Вспоминается одна встреча

Александр Фомичев
Как-то раз, возвращаясь с работы, я проголодался и решил зайти в Ростикс, расположенный по пути, рядом с метро. Взял куриный сэндвич с соком, поел. Этого показалось мало, и я купил еще один. Съем его на улице, подумал я и вышел за дверь, на ступеньки.
- Что же вы не в тепле-то? Покушали бы в тепле, посидели бы… – послышался возглас. Отвлекаюсь от еды и вижу справа, у лестницы, старушку, решившую почему-то ко мне обратиться. Вообще, не первый раз в жизни ко мне обращаются на улице. Часто это со мной происходит…
- Да вот, говорю - решил на воздухе свежем перекусить.
- Какой же он свежий-то, сынок?.. (старушка была права – рядом третье кольцо и Проспект Мира) Тут же выхлоп один, таблица Менделеева… А если помещение есть, так и надо кушать как полагается, за столом, в тепле.
- Ну, вот так вот. – отвечаю.
Мы разговорились. «Что за времена настали, молодой человек… Все теперь решили, вот, демократия, понимаешь, все можно…» - «Да, да, верно…» «А я вот в метро как-то еду, на лавке сижу. И рядом со мной какой-то мужик едет. И, представляешь, все следит за мной как-то, прям покою не дает. Я ему, чего ты, мол, уставился, чего следишь-то, а он и говорит, знаешь, бабка, чего я думаю? Я думаю, что у тебе в сумке миллион лежит!» «Ого! Бывают же…» «А я ему прямо сходу рубанула, говорю – лежит! У меня там не один миллион лежит, а целых три! И табельный пистолет в придачу! Он только и шарахнулся от меня!» - смеется. «Пассажиры-то про меня, конечно, подумали – все, старуха, плачет по тебе… палата номер 6… свихнулась уже». «Ну, это, может быть, слишком, говорю. Так их и надо, правильно вы его… шуганули-то… Сам смотрю, черт чего делается. Кругом как на зоне» - у меня неожиданно проснулась общительность. Спешить было некуда, и как-то по инерции потекла беседа. Не думайте только, что я так со всеми подряд языком треплю. Мало ли сброда по городу шляется. Но эта старушка к нему не относилась.
«И-и, что ты, тот только и хвастается передо мной – я на зоне сидел, мне все… нипочем. А я ему – раз ты сидел там, так и молчал бы, и не выскакивал, тоже… Мало, видать сидел». «А сейчас это модно, говорю. Воровская мораль, жизнь по понятиям…» «Да-а… Вот раньше, при Сталине-то, все сидели, где положено. Даже и честные, бывало, попадались.» Дальше о себе пошла. Я поинтересовался, а образование у вас какое, бабушка? Не помню, почему я это спросил. В контексте разговора, кажется… «Сама я педагог, всю жизнь преподавала в школе» (забыл, к сожалению, что; русский язык и литературу, кажется). Назвал ей свою профессию – инженер. «Во-от, вы, юноша, образованный, видать. Мы тоже в молодости и учились, и чем только ни занимались, и спортом, и плаванием, борьбой там всякой… мальчишки занимались. Только каратэ было строго запрещено!.. Видать, потому что было необходимо соответствующим органам…» «Да-а, говорю, было время…» (сам-то это время только по книжкам учил да по воспоминаниям дедушки с бабушкой). «А теперь все можно. Живу, понимаешь, на копеечную пенсию, ты не думай, попрошайничать я и не пытаюсь (действительно, не пыталась) и думать не думаю! Уж на плаву держаться научилась. Зато демократия у нас, и все живут, как хотят. Ворочать деньгами чужими научились, понимаешь, заводы покупать-продавать, ларьки на рынке держат, а то и просто грабят средь бела дня…» Вспомнила она и своих учеников, классы, рабочий период, уход на пенсию (не слишком давно, кстати).
Забыл уже, на чем мы закончили. Недолго беседовали, минут десять. В конце я пожелал бабушке здоровья, она мне тоже, на том мы и разошлись.
Нет, подумал я про нее, нисколько она не сумасшедшая. Бодрая старушка в здравом уме. Это же очевидно. Просто ей совершенно не с кем пообщаться, видимо. Одинокая, весьма преклонных лет, женщина, ныне едва сводящая концы с концами.
Но, пока мы говорили, я почувствовал, по ее словам, по тому, как она говорила – в молодости это был сильный духом, волевой человек, трудившийся, преодолевавший трудности, мыслящий, в общем, живший яркой, полноценной жизнью.
А теперь – копеечная пенсия.
Вообще, не о государстве нашем я тут рассуждать собрался. Это неинтересно и всем известно.
Просто, после таких разговоров, сразу как-то задумываешься о себе, о том, а что тебя ждет по достижении стольких лет? Если доживешь, конечно. Будет ли старость тихой, спокойной, будешь ли ты сидеть в кресле в окружении своих внуков, в основательных очках и книгой сказок на коленях? Или придется добывать себе пропитание и считать каждый рубль? И в итоге умереть в одиночестве, никому не нужным?
Конечно, ты молод. Такие мысли в голове долго не держатся, и ты, увлеченный чем-то или кем-то, быстро вытряхиваешь из головы все лишнее и устремляешься к цели, той сиюминутной, малопонятной, но столь желанной прихоти, а может, и страсти, из тех прихотей и страстей, что каждый день могут меняться. А может, цель является большой и важной, по достижении которой многое может измениться. Да мало ли что! Времени еще навалом.
Но какой-то осадок воспоминаний остается. И иногда заставляет прислушаться к себе.
Знаете, одиночество – это не только грусть и подавленность, временами подступающие к тебе. Ты привык, научился не обращать внимания на них. Одиночество бывает страшным – иногда...
Боже, помоги мне. Я верю, что все будет не так. И знаю, как завершить этот рассказ.
Только, прошу, Боже, помоги мне…