Когда она ушла от нас, мы с малышом остались одни. Это было почти невыносимо, но все же я должен был терпеть, ради него. И я терпел. Я надевал веселую маску, маску силача или даже маску всезнайки. Малыш был счастлив со мной, ведь он был еще совсем малышом и почти не помнил Ее. А когда мне становилось совсем плохо, я уходил за дом и играл там на свирели. Одну и ту же грустную мелодию, которая пришла ко мне после ее ухода. Так время и шло.
Но однажды малыш спросил: «А кто это играет ту печальную мелодию вдалеке?»
Я ответил: «Это чужак, сынок, не стоит с ним знакомиться». Малыш замолчал и задумался. А поздно вечером, когда он заснул, я вышел на улицу и опять играл о своей неизбывной тоске.
Прошло еще несколько лет. Малыш вырос и все чаще стал одолевать меня в нашей с ним шуточной борьбе и даже опережать в ремеслах. А вокруг нашего дома стали нередко, как бы случайно, проходить девушки, несущие воду домой - бедолагам приходилось делать для этого изрядный крюк, но зато, когда малыш был свободен, их усилия бывали вознаграждены с лихвой. Его помощью, обаянием и добротой…
Да… Все у нас шло своим чередом. И однажды он привел в дом Ту Самую... которая, кстати, ни разу не делала крюка… Дети, испросив моего благословения, отправились навстречу новой жизни, а я остался один. Но не совсем, они ведь часто навещали меня. А моя названная дочь старалась сделать мой одинокий дом уютным и светлым. Да и жили они не так далеко… Но все же, долгими бессонными ночами мне бывало очень тяжело. Не помогала даже свирель. О которой давно уже знали и Малыш и моя названная дочь, но никогда об этом не говорили со мной. И я был благодарен им за это…
Да, даже моя мелодия не помогала мне смирить тоску, и я уже начал было подумывать о том, чтобы, простившись с детьми, уйти в монастырь. То есть, так бы я им сказал, а на самом деле…
В таких вот я был примерно раздумьях, когда вдруг появилась на свет она. Малышка. И я вновь достал свои маски. Они немного запылились, но все еще годились! Малышка меня очень любила. Заулыбалась в первый же раз, как я взял ее на руки. Я, практически, поселился у детей. Да они меня и не прогоняли. Любили меня, дурака старого. Но как-то, когда малышка уже немного повзрослела и начала рассуждать - у нее, кстати, так забавно выходило - кое-что произошло. Я, вечером, как всегда, пришел к ней... в очередной маске, как вдруг… она на меня посмотрела Ее глазами. Они и вправду были очень похожи. Малышка и моя… Я замер, и маска вдруг упала. Сел я тут на траву и расплакался. А малышка подошла ко мне и стала гладить по голове. Так мы и сидели, пока не пришел сын и не увел меня в дом.
Мы с ним что-то выпили, а потом он меня обнял и сказал: «Знаешь, я тебе никогда не говорил какой ты молодец. Но, я всегда…» Я тут опять не сдержался, хотя раньше никогда себе такого не позволял, да и у сына, кажется, в глазах что-то блеснуло… А жена его, уложив Малышку, тоже пришла к нам. Так мы и сидели втроем, допоздна. А потом вышли на улицу, и я сыграл им на свирели, только несколько нот поменял, они сами у меня как-то поменялись, и получилось, хоть и грустно, но очень красиво… Не по земному как-то… Да… Вот так вот и закончилась моя история. Ну, почти закончилась, то есть. Ведь я еще здесь, с детьми.