Александра в последний раз обошла свою секцию, проверила все ли заперто и направилась к выходу.
- До свидания, дядя Варлам. Спокойного вам дежурства, - попрощалась она с ночным сторожем.
- И тебе приятного вечера, дочка. Пусть хранит тебя бог.
- Бога нет, - машинально ответила Саша на ежевечернее пожелание дяди Варлама.
Она вышла на вечернюю улицу и окунулась в приятную вечернюю прохладу. Вечер бы на удивление теплый, наполненный ароматами богатой тбилисской осени. Со всех дворов доносился запах созревающего винограда, а из окон, мимо которых проходила Саша, звучало звяканье столовых приборов и разноязычный гомон людей, собравшихся на вечернюю трапезу. Кто-то пел колыбельную своему ребенку, кто-то играл на пианино, разучивая сонату, при этом, упорно ошибаясь в одном и том же месте, кто-то заунывным голосом повторял стихи, а из одного окна раздался такой душераздирающий женский плач, что Саша от неожиданности даже остановилась на мгновение, но потом продолжила свой путь.
Она спешила домой. Дома ее ждала двенадцатилетняя Ниночка. Дочке не было еще и годика, когда Саша рассталась со своим мужем, не простив ему постоянных кутежей и гулянок. То, что ей нравилось в нем в период ухаживания, после рождения Ниночки стало раздражать. Потом Саша заметила, что из шкатулки, в которой она держала самые ценные свои вещи, стали пропадать украшения, доставшиеся ей в наследство от матери. Когда же исчезло последнее кольцо с рубином, принадлежавшее еще прабабушке, она не выдержала и прогнала Элизбара. С тех пор они с Ниночкой жили вдвоем.
Родители Саши давно умерли, а ее сестры и два брата жили в разных городах. Они любили друг друга с детства, но сейчас встречались крайне редко и связь поддерживали только нерегулярной перепиской. У каждого была своя жизнь, а родственные связи, что ж, они сохранились, но уже не были такими прочными, как во времена их детства и молодости, когда были живы их родители. Был еще третий брат Сережа, с которым женщина всегда была особенно близка. Но в гражданскую войну их судьбы оказались по разные стороны, и теперь Саша даже боялась загадывать, что сталось с Сереженькой. Для нее он остался все таким же молодым и красивым поручиком, каким она его видела в последний раз на своей свадьбе.
Ниночка была копия своего отца. Такая же веселая, неунывающая, постоянно напевающая какую-нибудь модную песенку. Но в то же время она неплохо училась и дома во всем помогала матери. Да что сказать, помогала, все домашнее хозяйство лежало на ее плечах. Она рано поняла, что Саша не любит, да и не умеет заниматься женскими делами. Поэтому Ниночка с девяти лет начала сама готовить, а потом и все остальные дела взвалила на себя. Теперь она уже хорошо управлялась по дому, освободив Сашу от того, что та совсем не умела делать.
И сегодня, направляясь к дому, Саша знала, что ее ждет ну, может быть, не очень изысканный, зато вкусный ужин, прибранная квартирка и радостно улыбающаяся Ниночка, довольная тем, что впереди воскресенье, и мама будет с ней дома.
Так размышляя о предстоящем выходном дне, который она в этот раз обязательно проведет только с дочкой, Саша прошла половину пути. Она не глядела по сторонам и не заметила, как по пустынной улице за ней на некотором отдалении двигалась машина. Вдруг машина обогнала ее, остановилась. Из машины вышли двое мужчин.
- Александра Шевцова?
- Да, а в чем дело?
- Пройдемте с нами.
- А в чем дело?- снова повторила Саша.
- Не волнуйтесь, проедемте с нами, здесь недалеко. Просто вам зададут несколько вопросов.
У Саши внутри все оборвалось. Конечно, она давно знала, что такое случается в их городе, но почему-то ей казалось, что это случается с другими людьми, а с ней такой правильной, такой верной партии и правительству, ничего подобное не случится. Как страус, она закапывала голову в песок и старалась не думать о том, что творилось вокруг. Каждый раз, когда исчезали люди из ее окружения, которых она хорошо знала, женщина делала вид, что так и должно быть, что видимо, эти люди совершили что-то такое, о чем она не знала. "У нас ошибок не совершают, а если и совершают, то во всем разберутся и выпустят". Но обратно никого не выпускали, значит, ошибки не было. Так и должно было быть.
В этот раз очередь дошла до нее. В этом было что-то неправильное. Она знала, что она ни в чем не виновата. Так в чем же было дело.
На негнущихся ногах, как кролик, завороженный взглядом удава, Саша последовала за мужчинами в машину. Машина тронулась с места. На окнах были занавесочки, но она и так знала, куда ее везут. Ехать было недалеко до дома, который в Тбилиси все хорошо знали и боялись.
Ниночка ждала маму. Ужин давно остыл. Саши все не было. Прошло все допустимое и недопустимое время. Прошло даже положенное время, если бы Саша после работы осталась на партийное собрание, хотя сегодня его точно не было, иначе она обязательно предупредила бы Ниночку. Но даже если бы состоялось внеочередное закрытое, очень закрытое собрание, все равно оно бы уже закончилось. А Саши все не было и не было. Ниночка уже и уроки все приготовила, и книжку начала читать, чтобы не думать о том, почему мама запаздывает. Но книжка, такая интересная еще вчера, от которой девочка никак не могла оторваться, пока мать не прикрикнула на нее, чтобы Ниночка тушила свет, сегодня потеряла свою занимательность и не читалась.
- Фамилия. Имя. Отчество, - вопросы сыпались один за другим без остановки, так что у Саши не было времени оглянуться и успокоиться.
- Год рождения.
- 1896.
- Национальность
- Русская.
- Место рождения.
- Город Саратов.
- Партийностью
- Член ВКПб с 1913 года.
- Образование.
- Окончила в 1925 году рабфак в Киеве и университет марксизма-ленинизма в Москве в 1930 году.
- Ваше семейное положение.
- Разведена, имею малолетнюю дочь, – Саша отвечала не задумываясь. А вопросы все продолжались.
- Ваш первый муж.
- Липатов Андрей Владимирович. Погиб в 1914 году.
- Он был банкир?
- Нет, он был сын владельца саратовского земельного банка. В 1914 году добровольцем ушел на фронт и, спустя несколько месяцев, погиб на германском фронте.
- Поддерживаете отношения с родителями вашего первого мужа.
- Нет, после гибели Андрей, отношения с ними не поддерживаю и о их судьбе ничего не знаю.
- Ваши родители.
- Мой отец – Василий Федорович Шевцов, 1865 года рождения умер в Саратове в 1928 году. Моя мать – Анна Юрьевна Шевцова, урожденная Матвеева, 1870 года рождения, скончалась в Саратове в 1929 году.
- Ваш брат, подполковник Сергей Васильевич Шевцов воевал против красных в армии Колчака. Что вам известно об его судьбе?
- Мой брат, прежде всего, русский офицер и честный человек. Я его видела в последний раз на моей свадьбе в 1913 году. Больше мы ни разу не встречались. Я знаю от отца, что последнюю весть от Сергея он получил в 1921 году из Харбина. Дальнейшая судьба брата мне не известна.
Чем больше было задано вопросов, тем спокойнее становилась Саша. Комната освещалась только настольной лампой, зато свет от нее, достаточно мощный, был направлен прямо в глаза задержанной, оставляя в тени следователя, так что в первое время, пока глаза не адаптировались к такому освещению, она ничего не видела. Но постепенно глаза привыкли, и женщина даже сумела разглядеть комнату. Комната была узкая, длинная с одним окном за спиной следователя. Сейчас была ночь, и окно было затянуто тяжелой шторой, не пропускающей свет. На некотором отдалении от окна стоял письменный стол, за которым сидел немолодой человек, скорее похожий на школьного учителя. Сходство с учителем усиливали круглые очки в металлической оправе. Позади следователя, между столом и окном разместились книжный шкаф, забитый бумагами, и сейф, обязательный атрибут любого учреждения. Сама Саша сидела на стуле, одиноко стоящем строго посередине комнаты.
- Ваш муж, князь Элизбар Абашидзе, чем он занимается?
- Мой бывший муж, я с ним разошлась в 1923 году и никаких контактов не поддерживаю.
- Но у вас же есть общая дочь.
- О своей дочери я забочусь сама, без чьей либо помощи, а от него я приму помощь в последнюю очередь. Да он и не предлагает ее. Мне о нем ничего не известно.
- Как вы оказались в Тбилиси?
- В 1914 году была направлена саратовским городским комитетом РСДРПб в Грузию для помощи Тбилисскому городскому комитету. С этих пор живу в Тбилиси, Два раза выезжала на учебу.
Вопросы продолжались нескончаемой чередой. Сколько это длилось, Саша не могла сказать. Может, полчаса, а может три часа. Наконец, следователь отложил простую деревянную ручку с металлическим пером, точно такой ручкой готовила домашние задания Ниночка, устало поднял на Сашу глаза и сказал:
- На сегодня достаточно.
Он вызвал конвоира. Сашу отвели в подвал и заперли в помещении, в которой кроме нее находилось еще тридцать человек. Впереди была долгая ночь и вся оставшаяся жизнь…
Ниночка не знала, что делать. Куда бежать, где искать маму, кого просить о помощи. Единственная ее родственница, мамина сестра тетя Юля, которая раньше жила с ними, теперь вышла замуж и уехала с мужем в Ленинград, где тот учился в военной академии. Больше родственников в Тбилиси у них не было. Своего отца она не помнила. Несколько раз она спрашивала у матери: "Кто мой папа?" Саша же все время отшучивалась, уводила разговор в сторону: "Разве нам плохо вдвоем?" Но один раз на слишком настойчивые расспросы Ниночки выдала: "Мы оказались слишком разные люди и не смогли жить вместе. Я ему очень благодарна за то, что у меня есть ты". Больше они к этому вопросу не возвращались. Ниночка поняла, что маме неприятны эти разговоры. Позже от тети Юли она узнала историю неудачного замужества Саши, приняла материнскую сторону, успокоилась и перестала задавать вопросы на эту тему.
Совсем стемнело. В соседних квартирах зажегся свет. Ниночка сидела в темноте, чутко прислушиваясь ко всем звуком, стараясь различить шаги припозднившейся матери. Потом ей показалось, что в потемках сидеть намного страшнее, сгустившаяся темнота, давила, вызывала тревожные мысли. Она повернула выключатель, комната наполнилась веселым спокойным светом, исчезли непонятные тени, но матери все не было, и мысли о том, где она могла быть, не исчезли.
Ниночке решила спуститься в подъезд, чтобы быть ближе к матери и раньше увидеть ее возвращение. Она вышла на шумный проспект, оглянулась по сторонам, но нигде не было видно возвращающейся Саши. Ниночка постояла некоторое время, прислонившись к огромным, сделанным из темного дерева и украшенным красивой резной решеткой, входным дверям, потом дошла до угла улицы и проверила спуск, по которому обычно возвращаться мать с работы. Но и там ее не было видно. Девочка задержалась немного на перекрестке, но затем вернулась в подъезд, так как на нее стали обращать внимание прохожие – ребенок в такое время суток один, без взрослых вызывал недоумение.
Ниночка присела в подъезде на мраморную лестницу. Ей всегда очень нравился дом, в котором они жили с мамой. Выполненный по проекту известного архитектора, хорошо вписывающийся в ансамбль рядом стоящих домов, он был прекрасным украшением центральной улицы города. Широкая лестница из белого итальянского мрамора, вела на второй и третий этажи. Ниночка знала каждую ступеньку этой лестницы, сколько раз в день она бегала по ним. Пятнадцать ступенек, потом широкая площадка и еще пятнадцать ступенек и она на своем этаже. Начало лестницы было украшено красивым мальчиком, который держал в своих руках фонарь, зажигавшийся вечером, днем подъезд освещался светом, проникавшим сквозь стеклянный потолок. Потолок в вестибюле был расписан фресками, красивые фрески были также и на каждой лестничной площадке. Ниночкины подруги в первый свой визит к ней домой, долго разглядывали эти фрески, изображавшие ангелочков и красивых женщин в старинных одеяниях.
Но сегодня Ниночке было не до красот родного дома. Она грустно сидела в углу лестницы, притулившись в стене, а непрошенные слезы медленно стекали по лицу и капали на форменное платье. Мимо проходили припозднившие соседи, но никто из них не подошел к плачущей девочке, никто не спросил, что с ней, почему она в такой поздний час одна плачет в подъезде. Вот появился дядя Валико, работавший киномехаником в кинотеатре и поэтому возвращавшийся всегда позже всех. Он и его жена, тетя Маквала были ближайшими соседями Саши и Ниночки и самими их лучшими друзьями. Но и дядя Валико быстро пронесся, ни разу не взглянув в сторону Ниночки. Все те, кто еще вчера так дружелюбно вел себя с ней и Сашей, кто знал все об их жизни, о каждом их дне, каждой минуте, сегодня делал вид, что очень спешит домой и в упор не видит маленькую соседку. Как будто люди боялись заразиться от нее. Только заразой в этот раз была не болезнь, а чужая беда.
Что случилось с соседями? Они всегда спешили на помощь по первому зову и даже без всякой просьбы старались помочь нуждающемуся, подставить плечо, разделить горе, перевязать рану, защитить, уберечь, спасти. Почему же сейчас они боятся, что если коснутся этого ребенка, то в следующий раз "черный ворон" приедет за ними? Неужели, какие-то 15 лет смогли перечеркнуть многими веками взращенное чувство милосердия, чувство сострадания…
Когда за ней лязгнула закрывшаяся железная дверь, Саша постояла, привыкая к полумраку помещения. В камере, которая была рассчитана на 14 человек, уже находилось тридцать заключенных или задержанных, кому как больше нравится, Саша была тридцать первой. И каждый занят был своим горем. Какая-то сердобольная пожилая армянка подвинулась и позвала Сашу:
- Иди сюда, девушка. В ногах правды нет, садись, ночь впереди долгая.
Саша была очень худенькая, и ее часто издали принимала за девушку, хотя ей было почти сорок лет.
- За что тебя, девушка?
- Не знаю.
- А здесь все не знают. Не ты первая. Подремли, а еще лучше, молись. Больше не от кого ждать помощи. Зато душу облегчишь.
Саша оглянулась вокруг, в камере были собраны женщины всех возрастов и национальностей. Кто спал, накрывшись платком, кто шептался с соседом, кто тихо плакал. В углу молоденькая еврейка, совсем девочка тоненьким голоском звала маму.
- Вчера ее мать еще была здесь, а потом ее увели и с тех пор о ней ничего не известно. А отец у нее занимал какой-то важный пост в горкоме, - объяснила Саше соседка.
Две грузинки, явно крестьянки, пожилая и молодая, сидели, обнявшись, и по-грузински тихо пели красивую, но очень грустную песню.
- Они по-русски не говорят и не понимают, молодая была кормилицей у ребенка одного районного начальника, ребенок заболел и умер, и ее, а заодно и ее мать, обвиняют, что они молоком ребенка отравили. А у нее самой дома младенец остался. Что на свете делается.
Молодая курдянка в цветастых юбках что-то ворчала себе под нос на ломанном русском языке.
- А ее за что? – спросила Саша.
- А она убирала в учреждении и так ретиво убирала, что, вытирая пыль, уронила бюст вождя с этажерки. Статуэтка разбилась, вот теперь доказывают, что это все нарочно. А вон та русская, под окном, она учительница и что-то рассказывала детям сверх того, что официально написано в учебнике. Кто-то из детей похвастался дополнительными знаниями дома, а уж родители донесли на слишком умную училку. Ой, что на свете делается, - повторила Седа, так звали говорливую армянку.
- А вы почему здесь?
- А по дурости, анекдоты очень люблю слушать и рассказывать. Вот теперь мне и говорят, что это очень вредно. Да ты прислонись ко мне и поспи, а то так никаких сил не хватит. Завтра все по новой повторится. Отсюда только одна дорога, сама знаешь, куда.
Саша прикрыла глаза, и сразу же обступило прошлое, всколыхнутое вопросами следователя.
Шевцовы жили в Саратове на центральной улице в большом двухэтажном доме. Семья была зажиточной, но шиковать не любили, все дети, а их было восемь - пять девочек и три мальчика, с детства были приучены к труду. Дети учились в городских гимназиях, но помогали матери по дому и отцу. Отец всегда был очень строг, особенно с мальчиками, баловаться не разрешал, лишних денег не давал. Любил повторять:
- Любишь кататься, люби и саночки возить. Хочешь деньги тратить, сначала научись их зарабатывать.
А вот с девочками он был добрее. Правда сам денег им не давал, но у матери всегда была для них мелочь на сладости, а потом на ленточки и шляпки. Жили очень дружно, за своих стояли горой.
- Сам погибай, но товарища выручай, - тоже была папина любимая присказка.
Саша особенно близка была с Сережей, и он ее выделял среди остальных братьев и сестер. Благодаря брату она познакомилась со своим будущим мужем, который учился с ним в одном классе в гимназии. Их сблизила общее желание стать военными, защищать родину. Только Сережа после гимназии поступил в военное училище, а Андрея родители не пустили. Он был единственным сыном и должен был унаследовать семейное дело. Поэтому ему пришлось поступать в Московский университет.
Еще школьником Андрей начал выделять Сашу, вечно угощал ее чем-нибудь особенным, дарил куклы. Саше нравилось внимание юноши, сладости она любила, а на кукол обижалась. "Что я ребенок несмышленый что ли", – возмущалась она брату, а тот смеялся: "Конечно, несмышленый".
Он так и сказал Андрею:
- Что ты время тратишь на ребенка. Не забывай, что она моя сестра, не дури ей голову, вон, сколько девушек вокруг красивых.
- Она особенная, подрастет – женюсь.
Так и вышло, когда юноша вернулся после университета в родной город, Саша к тому времени окончила женскую гимназию и стала настоящей красавицей.
Андрей уже всерьез стал ухаживать за девушкой, которая тоже была к нему неравнодушна, поэтому быстро сговорились о свадьбе. Андрей осыпал невесту дорогими подарками, свадебное платье выписали из Петербурга, а саму свадьбу сыграли в сентябре в главном соборе Саратова. Сережа был шафером на свадьбе сестры и друга, приехав по такому поводу специально в отпуск из полка.
Василий Федорович был так горд, что его любимая Сашенька выходит замуж за такого хорошего человека. А мама всю службу плакала, радуясь за дочь и вспоминая собственное венчание. Анна Юрьевна вообще любила плакать по поводу и без повода, а тут такой повод был. Младшие сестры были подружками. А самая младшенькая, Олечка с гордостью держала шлейф подвенечного платья.
Через год началась мировая война. Андрей, который с детства хотел быть военным и только по настоянию отца окончил университет и начал работать в банке, в один из первых дней записался добровольцем. Он прошел ускоренные командирские курсы и был направлен в действующую армию. Саша крепилась, провожая его, но на душе у нее скреблись кошки, а ее свекровь, мать Андрея плакала в голос. Муж даже на нее прикрикнул:
- Что ты как по покойнику голосишь, живой ведь.
И как в воду глядел, скоро в "Военных ведомостях" в списках погибших нашли фамилию Андрея. У молодой жены случился нервный срыв, и она в одночасье потеряла и мужа и ребенка.
У Саши невольно потекли слезы. Всегда, когда она вспоминала 14 год и гибель мужа и первого ребенка, у нее непроизвольно начинали течь слезы.
- Не плачь, девушка, слезами в нашем положении не поможешь, лучше помолись, легче станет, испытанное средство, - настойчиво советовала ей молиться Седа.
А как молиться? Саша и слов молитвы уже не помнила. Она в последний раз была в церкви на своей свадьбе в далеком 1913 году. Да и как молитва может помочь ей, вернее не ей, а Ниночке. Мысль о дочери заставила вздрогнуть женщину. Как же она, вспоминая прошлое, на минуту забыла о ней. Со своей судьбой Саша уже примирилась, но вот Ниночка. У той кроме Саши никого не было на свете и, если Саша исчезнет, рассчитывать ей было не на кого. Сестра Юля недавно вышла замуж и сейчас в далеком Ленинграде и еще не известно, захотят ли они с мужем взять на себя лишнюю обузу. Вот, если бы Василий Федорович был жив, он не оставил бы внучку одну, вырастил из нее настоящего человека. А так Ниночку ждал в лучшем случае детский дом и смена фамилии. Саша и не поняла, как она начала молиться:
- Всемогущий Господи, не допусти, чтобы моя дочь стала сиротой. Пресвятая Дева Мария, ты мать и только ты поймешь меня, не за себя прошу, я смирюсь с любой участью, что уготовлена мне, но моя дочь, она еще совсем маленькая, не оставь ее в своей милости, защити ее, не допусти, чтобы она стала сиротой, никому не нужной в этой непростой жизни…
Всю ночь, пока не забрезжил рассвет, просила Саша о судьбе своей Ниночки, моля о чуде.
Утром в проеме двери появился военный, и раздался приказ.
- Шевцова, на выход.
Ничего не объяснив и не извинившись, ее отпустили, взяв подписку о неразглашении того, что с ней произошло нынче ночью.
Когда за ней захлопнулась дверь, Саша быстро пошла прочь. Она шла, не оглядываясь, как будто боялась, что, оглянувшись, как жена Лота превратится в соляной столб. Она спешила домой к дочери. Но по дороге женщина заглянула в Кашветскую церковь, спустилась по ступенькам в нижний придел и долго, пока не догорела купленная ею большая свеча, стояла и молилась возле иконы Пречистой с младенцем. Она благодарила за явленное чудо. Она еще не знала слов благодарственной молитвы, но слова сами лились из ее сердца, и с каждым словом весь пережитый ужас отступал, а на душе становилось все светлее и светлее.
С легким сердцем вышла Саша из церкви и уже, никуда не сворачивая, пошла домой. Войдя в подъезд родного дома, она увидела свою дочь. Как маленький щенок, свернувшись клубочком, в углу большой мраморной лестницы спала Ниночка. Саша подошла к дочери и начала гладить ее по голове.
Ниночка замерзла, она хотела подняться в квартиру и надеть что-нибудь теплое, но боясь пропустить момент возвращения мамы, так и не сдвинулась с места. Она не заметила, как заснула, скрючившись на лестнице. Ей снилась мама, которая уходила от Ниночки быстрым шагом. Ниночка бежала за ней, звала, плакала, но мамы шла, не останавливаясь и не замедляя шага, как будто не замечая Ниночку, как давеча не замечали ее соседи. Ниночка поняла, что ей не догнать Сашу, но она продолжала бежать и звать. И вдруг мама остановилась, повернулась и обняла, наконец-то подбежавшую Ниночку, стала гладить ее по голове. Ниночка счастливо улыбнулась и проснулась с улыбкой на губах.
Рядом стояла Саша и гладила Ниночку по голове.
- Мамочка, а я ждала-ждала тебя и заснула. Как хорошо, что ты пришла.
- Пойдем домой, дочка.
- Мама, а где ты была?
- Я потом тебе все расскажу, пойдем скорей домой.
Они, обнявшись, поднялись в свою квартиру.
Ниночка целый день не отходила от Саши, все время боясь потерять ее из виду. Как котенок, ластилась она к матери. Та тоже, нет да нет, прижимала к себе дочку и гладила ее по голове, а то и целовала ее ненароком.
Целый день к ним заходили соседи. Никто ни о чем не расспрашивал Сашу, просто все хотели убедиться, что она дома, цела и невредима. Каждый приносил с собой что-то вкусное. Кто яблоки, кто виноград, кто домашнее молоко. Раньше всех пришла тетя Маквала и принесла только что испеченное горячее хачапури, за ней улыбаясь, стоял дядя Валико.
Саша так никогда и не рассказала своей дочери про ночь в подвале. Да и Ниночка тоже ничего не рассказала матери про свои ночные страхи и необычное поведение соседей. Каждая из них не хотела огорчать другую, и, как будто по негласному договору, обе молчали об том субботнем вечере.
С этого дня Саша стала регулярно посещать церковь.