Гоголевщина

Купер Виктор
Трио бандуристов: Вильгельм Параной, Фосси Паццо, и скромно на ритмах Бульбулятор.

Молодой жеребец ярился, грыз удила, гарцевал, шёл боком, и развернувшись пёр задом на перёд. Да и то сказать, - блестящие бока, мехами раздувающиеся и опадающие, пена и бешенный чёрный глаз. Семь колен тому в пращурах у коника был знатный жеребчик по кличке Чёрт, и носил он на спине своей самого Тараса Бульбу.

Ныне полями утруждался в седле партикулярный советник Чи.
 Зелёный сюртук с плюшевыми накладками на локти, лиловые облегающие лосины, в коленях вытертые в кровь,  - бурно взрывалась грудь кашлем, сиплым стоном, да глухими матюгами.

- Ну. Тпру, тпру, скотина, - причитал господин Чи. Так ты ж, поди, справься с Чёртом!

Вместо того, чтобы по приказу советника Чи остановиться, жеребец вдруг рванул с места в карьер и, промчавшись галопом метров триста, встал, как вкопанный. Партикулярный советник взлетел мифической Птицей Сирин над седлом, потеряв узду и стремена, и, совершив кульбит над гордо вскинутой точеной головой, с громким хлюпом шмякнулся жеребцу под ноги...

Жеребец выгнул шею, дЪявольским глазом посмотрел на советника Чи и заржал , перебирая копытами перед носом поверженной Птицы Сирин. Советник, кряхтя и чертыхаясь, стал собирать свое тело с пыльной дороги, пытаясь принять вертивальное положение:
- Чертова скотина! Что тебе надо?! Жрешь лучше меня, я бы с удовольствием сменил свою халупу на твои конюшенные аппартаменты. Кобылки у тебя - чистейших кровей....

Жеребец прнул, вскидывая хаосную гриву в дремучую землю утопив копыто, и попробовал еще раз не промахнуться и уж точно раздавить партикулярного советника до кучи и на бега. Но советник, будь-не будь, дурилой -не дурилой, впился зубами в ляжку стреногого со свирепостью медведя усурийского и исчез в долине, вместе со своей судьбой.


Но тут Васька, перестал дивиться картинкой, из-за уезжих в долину, видно навсегда и нахлабученно поковырявшись в носу ковырялкой большого пальца, отвалил сандалей по грибу мешавшему по пути - тот взмыл рассыпом в облаки тонильные и осыпался будь то говно, об деда Тараса, заколачивающего в протез проветривающуюся култю: "Я, те Васька, всю холу выдеру щас!". Но вместо этого дед наконец понащупал ружьё теплое и вскинув лихо продуплил в небо, для Васькиного страха и драпа. Токо того и видели.


Жеребчик прял ноздрями навыверт, запрокинув главу в звездчатое небо, тихо ржал и в нетерпении бил копытом в жирный малоросской чернозём.

Круглый шар луны более схожий с пышным блином, иль с глазом бисовым, прятал тело за ночную тучку, и кокетливо оттопыривал венчик серпа.

 С неба, гукая и попёрдывая серным дымом, спустился чёрт. Красные глаза и чёрная шкирка, -  подпоясан алым кушаком, в серебряной шапке ушанке. Цокая когтями на лапах, вспрыгнул на спину коника, и давай жонглировать дивными черевичками….

Жеребчик, почуяв нечистую силу, взвился свечкой, но чертяка удержался и черевички не потерял. Черевички и вправду дивный вид имели: парча златая с серебряным шитиём, да стеклярусы переливчатые меж цветочных серебряных завитушек...

Того чёрта, дед Тарас привез из плаваний - с Африканских островов. То была обезьяна Ханна, второго года приличного роста и крепкая. Тарас намазюкав обезьяну Ханну гарью, смолью, и пришпандолив на её морду навязные в трубочку рога, пугал этим баб и дурных непутевых должников, что обычно задалживали для раскрута на жидовский манер.

Ханна  строила рожи, воображала хвостом, на манер жеманной девицы Панночки. Но дурна обезьяна и есть, дурна,  - подначила грызть черевички, окаянная душа и нема на неё управы!
 Дед, Тарас узревший что бесов злыдень творит с шузами, привычно метнул в подлюку зеркальце.
Тотчас Ханна сподобила тянуть губы трубочкой, гнуть конвертом уши, жать блудливую харю к плечику, словом, баба она и в Украине баба!