 г. через пять лет, в 1930 г., их количество увеличилось до 655 чел., а незадолго перед закрытием в      1938 г. составляло уже 7000 воспитанников при штате административно-преподавательского состава 40 чел.
 
Одним из создателей Болшевской трудкоммуны и первым её начальником в 1924-1928 гг. был М.С.Погребинский – «душа коммуны» и «отец коммунаров», как его называли воспитанники (в последующем – начальник Горьковского Управления НКВД). Он привез в коммуну первых 18 беспризорников в возрасте от 13 до 16 лет из коммуны им. Розы Люксембург. Затем возглавили коммуну воспитатель Ф.Г. Мелихов и его заместитель, врач, С.П.Богословский…
Спустя десять лет после создания Болшевской коммуны авторы книги «Болшевцы», вышедшей в 1936 г., писали: «Особенно большое значение первой Болшевской коммуны в том, что она явилась опытным полем для всего дела трудового перевоспитания. На базе её опыта вырос целый ряд других коммун». Старые кадры болшевских коммунаров планировалось использовать для организации дальнейшей борьбы с детской беспризорностью и преступностью.
 
Однако этим планам не суждено было осуществиться.
 
В мае 1937 г. вышел приказ НКВД «О засоренности личного состава в Болшевской трудкоммуне № 1», ставший основанием для начала кампании по разгрому Болшевской коммуны. В октябре 1937 г. приказ был продублирован.

Летом 1937 года начались аресты руководителей, а затем и среди остального состава Болшевской коммуны. Эти люди, по версии НКВД, принадлежали к контрреволюционной организации. Как утверждалось в одном из следственных дел, в Болшевской коммуне «был создан отряд боевых террористических групп, сформированный из числа наиболее оголтелых бандитов, грабителей и бывших белых…».

К «оголтелым бандитам» и «грабителям» были отнесены управляющий Болшевской коммуной С.П. Богословский (расстрелян 10.02.38, похоронен на спецобъекте НКВД «Коммунарка»); бывший коммунар М.Ф. Соколов-Овчинников (в 30-е годы заместитель управляющего Болшевской коммуны, а на момент ареста – заместитель главного инженера машиностроительного завода № 15 в Болшево);  коммунар В.Н.Маслов – художник,  А.Б. Башкин (Чернявский) – завуч коммуны; музыканты: Штраупе Г.А. – дирижер духового оркестра и руководитель музыкального кружка и Розенблюм Л.И. – дирижер сводного оркестра коммунаров; коммунары братья Беспалов В.О. и Беспалов Г.О.
 
Все они, а также многие и многие другие расстреляны на Бутовском полигоне в 1937-1938 гг.
 
Не стал дожидаться неизбежного ареста и покончил жизнь самоубийством основатель коммуны М.С.Погребинский, а вскоре после похорон своего наставника также вынужден был поступить заместитель управляющего коммуной по административно-хозяйственной части А.Погодин.
Всего же на Бутовском полигоне и расположенном неподалеку от него бывшем «спецобъекте» НКВД - «Коммунарка» (бывшей даче Г.Г.Ягоды) расстреляны и захоронены 71 человек из числа арестованных в Болшевской коммуне...
   
Трагически закончилась и жизнь «Мустафы» - Йывана Кырли (Иванова Кирилла Ивановича). В 1937 году он был арестован,  13 августа 1937 г. по сфальсифицированному обвинению в «контрреволюционной агитации» заключен в ИТЛ сроком на 10 лет. Умер в Богословском ИТЛ НКВД 3 июля 1943 года. Реабилитирован посмертно.  И хотя к Бутовскому полигону судьба Йывана Кырли отношения не имеет, не сказать, хотя бы вкратце, об этом человеке, согласитесь, было бы несправедливо…

…Террор государства в отношении населения страны стал причиной разрушения сотен тысяч семей. По данным исследователей, в 1937 г. прослойка мужчин в составе узников ГУЛАГа достигла почти 94%, в 1938 г. составляла 93% . Аресты мужчин вызвали к жизни такие социально-демографические явления как брачный кризис (количество зарегистрированных браков в 1937 г. оказалось на 216 тыс. (на 15%) меньше, чем в 1936 г.), распад семей по причине ареста одного из супругов, распространенность раннего овдовения, рост числа разводов, в т.ч. заочных – с находившимися в заключении супругами , социальную напряженность и повышенную нервозность, которые отрицательно сказывались на репродуктивной функции , что  с учетом роста числа незамужних женщин, вело к уменьшению рождаемости.
 
Прокатившаяся по стране волна вопиющего беззакония породила в обществе страх, непонимание, и вместе с тем вызвала скрытое негодование  не только простых людей, но и многих членов партии, партийных и хозяйственных руководителей. Власть почувствовала необходимость как-то «выправить» ситуацию. Было принято постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» , где констатировано, что в «извращении советских законов», «проведении массовых и необоснованных арестов» оказывается повинны… «враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД и Прокуратуры». Этот документ определил следующую волну репрессий, направленную непосредственно против самих работников НКВД. На смену Ежову пришел Берия и те, кто совсем недавно победно рапортовали об исполнении упомянутого 00447 приказа, сами оказались за решеткой.  Многие из них, несмотря на медали и ордена, полученные от государства за "успешное" проведение в 1937 г. названной и других подобных «операций», в 1939-1940 гг. были расстреляны.
 
Константин Симонов – один из классиков советской литературы и современник описываемых событий, вспоминая это время, писал:
 
«Я хорошо помню, с каким вздохом облегчения было воспринято исчезновение в начале тридцать девятого года с политического горизонта зловещей фигуры Ежова, и… как тогда, на первых порах, с именем его не менее зловещего преемника  Берии у несведущих людей связывались даже добрые чувства. Именно ему тогда зачастую приписывали освобождение многих вернувшихся на свободу людей… А в общем, к началу войны в смысле оценки событий 1937-1938 годов в глазах многих из нас дело выглядело так: были известные перегибы, исправленные товарищем Сталиным" …
 
…Люди живы, пока жива память о них…

Но дело не только в этом. Хорошо известно, что «те, кто не желает помнить собственную историю, обречены её повторить».
 
Давайте не забывать и об этом…
 
*************
Автор выражает искреннюю признательность Лидии Алексеевне Головковой, без консультационной помощи которой подготовка этого материала была бы проблематичной.

На снимке: фрагмент памятного стенда на Бутовском полигоне.
Фото автора.
 
Использованная литература:

Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. В 3-х томах. Март 1953 – февраль 1956. Сост.  А.Н. Артизов, Ю.В. Сигачев, В.Г. Хлопов, И.Н. Шевчук. М., 2000.
«Бутовский полигон. 1937-1938 гг.». Книга памяти жертв политических репрессий. М.: Институт экспериментальной социологии, 1997. Т.т.1-7.
ГУЛАГ: Главное управление лагерей.1918-1960.Документы. Под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. А.И. Кокурин, Н.В. Петров. М.: МФД,2002.
Ларина-Бухарина А. Незабываемое. М.: Вагриус, 2002.   
«Ныне и присно», русский журнал для чтения, № 1 – 2004 г.
 В.А.Исупов. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX века: Историко-демографические очерки.– Новосибирск: Сибирский хронограф. 2000.
«Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», Сборник документов, Т. 1
 «Накануне», Книга первая, ноябрь 1938 г.- декабрь 1940 г., М.,А/О «Книга и бизнес»,1995 г.
К.Симонов «Сто суток войны», Смоленск, «Русич», 1999.