1. 3. История теневой экономики и коррупции

Алишер Таксанов
1.3. История теневой экономики и коррупции в рамках СССР и советского Узбекистана

Теневая экономика, как и любая другая отрасль народного хозяйства, имеет свою историю. Причем она такая же древняя, как, к примеру, строительство египетских пирамид или мелиоративные работы в Месопотамии. По мнению некоторых экспертов, становление теневой экономики совпадает с возникновением первых форм хозяйствования человеческого общества. Даже в период присваиваемой экономики происходил процесс насильственного изъятия продуктов у одного племени другим или группой людей (что ныне следует понимать как разбой и грабежь, или преступное деяние). Более того, были возможны случаи склонения к себе особого внимания со стороны тех, кто имел власть и управлял ресурсами (вожди, старейшины, шаманы). Как отмечает сайт «Википедия», «исторические корни коррупции, вероятно, восходят к обычаю делать подарки, чтобы добиться расположения. Дорогой подарок выделял человека среди других просителей и способствовал тому, чтобы его просьба была выполнена. Поэтому в первобытных обществах плата жрецу или вождю была нормой. По мере усложнения государственного аппарата и усиления власти центрального правительства, появились профессиональные чиновники, которые, по замыслу правителей, должны были довольствоваться только фиксированным жалованием. На практике чиновники стремились воспользоваться своим положением для тайного увеличения своих доходов»[1].

Между тем, как проявлялись теневые процессы в первобытном строе можно рассматривать лишь гипотетически, на сегодняшний день, однако, исследованы лишь те вопросы древности, которые были отражены в письменных источниках. Поэтому начало изложения теневой экономики совпадает с возникновением первых цивилизаций. Так, ее проявление можно увидеть в сводах законов и сочинений по искусству государственного управления. Там же упомтинается и о коррупции – фактах злоупотребления властью чиновниками. К примеру, в памятнике экономической мысли «Поучение гераклеопольского царя своему сыну» (Древний Египет, XII в. до н. э.) автор обращает внимание на необходимость эффективного функционирования аппарата управления, который стоит между фараоном и населением. Избавляться от бюрократов и тех, кто власть для личного обогащения – таков смысл борьбы с нелегальными явлениями в этом трактате. Для беспристрастного контроля за деятельностью чиновников необходимо высокая материальная заинтересованность контролера, что бы он не брал взятки, и поэтому властителю настоятельно рекомендуется поощрять этих государственных мужей. Автор утверждал: «Возвышай своих вельмож, чтобы они поступали по твоим законам. Непристрастен тот, кто богат в своем доме, он владыка вещей и не нуждается»[2].

Большое внимание уделяется социальным обличиям в древнейшем разделе Библии - Ветхом Завете: «Я знаю как многочисленны ваши преступления и как тяжки ваши грехи: вы притесняете правового, берете взятки, а нищего, ищущего правосудие, гоните от ворот (Ам., 5:12)». Первым правителем, о котором сохранилось упоминание как о борце с коррупцией, был Урукагина — шумерский царь города-государства Лагаша во второй половине XXIV века д. н. э. Несмотря на показательные и часто жестокие наказания за коррупцию, борьба с ней не приводила к желаемым результатам. В лучшем случае удавалось предотвратить наиболее опасные преступления, однако на уровне мелкой растраты и взяток коррупция носила массовый характер.

Проявление теневой экономики можно увидеть в попытках прямого (внеэкономического) вмешательства государства в хозяйственные процессы, вытекавшие и за пределами царско-храмового хозяйства. Например, в условиях азиатского способа производства неоднократно предпринимались попытки государственного регулирования товарно-денежных отношений путем установления твердых цен, наемной и арендной платы, размеров штрафов, нормы процента и т.д. Об этом наглядно свидетельствуют же такие древние акты законодательства государств Передней Азии, как Законы Эшнунны (Х в. до н. э.), судебник Хаммурапи (ХVIII в. до н. э.), свод Хеттских законов (XVI в. до н. э.) и др. Так, текст Законов царя Эшнунны начинается с установления твердых цен на основные продукты питания, в соответствии с которыми регулируется уровень наемной и арендной платы, величина штрафов, ставка процента, размеры вознаграждения за воспитание, хранение и т.д. Аналогичные статьи можно  встретить и в других древневосточных судебниках. Развитие товарно-денежных отношений допускалось лишь в пределах, которые не противоречили интересам государства. Сегодня трудно судить о том, соответствовали ли эти законы в той или иной мере реальной практике экономических отношений или были сборником идеальных рекомендаций. Однако, несомненно одно - они отразили попытки государственной власти поставить течение экономических процессов под свой контроль, в зависимость от бюрократического аппарата.

Не случайно в тот период многие стремились стать государственными чиновниками, ведь получение должности открывало перед  его  обладателем возможности получения не только законных, но и многочисленных незаконных доходов, в том числе присвоения государственного имущества, получения взяток и т.д. Это наглядно отразило популярное в среде чиновников древнеегипетское «Поучение Ахтоя, сына Дуауфа, своему сыну Пиопи». Суть его в следующем: наставляя сына на путь истины, отец раскрывает перед ним значение достижения власти для личных (корыстных) интересов, а это есть ни что иное, как теневая экономика. В Древнем Китае был распространен трактат «Гуань-цзы» (IV в. до н. э.), где разрешается государству заниматься спекуляцией, то есть необходимо накапливать фонды в период дешевизны продуктов и пускать их в товарооборот в период дороговизны, получая в казну больше прибыли.

С позиции сегодняшнего дня можно судить, что, разделяя пути приобретения богатства и удовлетворения потребностей на экономику и хрестоматию, древнегреческий философ Аристотель под последним понимал искусство наживать путем спекуляции и торговли (что можно отнести к одной из форме теневых операций). Он всячески порицал хрестоматику, доказывая ее несостоятельность и вредность. В известном памятнике Древней Индии «Артхашастра» - трактате об искусстве политики и управления государством, который приписывается Каутилье - советнику царя Чандрагупты (конец IV в. до н. э.) - большое значение уделяется решению финансовых проблем. Согласно этому документу, финансовое ведомство должно было тщательно следить за налоговой политикой, чтобы не одно хозяйственное подразделение и ни один человек не смогли бы укрыться от пошлин, налогов. А для этого автор рекомендовал вести строгий документированный учет доходов и расходов, пресекать необоснованные затраты, искоренять казнокрадство. В трактате перечисляются 40 способов хищения казенного имущества и делается малоутешительный вывод о том, что легче угадать путь птиц в небесах, чем уловки хитроумных чиновников. «Так же, как нельзя распознать, пьют ли воду плавающие в ней рыбы, нельзя определить, присваивают ли имущество чиновники, приставленные к делам» Основным средством борьбы с казнокрадством становится слежка. Доносчик получал долю имущества, конфискованного у лица, осужденного за должностное преступление[3]. В этом трактате Каутилье сделал пессимистичный вывод, что «имущество царя не может быть, хотя бы в малости, не присвоено ведающими этим имуществом».

А известный мыслитель средневековья Ибн Хальдун (1332-1406), чья жизнь связана со странами арабского Магриба, всячески ратовал за обращение в стране полноценных монет, обличал фальшивомонетчиков и правителей, осуществлявших порчу монет (чем не ТЭ?). А для этого была реальная основа. Ведь как только человечество перешло к торговле, тут же оно столкнулось с фактом существования фальшивомонетчества. Самый древний, дошедший до нас случай подделки монет связан с историческими событиями, имевших место во II в. до н. э. в Древней Парфии. Археологами были найдены две монеты, бывшие в обращении во время правления парфянского царя Митридата-II (123-87 гг. до н. э.), одна из которых при экспертизе оказалась фальшивой, то есть искусной подделкой того времени. Но, по-видимому, подобные факты имели место и раньше. Об этом свидетельствуют законы Соломона в VI в. до н. э., где за изготовление неполноценных монет предусматривалась смертная казнь.

Однако история знает и те времена, когда подделкой занимались не только простые и отдельные лица, но также и государи, и само государство. Например, Нейрон в своих указах официально разрешил подделывать римские монеты путем добавления к серебру других металлов, объясняя свое решение «государственными соображениями». Своими действиями он довел до того, что содержание серебра в монетах едва достигала 5-10%. Отличался любовью к фальшивомонетчеству и афинский тиран Гиппий (VI в. до н. э.), который тоже путем махинаций уменьшил на 50% содержание драгоценного метала в монетах. Римский император Септимий Север в конце второго века довел содержание меди в серебряных монетах до 50-60%. А один из средневековых французских королей - Филипп-IV даже вошел в историю под прозвищем «фальшивомонетчик».

XIV век ознаменовался в Западной Европе как период меркантилизма, когда в основу экономической политики  легла доктрина монетаризма. Именно тогда государства, желая оставить на своей территории деньги, начали всячески портить монеты, делая их неполноценными (чем не теневая экономика?). Особенно отличилась в этом Англия, где иностранные монеты переплавляли в неполноценные, которые имели хождение только в Англии.

Однако изготовление фальшивок имело и политическое значение, особенно если оно выполнялось на государственном уровне. Как одно из форм экономического воздействия фальшивомонетчество получило распространение, начиная с XVIII в. Здесь необходимо отметить, что в этом случае качество подделки было высоким и пострадавшая сторона - то есть государство, на которое была направлено действие фальшивомонетчиков, узнавала о наличии фальшивых денег только тогда, когда в обороте оказывалось их слишком много. Так, в конце XVIII в. власти Нового Света поняли, что в стране циркулируют фальшивые деньги только по их чрезмерному количеству. Настолько они удачно были сработаны в казначействе Англии.

Между тем, в государствах Европы и Азии пышным цветом расцветала коррупция: подкупались чиновники, должности и звания, за мзду купцы получали низкие таможенные пошлины и налоговые льготы с продаж, ремесленникам разрешалось производить без уплаты в казну определенную часть товаров. С другой стороны, происходил определенный административный рэкет тех, кто не мог откупиться. Вот что писал об этом Омар Хайям (1048-1123, Персия):

«Хоть я и пьяница, о муфтий городской,

Степенен все же я в сравнении с тобой;

Ты кровь людей сосешь, - я лоз. Кто кровожадней,

Я или ты? Скажи, не покривив душой».

Первое законодательное ограничение коррупционной деятельности в России было осуществлено в царствование Ивана III. Его внук Иван IV (Грозный) впервые ввел смертную казнь в качестве наказания за чрезмерность во взятках. Таким образом, теневая экономика древних и средних времен начала свой активный расцвет с фальшивомонетчества, коррупции, а также грабежей и разбоя – самых примитивных форм теневых процессов. Поначалу фальшивомонетчество в Древнем мире рассматривалось как второстепенное, не имеющее большого социального смысла, и поэтому наказывалось не столь строго. Однако по мере распространения искусства подделки монет стал заметен экономический ущерб от этого деяния. Убытки несли не только частные лица, но и само государство, которое не желало иметь под боком «диверсантов». После этого наказания заметно ужесточились. Так, в Древнем Риме преступников отдавали на растерзание диким зверям или просто сжигали. То же проделывали с фальшивомонетчиками и в древних германских племенах. Во Франции в средние века изготовителей неполноценных монет обваривали кипятком. В более поздние времена (XV-XVI вв.) за данное преступление штрафовали, привязывали к позорному столбу, лишали рук, ушей, ноздрей, клеймили и т.п. Что касается коррупции, то часто коррупционеров закидывали камнями, сажали на кол или обезглавливали, потому что это рассматривалось как серьезное преступление против основ государство. Порой чрезмерная коррупция вызывала восстания и народные волнения, что никак не устраивало властвующий трон, и поэтому подобными жесткими методами предпринимались попытки снять проблему.

Можно сказать, что теневая экономика в историческом аспекте сформировалась, как хозяйственная деятельность, которая:

- находилась вне социального признания, нравственных и моральных принципов, обслуживала низменные чувства и желания людей (проституция, зрелищные игры – гладиаторы, взяточничество, казнокрадство);

- имела деструктивный характер, то есть разрушала нормальное функционирование рынка и паразитировала на сложностях развития («черный рынок» в период войн, катаклизмов, фальшивомонетчество, рэкет, запрет производства необходимых товаров и оказания услуг);

- основывалась на криминальных деяниях (грабежи, заказные убийства, разбой, воровство);

- находилась вне закона (неразрешенное производство товаров и услуг);

- было направлено на подрыв государственной власти (организованная преступность).

Не станем затрагивать специфику функционирования теневой экономики в досоветский период, поскольку это достаточно сложная тема. Хотя заметим, что участие России в Первой мировой войне спровоцировали появление «черного рынка». В условиях политического хаоса 1915-1917 годов начинается экономический кризис в Российской империи. Особенно тяжелое положение складывается в национальных окраинах, где жизнь зачастую зависит от продуктовых и промышленных поставок из России. Дефицит госбюджета покрывался за счет бесконтрольной эмиссии рубля, которые вскоре потеряли золотое обеспечение. В итоге инфляция возросла до 50% в год. С середины 1915 года единое экономическое пространство Российской империи стало разваливаться. Губернаторы запрещают свободный вывоз из подчиненных территорий хлеба, скота, льна, топлива, промтоваров, в ответ из национальных окраин прекращается поступление промышленного и сельскохозяйственного сырья. Одновременно идет процесс свертывания рыночной экономики. Хозяйство становится все более натуральной, торговля заменяется простым товарообменом, что больше характеризует неформальную сторону экономики.

Фиксирование правительством цен привело к взрыву спекуляции, в некоторых регионах вводятся продуктовые карточки и нормирование выдачи муки и крупы (это повторится во время Второй мировой войны и в конце 1980-х годов, когда развалиться уже Советская империя). 30 июня 1916 года в стране вводится закон и четырех мясопустных днях в неделю, а с января 1917 года объявляется принудительная продразверстка. Введенная весной 1917 года Временным правительством  хлебная монополия позитивного результата не дало, более того, уже летом из продажи исчезли кофе, папиросы, мыло, чай, гвозди, проволока, обувь, ткани. Количество денег в обращении возросло в 10-12 раз по сравнению с 1913 годом, а покупательная способность сократилась в 15-20 раз. Одновременно в крупных городах появились «черные рынки», где все эти товары можно было приобрести по высоким ценам. Возникла коррупция. Декретом СНК РСФСР «О взяточничестве» от 8 мая 1918 г. предусматривалась уголовная ответственность за взяточничество (лишение свободы на срок не менее 5 лет, соединенный с принудительными работами на тот же срок).

После захвата власти большевиками политический и экономический кризис усилился. Под лозунгом национализации частной собственности начался массовый грабеж помещичьих хозяйств, зажиточных семей и развал промышленных предприятий. Бедняки, правда, получили землю, однако из-за отсутствия организаторского, агротехнического опыта, а также необходимой техники производительность труда и урожайность. В итоге, по всей стране начался массовый голод.

В 1920 году в западной части России произошла серьезная засуха, из-за голода, бандитизма и каннибализма большая часть населения стала срочно перебираться в южные окраины, в частности, в Узбекистан прибыло не менее 200 тыс. человек. Но здесь также не все благополучно в экономическом смысле. Дело в том, что до революции местное население также бедствовало. Во многих областях Туркестана (например, Сырдарьинской, Самаркандской, Ферганской) посевные площади сократились на 1/3, урожайность упала на 40% и более. Основная сфера местной экономики– хлопководство перестало давать отдачу: посевная площадь под хлопчатник в 1921 году сократилась в 7,1 раза, а валовой сбор – 55,4 раза по сравнению с 1915 годом. Сокращение имело место и в производстве других сельскохозяйственной продукции (шерсти, коконов, фруктов, бахчевых). Начались разрушаться ирригационные сети и транспортные коммуникации.

Тягловый скот конфисковался для нужд Красной армии, торговля была запрещена, остановились практически все заводы. Большевики вводят прямое государственное распределение товаров, начинают более жесткое изъятие сельхозпродуктов у крестьян. Продовольственная разверстка переходит в откровенный террор. Мирное население, не согласное с действиями новой власти, сгоняется в концентрационные лагеря. Устанавливается всеобщая трудовая повинность. К концу 1919 года экономика полностью натурализуется. Советское правительство реализует политику “военного коммунизма”, которое по сути больше похоже на примитивные экономические отношения первобытного общества, чем в теориях К.Маркса и Ф.Энгельса о прогрессивном строе. Уравнительная система снижает производительность труда, усиливает спекуляцию, хищения и бандитизм. По оценкам современных демографов, голод 1920-х годов приводит к смерти более 5 млн. человек, а гражданская война – еще к 10 млн. смертям. В Ферганской долине от голода погибло около 70 тыс. человек.

На территории современного Узбекистана кризис усилил социальные противоречия. Начали бастовать рабочие, жившие в железнодорожных вагонах. Крестьяне, были недовольны продразверсткой, поскольку промышленные товары менялись на продукты по более завышенным ценам. Увеличивался спрос на ремесленную продукцию, которая также изымалась в пользу армии и города, что не устраивало сельчан. По всей стране разворачивается волна протестов, даже армии Тухачевского не удается стабилизировать ситуации с помощью отравляющего газа и расстрелов.

К 1920 году деньги обесценились, вместо них вводятся учетные трудовые и энергетические единицы. Кроме того, в то время в обращении находилось более 2,0 тыс. разновидностей денежных знаков (это «керенки», чеки, марки, облигации казначейства, боны, иностранная валюта, а также советские банкноты и знаки, печатавшиеся каждой губернией для внутреннего пользования). Кстати, по мнению большевиков, это даже должно было способствовать быстрейшей победе коммунизма, теория которой отвергала товарно-денежные отношения. По оценкам экспертов, «черный рынок» обеспечивал до 80% потребностей граждан того времени.

Сделаем короткий экскурс после Великой Октябрьской революции. Этапы этого пути отражено в таблице № 1.15.

 
Таблица № 1.15. Исторические этапы функционирования теневой экономики в СССР

Периоды

Тенденции и явления

Первый этап – социальных катаклизмов (октябрь 1917 года – апрель 1921 года)


Включал в себя события послереволюционного периода, когда стихийно возникали спекулятивно-теневые и подпольные формы частно-предпринимательской деятельности. В это время в стране царил хаос, развал в производстве, свертывание частного сектора. Государство вело нормирование продуктов и товаров, строго контролировало их распределение. Между тем, около 50% этой массы все равно ушло через черные рынки благодаря теневым бизнесменам.

Второй этап – рыночный период (апрель 1921 года - 1928 год)


Охватывал становление новой экономической политики (НЭП), восстановление частного предпринимательства в малых (так называемых лавочных формах), средних и крупным фирмах. В это же время государство ввело ограниченные капиталистические отношения.

Третий этап – репрессионный период (1927 год - июнь 1941 года)


Проходил под знаменем сталинских пятилеток. В это время проводилась правительственная политика ускоренного перехода к централизованному управлению и планированию, индустриализации и коллективизации в сельском хозяйстве. Естественно, началось уничтожение мелкого и среднего собственника, подавление частно-предпринимательской деятельности, свертывание кооперации в городах и уход частника в “подполье” при сохранении коммерческих форм торговли и обслуживания (торгсины, промкооперация, артели инвалидов, надомничество).

Четвертый этап – военный период (июнь 1941 года - май 1945 года)


Связан с Великой Отечественной войной – с жесточайшими формами карточного распределения и контроля. В это же время существовал черный рынок, расцветала спекуляция, функционировало подпольное производство.

Пятый этап -восстановительный период (1947-1961 гг.)


Направлен на расширение сферы промкооперации, деятельности артелей инвалидов, надомничества с учетом денежной реформы, реконструкции системы цен и финансов. Однако, периодически правительство включало меры жестких административных контрдействий в отношении частной хозяйственной инициативы.

Шестой этап – период «оттепели» в экономике (1964-1970 гг.)


Государство пыталось реформировать систему управления экономикой с учетом развития товарно-денежных отношений, не затрагивая сущности отношений собственности, в рамочных условиях определенных форм хозрасчета. В этот период правительство начало поддерживать малые коммерческие формы до замораживания зачаточных рыночных отношений из-за событий в Чехословакии. Теневые процессы несколько затухли из-за возможности легализации деятельности.

Седьмой этап - стагнационный период (1970-1985)


Характеризуется бурным расцветом теневой экономики, подпольного и неофициального производства. Правительство охотиться за “цеховиками” - предпринимателями, организовавшими частное производство на легальном предприятии. По мнению экспертов, хищения и приписки способствовали проявлению криминальных форм малого бизнеса. Подпольная деятельность находится под «крышей» организованной преступности.

Восьмой этап - период «перестройки» (1985-1990 годы)


Происходит принятие законов о государственном предприятии и кооперации, индивидуальной трудовой деятельности, легализуются теневые формы хозяйствования. Развитие получают кооперативы, личное подсобное хозяйство, возрождаются ремесленичество и национальное кустарное производство в различных регионах СССР. В 1989-91 гг. выходили нормативные акты и законы о предпринимательской деятельности, поддержке МСП. С этого момента госаппарат и бизнесмены стали “примеривать” взаимоотношения с целью упорядочивания деятельности. Идет легализация теневых капиталов и разгул организованной преступности.

Девятый этап - период независимости республик экс-СССР (с 1991 года по настоящее время)


Различные экономические доктрины, принятые правительствами, по разному сформировали теневые отношения в республиках. В одних странах теневая экономика позволила появится олигархам, в других она попала под контроль мафии, в третьих – коррумпированных чиновников, в четвертых – кланов. В среднем в «тени» находилось от 20 до 50% ВНП. Общие тенденции: криминализация, утечка капиталов, нелегальный трэффик людских ресурсов, скрытая деятельность, вооруженные конфликты.

 

Говоря о таблице № , нужно заметить, что неформальные отношения были следствием проводимых реформ и на них списывались все неудачи в течение 70 лет советской власти. Конечно, проблемой умело манипулировали в политических целях в:

- 1930-е годы – в форме борьбы с неразоблаченным «кулаком», «мещанами», «зажиточными крестьянами», «нэпманами»;

- 1960-1970-е – с «частником»;

- 1980-е – с «лицами, получающими нетрудовые доходы»;

- 1990-е – с новыми предпринимателями – «кооператорами».

Советскую эпоху принято разделять по времени нахождения у власти лидеров коммунистической партии, которые имели свои виды на экономические и политические реформы, и осуществляли их, исходя из собственных позиций и мировоззрений. При Владимире Ленине был двойной итог: из-за гражданской войны и иностранной интеровенции теневой рынок возник в бывшей Российской Империи, а из-за НЭПа он легализовался и содействовал поднятию из руин народного хозяйства. Вождь революции понимал, какая сила заключена в рыночных отношениях и понял, что вывод их из официальной сферы грозит появлением грозной второй экономики с соответствующими социальными силами, способными обрушить социализм.

Итак, социалистическая формация создала несколько иные условия для развития теневой экономики, которая проявилась уже в первые дни Советской власти. Так, политика «военного коммунизма» с самого начала несла в себе элементы теневых отношений. То есть государство для решения своих собственных задач прибегало к методам насильственного и командно-административного давления. За 1919-1921 годы у сельских граждан было изъято 3/4 продуктов без предоставления какой-либо соответствующей компенсации. Между тем, в годы гражданской войны больше половины товаров ушло на рынок нелегальными путями[4], более того, часть такого распределения производилось путем соучастия работников государственного аппарата и органов контроля и правопорядка. Таким образом, политику Советской власти того периода можно было назвать как формой теневого управления. Именно тогда процветал бандитизм, спекуляция и мародерство. Несмотря на предпринятые репрессии, сомнительные личности из числа ответственных за снабжение и продразверстку хорошо нажились за этот период (1918-1921 гг), многие, по-видимому, убежали затем за границу. Так, Лев Троцкий, кстати, разъежал на собственном бронепоезде по фронтам, не прекращая пьяных кутежей и утопая в роскоши. Даже после выдворения из страны в 1927 году он не бедствовал, его состояние оценивалось в сотни миллионов долларов. Красная Армия использовала силу для подавления дехканских выступлений на территории Туркестана, чем вынудила значительную часть недовольный уйти в басмаческие группировки, которые, борясь с новой власть в лице большевиков, не забывала и о собственных интересах – пополнение запасов за счет грабежей, разбоев, убийств. С другой стороны. Они получали финансовую и материальную подпитку от Великобритании и других западных стран.

Руководитель советского правительства Владимир Ленин во многих своих работах послеоктябрьских времен посвящал проблеме строительства социализма, и такой форме хозяйственного управления, как учет и контроль, понимая, что без этого невозможно иметь информацию о состоянии народного хозяйства. Однако созданная им Рабоче-крестьянская инспекция (прототип последующих комитетов народного контроля, финансовых ревизионных отделов, ОБХСС и налоговой инспекции) - Рабкрин - на самом деле мало чем отличался от ВЧК, как по методам контроля, так и изъятия (конфискации), наказания. Практически Рабкрин был орудием нечистоплотных советских чиновников против частного капитала и отдельных социальных групп. И эта же структура способствовала тому, что финансовые и материальные операции прокручивались вне контроля государства.

Однако, практика «военного коммунизма» показала, что изъятие капитала силовыми методами приводит к обострению социально-политических отношений и разрушает экономику. Опыт был учтен В.Лениным. Поэтому им была проведена «новая экономическая политика», которая позволила легализовать капиталы и вывести из теневого оборота значительные ресурсы. Безусловно, в эти годы формировались и фиктивные предприятия, проводились нелегальные хозяйственные операции. Эти тенденции нашли отражение, кстати, в книге Ильфа и Петрова «Золотой теленок», в котором рассказывалась история подпольного миллионера Корейко или создание Остапом Бендером учреждения «Рога и копыта» с мошенническими функциями. В НЭПе большое внимание уделась частной инициативе и поддержке негосударственной экономической деятельности. Существенную роль тогда сыграла разумная налоговая политика: в частности, налог составлял 25% доходов частника, который моментально активизировался, вышел из «тени», причем прежде всего во сферах, работающих на конечного потребителя.

В Туркестане также было объявлено о переходе к НЭПу уже на VI съезде компартии 11 августа 1921 года, а через неделю местное правительство приняло соответствующую резолюцию. Эта доктрина большевиков имела определенный успех: теперь дехканин мог распоряжаться значительной частью урожая. Продукты свободно обменивались на промтовары, производившиеся на частных предприятиях и ремесленных мастерских, или продавались на туркестанские боны. В итоге частный сектор производил до 90% обуви, 80% одежды, 75% кожаных изделий, 60% посуды. «Черный рынок» уже не обладал той силой, что прежде, на него ориентировались в основном до 25% занятого населения.

В крупных городах создавались акционерные общества и промысловая кооперация, где основой были хозрасчет и самоокупаемость. Около 10-15% ремесленников были охвачены кооперацией в сфере промышленного производства. Только за полтора года НЭПа в аренду было сдано около 100 предприятий и более 2,3 тыс. торговых помещений в Ташкенте, 30 оросительных станций. Вновь создавалась многоукладная экономика. Туркестанская республика смогла начать формировать бюджет, регулировать налогообложение, и это позволило легализовать то, что было упрятано в период гражданской войны.

Между тем, до 1923 года сохранялась госмонополия на хлопок, а в ирригации – водная повинность, которые не способствовали развитию хлопководства в регионе. Более того, план по продналогу не был выполнен, так как крестьяне стремились выращивать зерновые злаки, овощи и бахчевые культуры, а не убыточный хлопок. Лишь с решением хлебного вопроса (его стала поставлять европейская часть уже формировавшейся Советской империи) и отменой монополии государства на хлопок, повышением закупочных цен на эту продукцию хлопководство получило динамичное развитие. Для кредитования сельскохозяйственного сектора формировались товарищества: если в 1923 году действовало более 400 таких объединений, то к началу 1925 года их уже было более 700 с 270 тыс. членами. Эти объединения затем трансформировались в хлопковые кооперативы, которые выращивали до 70-80% хлопка Туркестана. Следуект сказать, что хопок стал проклятием узбеков не только в период социализма, но и в последующие годы, когда Узбекистан стал независимым. На этой продукции наживались внешнеторговые фирмы, ставшие собственностью кланов и мафии.

Новая экономическая политика, несомненно, имела огромный успех. Удалось восстановить промышленное и сельскохозяйственное производство. Валовая продукция промышленности увеличилась в 2 раза, а к середине 20-х годов снизились цены на промышленные товары, которые стали доступны большинству населения края. Теневая экономика не достигала 10% совокупного общественного продукта республики. К концу 1920-х годов, когда правительством было решено вытеснить частника, начать процесс огосударствления, налоги начали повышать: сначала до 30%, а затем, с переходом к индустриализации и массовой коллективизации, - до 90% и более.

После свертывания НЭПа в стране жесткая централизованная форма управления начала «красногвардейскую атаку» на капитал и негосударственные формы и виды хозяйствования, ведь они были мало совместим с тотально-административной экономической системой. Частник был объявлен вне закона. С этого момента из-за политических интересов процесс огосударствления стал объявляться как формирование общенародной собственности, и при этом никаких отдельных собственников, естественно, быть не могло. Это и привело к искажению экономических отношений, придало завуалированный и часто маскарадный характер происходимых хозяйственных процессов. Как показал исторический опыт, глобальная государственная монополия и изменившиеся в результате этого структурные сдвиги в народном хозяйстве сделали невозможным удовлетворение населения даже в предметах первой необходимости. В результате остатки капитала опять ушли в подполье. А те репрессии, которые оказывали карательные органы, лишь увеличивали коррупционную составляющую, но не уничтожали нелегальный бизнес. Более того, какая ситуация устраивала самих работников правоохранительных органов, ибо они получали свои «откаты» и мзду за «закрытие» глаз на теневые операции.

Тотальное огосударствление, начавшееся с 1930 года, унификация всех хозяйственных форм и попытки решить экономические проблемы с помощью идеологических методов очень скоро проявили свою несостоятельность. Поскольку госсектор и полугоссектор в форме колхозно-кооперативного не могли удовлетворить потребности населения, уничтожить все растущий дефицит, то экономические «ниши» стала заполнять теневая экономика, которая формировалась как неофициальная, а точнее запрещенная негосударственная производственно-хозяйственная деятельность. В начале 1930-х годов в ряде регионов СССР (на Украине и Казахстане) произошел экономический кризис, проявившийся в буквальном смысле уничтожении крестьянства и возникновении проблемы с продуктами питания. В этот период, по различным оценкам, умерло от голода 3-5 млн.человек. На кризисе наживались чиновники, в чьих руках концентрировались продовольственные и промышленные запасы.

Использование перманентного террора в отношении как зажиточных крестьян и крупных феодалов, так и зачастую мелких дехкан в Узбекистане также способствовало усилению басмаческого народно-освободительного движения против засилья большевизма в Узбекистане. Последовавшая за земельно-водной реформой коммунистическая форма коллективизации не дала возможности развития капиталистическим элементам, хотя реформы 1920-х годов носили самый прогрессивный характер и, по оценкам экспертов, могли в короткие сроки создать здесь развитую систему рыночных хозяйств, способных удовлетворять спрос населения на продукты питания, а промышленность – на сырье. С другой стороны, земельная реформа была направлена на ограничение зажиточных хозяйств и развязывание классовой борьбы в кишлаке. В результате реформ 1925-1928 годов в Узбекистане было ликвидировано 1,8 тыс. помещичьих и нетрудовых хозяйств, изъяты «излишки» земли у 9,4 тыс. хозяйств. Более 94,5 тыс. батрацких хозяйств получили 231,9 тыс. га поливных земель, большое количество инвентаря[5]. В результате такой реформы резко изменилась социальная структура села: стало меньше хозяйств, которые раньше относились к бедняцким, зато за счет «приватизации» стало больше середняков – к концу реформ их доля составляла 61% сельского населения. Доля байских хозяйств не превышала 1,5%.

Но к 1930 году ситуация в узбекских кишлаках резко изменилась. Дело в том, что большевистская политика привела к уничтожению средних слоев сельского населения, в значительной степени ориентированной на рынок, а также к перегибам на местах, например, игнорирование особенностей вакуфных земель, принадлежавших религиозным учреждениям. При их национализации не были учтены специфические черты религиозного сознания местного населения, играющего не последнюю роль в системе ценностей, быта, традиций и экономики дехканства. Естественно, протесты часто приобретали в виде организованных преступных группировок, которые пытались перераспределить уже обобществленное имущество в свою пользу. Часть продукции и имущества они реализовывали на «черных рынка». По оценкам экспертов, на тот момент теневая экономика обеспечивала существование как минимум 1,2 млн. человек на территории Узбекистана.

Добавим, что в период реформы было сформировано свыше 500 колхозов, в которых главными стимулами обобществления стали не экономические интересы участников, а административно-командное давление извне. Это также было обусловлено тем, что большевистская политика была направлена на ограничение мелкотоварного уклада, превращая ее в нелегальную форму экономических процессов. То есть вполне нормальное явление загонялось в неофициальную сферу, и поэтому это вызывало также простест со стороны населения. Стоит добавить, что с окончание второго этапа земельно-водной реформы в Узбекистане началась массовая коллективизация. Накануне сплошной коллективизации Второе Среднеазиатское партийное совещание ВКП (б) приняло резолюцию, что все республики региона имеют предпосылки для достижения позитивного эффекта от коллективизации. Одновременно декларировалось, что пора отказаться от НЭПа. В последующем ЦК компартии Узбекистана 17 февраля 1930 года (после объявление Сталиным начала «Великого перелома») провозгласило основной политикой в сельском хозяйстве – проведение массовой коллективизации в 17 районах республики.

Постановление партии носило директивный характер, и на местах руководители прибегали с жесткому насаждению устоев «новой» организации труда в сельском хозяйстве. Как свидетельствуют очевидцы, в тот период инструкторы райкомов прибегали к угрозам, в частности, лишить крестьян-одиночек воды, земли, обложить большими налогами и даже выселить за пределы Узбекистана как кулацких элементов. Спецификой Узбекистана стало и то, что в условиях азиатской экономики, где основу сельского общества составляли общины (махалля), коллективизацию предполагалось осуществить в форме артельных объединений. Однако в этом отношении имелись существенные нормативно-правовые и организационные недостатки, которые привели к еще большим перегибам и отчуждения населения от социалистических методов ведения экономики. Дело в том, что Примерный устав сельхозартели, принятый 6 февраля 1930 года, не давал понятия о характере обобществления имущества, неделимых фондах колхозов, в результате чего, были обобществлены жилые постройки, мелкий скот.

Одновременно ЦК Компартии Узбекистана вело кампанию раскулачивания, то есть изъятию подвергались имущество, постройки, скот и инвентарь зажиточных крестьян, которые свои трудом (а также наймом свободной рабочей силы) сумели обеспечить себе относительное благополучие. Именно они, вслед за крупными хозяйствами баев и феодалов, подверглись национализации. Здесь необходимо уточнить, что партийные инструкции не давали четкого понятия, кого считать кулаком, и в результате этого «раскулачиванию» подвергались как средняцкие хозяйства, так и бедняцкие. Списки составлялись финансовыми органами при подсказке партийных органов, и естественно, круг изъятия расширялся. Так, в Ташкентском округе планировалось раскулачить 137 хозяйств, но после проверки списков ликвидации подверглись 75. Всего в Узбекистане только в год Великого перелома было ликвидировано около 3 тыс. байских хозяйств. Лишенные своего имущества сельчане вынуждены были затем расхищать его из колхозной организации, чтобы затем реализовать на «черном рынке» и возвратить хотя бы часть в денежном эквиваленте. По оценкам, до середины 1930 годов на нелегальных сельских и городских рынках вращалось до 45% всего имущества колхозов. В результате это привело к тому, что колхозы больше не обладали средствами и орудиями труда, в итоге снизилось их число: если в марте 1930 года процент коллективных хозяйств составлял более 47%, то к маю он едва дотягивал до 29%.

К середине 1930-х годов в целом по СССР было раскулачено свыше 320 тыс. кулацких хозяйств, а их имущество стоимостью 115 млн. рублей передано в неделимые фонды колхозов, что составило более 34% всей стоимости колхозного имущества. Норма раскулачивания составляла 5-7% от общего числа крестьянских дворов. Раскулачивание привело к тому, что узбекские крестьягне стали забивать скот, продавали имущество и бежали за пределы республики и даже за границу, или пополняли ряды бандитских организаций. Поголовье крупного рогатого скота только в том году уменьшилось на 65 тыс. Нарастало недовольство, начались отдельные выступления. 25 февраля 1930 года в Ферганском округе начались массовые выступления. Крестьян поддержали жители сел Андижанского, Бухарского, Хорезмского, Самаркандского и Ташкентского округов. Такие выступления происходили и в России, и на Кавказе. Против сопротивляющихся крестьян были направлены отряды Красной Армии, которые газами и снарядами подавляли «бунты». Около миллиона крестьянских семей были сослано в сибирские лагеря. Много узбеков попало на Украину, Беларусь, Кавказ и Дальний Восток.

Хотя официально коллективизация аграрного сектора в Узбекистане была завершена к 1932 году[6], однако еще существовали крестьяне-единоличники, не желающие обобществляться. На их долю приходилось менее 9% посевных площадей и никакой техники, зато они производили 50% общего объема картофеля, 68% - овощей, почти 90% фруктов и ягод. Более того, фермеры содержали около 40% крупного рогатого скота, который давал 70% всего потребляемого мяса в республике, 80% молока и 94% яиц. Естественно, такой расклад дела никак не устраивал большевистских экономистов, ведь это было наглядным примером, что социалистические предприятия самые неэффективные и нежизнеспособны. Поэтому ставка сельхозналога на единоличные хозяйства были повышены, а обязательные поставки государству увеличены на 50% по сравнению с нормами колхозов. Естественно, это спровоцировало уход индивидуалов в «тень», и вновь возродило «черный рынок».

С введением в 1932 году паспортной системы колхозники еще больше потеряли самостоятельность, поскольку были лишены таких документов. Они насильно прикреплялись к земле (в чем ярко проявилась форма азиатского способа производства), работали как на барщине, получая при этом крайне небольшую плату, высчитанную по трудодням. В некоторых колхозах люди вообще ничего не получали, что понуждало их совершать хищения: часть продукции они продавали на рынках, а часть потребляли сами. Чтобы предотвратить массового побега сельских жителей из колхозов в города или иные страны, была введена строгая отчетность по прописке, без разрешения партии колхозники не имели права покидать кишлаки. В ином случае НВКД жестко пресекала все подобные попытки. Спустя несколько лет после издания советским правительством “Декрета о земле”, крепостное право в Узбекистане, как и во всей стране, было восстановлено в самой архаичной форме – перераспределения живого труда.

Однако все большее отставание уровня жизни от необходимых и имевшихся возможностей трактовалась как наращивание заделов для рывка в светлое будущее. Здесь уже происходило полная дезинформация общества, что и породило фиктивную экономику. Сами центральные органы вследствие искажения отчетности уже с 1929 года утратили представление о реальных хозяйственных процессах. "Год великого перелома" фактически превратился в период фальсификации данных. По расчетам ряда экономистов, произведенный национальный доход только за 1929-1932 годы был завышен на 23%. В дальнейшем пошло инфляционное финансирование народного хозяйства. Масса денег в обращении за 1929-32 гг. увеличилась в 4,2 раза, а произведенный национальный доход - только в 1,6 раз. Поэтому по оценкам эксперта Г.Ханина, за последующие 40-45 лет национальный доход реально вырос не в 84, а всего в 6,6 раз[7].

При Иосифе Сталине процесс теневых изъятий у общества происходил при глобализации в рамках Союза ССР государственной собственности и снижения негосударственных форм хозяйствования, вытеснения частника из хозяйствующего оборота. Он, естественно, не исчез, но ушел в подполье. По некоторым расчетам, в 1929-1935 годы около 30% создаваемой продукции расхищалось на социалистических предприятиях, а около 1/4 части ресурсов, распределяемых централизовыанно, уходило «налево». В Узбекистане этот процесс имел особое значение, так как местная промышленность не могла обеспечить всех потребностей населения, и значительную часть услуг люди получали в неформальном секторе. Администрирование всех укладов общественной жизни, полувоенные методы руководства экономикой скрывали массовые хищения, разбазаривания, неэффективное использование национального богатства. При этом происходило и личное обогащение. Именно в этот период начался расцвет экономических преступлений, коррупции, добывание незаконных и нетрудовых доходов, проводились фантастические по масштабам хозяйственные аферы. По оценкам экспертов, около 1/3 экономики работало в «тени». Проконтролировать гигантскую массу государственной и общественной собственности - задача была непосильной для советской “сталинской” системы. Недостаток в товарах и услугах порождал «черный рынок», и зачастую услуги в доступе к дефицитным промышленным и продовольственным продуктам оказывали криминальные элементы. Уголовный разбой приводил к перераспределению имеющихся ресурсов, и от этого страдали самые уязвимые слои.

К середине 1920-х годов у правящей партийной номенклатуры встал вопрос о дальнейшем экономическом развитии страны. Здесь имелось два направления:

Первый предполагал развитие отраслей сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности. Для этого было необходимо прекратить политику массовой коллективизации на селе, расширить сферу частного предпринимательства, снизить степень государственного вмешательства, открыть рынок для иностранного капитала, допустить наем частного труда. То есть продолжить в новой фазе Новую экономическую политику. Первый путь обеспечивал быстрое накопление капитала, расширение фронта занятости и заполнения потребительского рынка. Однако это вело к ослаблению военной сферы (Красная Армия держала под ружье почти 5 млн. человек, а все промышленность работала на оборонные заказы), делала невозможным экспорт революции, а значит завоеванию Европы и Азии. Более того, позиции пролетариев (то есть одной из части рабочего класса) и партийной номенклатуры в управлении экономикой значительно слабели, а новой буржуазии – наоборот, укреплялись. Стоит сказать, что в период НЭПа наибольшее недовольство высказывали революционеры и большевики, чьи методы управления были серьезным тормозов в восстановлении народного хозяйства, а сами они никчемными специалистами.

Второй путь основывался на необходимости милитаризации экономики, что было бы возможным благодаря развитию тяжелой индустрии. Источником финансирования такого пути стали бы перераспределение ресурсов с сельского хозяйства, а также отраслей, производящих потребительские товары. Это позволяло, с одной стороны, усилить госаппарата, а с другой -–развивать военную мощь, чтобы начать уже мировую революцию.

Союзный план индустриализации предусматривал немыслимые темпы роста промышленности – до 22-25% годовых. Это означало усиление азиатского способа производства, то есть государство вело масштабное строительство путем эксплуатации населения, цели которых были неясны многим жителям страны. Ведь необходимо было резко увеличить численность заводов и рабочих при отсутствии необходимых материальных, финансовых и природных ресурсов. Государство осуществляло перераспределение средств в пользу отраслей тяжелой промышленности. Заводы строились прямо на полях, рабочие жили в бараках. К прогульщикам применялись силовые методы, вплоть до ссылки в лагеря и даже смертной казни.

Нечеловеческим трудом удалось добиться высоких показателей в производстве стали, чугуна, машин и оборудования. Высокие темпы были как у добывающей, так и перерабатывающей промышленности. Между тем, достичь намечаемых результатов не удалось. К руководителям предприятий, не обеспечившим план, применялись строгие меры. Поэтому с этого времени стала расцветать система приписок и очковтирательства. Стали завышаться валовые показатели по отношению к реальным, при этом использовались методы «естественных» потерь. С другой стороны, НКВД вело поиск вредителей, которые обеспечивают эти потери. Начиналась новая волна репрессий.

В Узбекистане промышленная реформа имела свои последствия: реальные расчеты показали, что досрочное выполнение плана пятилеток носило политический, чем экономический характер. Хотя в строй были введены 189 крупных предприятий, однако действовали они на 1/3 своей мощности, существующая технология отличалась энерго- и материалоемкостью, оборудование не обеспечивало ресурсосбережение, что приводило к хищническому потреблению сырья, топлива, запчастей, более того, способствовало их расхищению. С другой стороны, удалось добиться увеличения промышленного производства практически в 5,4 раза по сравнению с 1913 годом[8]. Но поскольку особое внимание уделялось тяжелой промышленности, чем легкой, то население в последующем испытывало дефицит товаров, и это порождало усиленный спрос на «черных» и «серых» рынках.

Таким образом, поскольку госсектор и полугоссектор в форме колхозно-кооперативного не могли удовлетворить потребности населения, уничтожить все растущий дефицит, то экономические «ниши» стала заполнять теневая экономика, которая формировалась как неофициальная, а точнее запрещенная негосударственная производственно-хозяйственная деятельность. Одновременно этот нелегальный сектор стремилась к максимальному проникновению в структуры официального, потому, что:

- имела общие виды деятельности с государственным, обусловленные реально имевшим место потребностями, хотя некоторые их этих видов были запрещены или имели ограничения;

- негосударственный сектор функционировал на основе хозрасчета, самофинансирования и прочих элементов рыночных отношений, а значит, гибче реагировал на спрос, но при этом стремился обеспечить предложение за счет ресурсов, поставляемых по линии фондов и лимитов.

Несомненно, к концу 1930-х годов страна превратилась в огромный концентрационный лагерь с тюремной экономикой и соответствующей ей социальному делению населения. Республики, входившие Союз, естественно, представляли собой части этой совокупной коммунистической «зоны», имеющие общие черты, но при этом сохранившие свои специфические особенности. Для Узбекистана это было слияние социализма с азиатским способом производства, которые не только не противоречили, но и взаимодополняли друг друга. Какими же чертами располагала узбекское хозяйство того времени? Прежде всего, это:

    * исключительно экстенсивный путь развития всех отраслей и сфер республики, хищническое потребление природных ресурсов и настоящая эксплуатация труда государством при идеологическом камуфлировании проводимой политики под социальное равенство;
    * опора на естественные производственные силы и слабая механизация, электрофикация, автоматизация производственных процессов, высокая доля ручного и физически изматывающего труда;
    * подчинение национальной экономики интересам союзного Центра, высокая доля в структуре народного хозяйства предприятий союзного подчинения;
    * чрезмерная централизация и концентрация экономической власти, ведущей к социалистической монополии и созданию условий для перегрева экономики;
    * управление республикой исключительно административно-командными методами, отказ от рыночных механизмов;
    * доминирование коллективных видов собственности, так называемых “общенародными”, “государственными”, а на самом деле общей собственности особого социального слоя – партийнономенклатурной олигархии;
    * существование внеэкономических способов принуждения к труду на основе лишения всех членов общества гражданских прав;
    * создание продовольственного и товарного вакуума, усиление теневой экономики и подсаживание населения на голодный паек;
    * превращение республики в автаркичное полунатуральное хозяйство с наивысшим развитием сырьевых отраслей в системе общесоюзного разделения труда и специализации.

Среди просоветских политологов вращался и ныне имеет место популистский лозунг, что при таком жестком диктаторе, каким являлся И.Сталине, теневой экономики не существовало, поскольку жесткая позиция в отношении к преступникам и бюрократам, администрирование всех укладов общественной жизни, полувоенные методы руководства финансово-материальными потоками не позволили бы появится нелегальным отношениям. История опровергает сеи домыслы. Если до войны теневая экономика составляла до 30% совокупного общественного продукта, то во время Второй Мировой войны невидимые экономические процессы всплыли и достигли объемов в 70-80% всего продовольственного рынка и рынка товаров первой необходимости. Даже на заводах, изготовлявших оружие и боеприпасы, происходили хищения горюче-смазочных материалов, металла, бумаги, дерева, тканей и прочего. На фоне человеческих бедствий и геноцида со стороны фашизма особенно циничным выглядел тот факт, что на неоккупированных территориях СССР усилились экономические преступления, связанные с перераспределением русурсов, на коррупции и бандитизме наживались чиновники, военные, организованные преступные группировки, протекал процесс извлечения незаконных и нетрудовых доходов, проводились фантастические по масштабам хозяйственные аферы. Как отмечала Светлана Аллилуева, дочь «вождя народов», даже сам Иосиф Сталин не знал, в каких объемах происходило хищение и разворовывание страны. Безусловно, он чувствовал это, даже пытался изменить статус-кво репрессивными мерами, не понимая, что только усиливает этот процесс, и поэтому советский лидер был  бессилен что-либо сделать. Нужно отметить то обстоятельство, что если Сталин жил относительно скромно (фактически за счет государства, ибо зарплата ему была ненужна, он имел все, что хотел), то часто его окружение не считало необходимым придерживаться такого самоограничения. Многие министры и генералы были богатыми людьми[9]. И этому следовали руководители средней руки, не говоря о том, что не гнушались преступным промыслом и самые мелкие чиновники.

В военные и послевоенные годы теневая экономика продолжала динамично развиваться. Например, возникали  целые фиктивные организации и предприятия, занимающиеся извлечением дохода от перераспределения дефицитных ресурсов, однако были и такие, которые создавали реальные блага. Так, в конце 1940-х на территории России возникла Военно-строительная организация (УВС-1), которую создали из «воздуха» несколько людей с криминальными статусами. Понимая мощь печатей, штампов и бланков, они сфабриковали эти канцелярские принадлежности и этим самым «узаконили» УВС-1. Будучи незафиксированной в госсистеме структурой, она, однако, за несколько лет произвела огромный обьем строительных и реконструкционных работ на разрушенных войной территориях, получив значительные доходы, но не уплатив государству ни одного рубля в виде налогов и прочих обязательных отчислений. Руководителям назначались звания и награды, давались льготы и мн.др. И только случайность раскрыла эту аферу. Хотя в историю экономической криминалистики это вошел как одна из крупных экономических афер.

Нужно заметить, что резкое сокращение негосударственного сектора, которое имело место в 1950-е годы сопровождалось укрупнением государственного производства, одновременно шел запрет подсобных промыслов, вводились ограничения на ведение личного подсобного хозяйства. Под воздействием этих процессов сформировалась окончательно как системная теневая экономика. Дело в том, что теперь государство обязано было дать тот объем услуг и товаров, что раньше производилось в других формах собственности. А поскольку этого не произошло по вполне очевидным причинам, то ущемление потребительской сферы вызвало создание теневых структур. По данным Центрального агентства информации США: в 1950 году легальный частный сектор давал 22% от официального ВНП, а к 1977 году – менее 10%[10]. Это подтверждало, что сектор перешел на неофициальный статус.

Когда к власти пришел Никита Хрущев, то начал с политики «оттепели», которая могла изменить социально-экономическую ситуацию после многолетних репрессий. Его реформы (1954-1964 годы), направленные на изменение системы управления, в частности, передачи функции министерств (вертикальная иерархия управления) территориальным органам власти (горизонтальная иерархия управления), то есть совнаркомам, стимулировали производство на местах и ослабили чрезмерную централизацию. Такие способы должны были стимулировать производство и снять напряжение на местных рынках. Однако лидер не собирался менять всю систему, он сохранил карательные функции государства и аппарата насилия. И поэтому теневая экономика набрала силу, особенно при необоснованных установках КПСС и нереальных идей «обставить» капитализм и войти во втором поколении в коммунизм, и ради внешней видимости их достижения многие руководители пошли на фальсификацию данных. Резкое сокращение негосударственного сектора в конце 1950-х - начале 1960-х годов (ликвидация промысловой кооперации, перевод колхозов в совхозы, запрещение подсобных промыслов, ограничение на ведение личного подсобного хозяйства, запреты на содержание в нем скота и т.д.), тенденция к дальнейшему укрупнению производства, усиление явлений монополизма в экономике, идеологически провозглашенная близость перехода к коммунизму - все это сформировало тип хозяйства с двойным сектором - официальная и теневая, причем взаимодействующие друг с другом.

Расцвели спекулятивные рынки, позникли подпольные цеха, фарцовщики и валютчики. Конечно, когда Хрущев узнал о коррупции, то повел «решительную» борьбу, заключавшейся в жестких административных санкциях и уголовном преследовании. МВД совместно с КГБ провели ряд устрашающих мероприятий, были осуждены валютчики и спекулянты, однако загнать в бутылку рыночную стихию они были не в состоянии. По современным оценкам, в 1960-х годах неофициальные производства обеспечивали до 20% промышленных продуктов и 40% пищевых изделий, а через спекулятивные рынки проходило около 35-45% всех дефицитных товаров. Н.Хрущев даже не догадывался или не хотел знать, что своими политическими методами наоборот дает силу нелегальным отношениям. Ведь государство подобными механизмами спровоцировало рост теневой экономики, поскольку официальное производство не способно было удовлетворить потребности населения. Уничтожение негосударственного сектора лишь ухудшило социально-экономическую обстановку в стране.

Как писал эксперт Григори Гросмсман, «после прекращения сталинских репрессий хрущевская оттепель была сопряжена с повышением спроса на потребительские товары и услуги, и на это очень живо откликнулась теневая экономика. Среди других фактов роста теневой экономической деятельности в 1960-е годы можно назвать быстрое увеличение количества частного автомототранспорта (это дало сильный толчок развитию широкой сферы теневых отношений – от распределения машин за взятки до ремонта автомобилей) и значительное расширение контактов с иностранцами. Рост теневой экономики и коррупции быстро стал самоподдерживающимся. Люди поняли все плюсы теневой экономики. Так, уже в 1961–1962 гг. в СССР возросло количество смертных приговоров по делам, связанным с экономическими преступлениями. По некоторым оценкам, объем денежных сбережений «в матрасах», которые накоплены в основном незаконными путями, составил в 1970 г. около 28 млрд руб»[11].

При Леониде Брежневе теневая экономика расцвела и приняла чуть ли не официальную окраску. Со всех трибун шли рапорты по стране о сборе несуществующего урожая хлопка-сырца, зерна, произведенного мяса, товаров народного  потребления, в то же время за границей за золото скупались продукты питания и первой необходимости, за бесценок продавались богатства, раздавалась "социалистическим" странам помощь на миллиарды рублей. Время этого лидера считают «эпохой приписок», поскольку все достижения советской экономики были взяты с потолка. Советская экономика приобретала черты полутоварного производства. В начале 1980-х годов во всех регионах страны стали возникать подпольные цеха, продукция которых находила сбыт. Другое дело, что эти производства использовали официальное обрудование, материальные и энерго-ресурсы, фонды и лимиты, спускаемые по линии Госснаба и Госплана отдельным фабрикам и заводам. Руководители этих предприятий не отказывались получать нелегальные доходы за счет перераспределения этих ограниченных ресурсов в частный бизнес.

Нужно заметить, что все же какие-то механизмы снижения теневого сектора предпринимались реформами Андрея Косыгина в 1970-х годах, которые были направлены на внедрение прототипов рыночных механизмов в народное хозяйство – внутриотраслевой хозрасчет, бригадный подряд, но эти идеи были искажены существующей практикой. Более того, КПСС не собиралась менять в корне всю систему, поскольку косыгинская методика предполагала внедрение хозрасчета на каждом предприятии, санацию убыточных предприятий, проведение конверсии, освобождение цен и заработной платы от жесткого регулирования, то есть то, что делало относительно свободным предприятия и выводило их из зависимости от центральных органов планирования и снабжения.

История в какой-то степени повторяла методы и схемы функционирования советской системы. Вот что по этому поводу высказал Леон Арон, директор российских исследований Института американского предпринимательства: «1921 год. Ленин говорил: «мы должны пересмотреть всю систему взглядов на социализм». То есть, крестьянство должно быть свободным и частным, должна быть частная мелкая и средняя торговля, тресты - хоть и государственные - должны действовать как частные компании, то есть получать прибыль или закрываться. Была биржа труда, были безработные и т.д. Умирает Ленин, приходит к власти Сталин - закрывается НЭП, уничтожается все то, о чем мечтал Ленин в последние годы своей жизни. Умирает Сталин, приходит Хрущев, происходит десталинизация. Смещают Хрущева - происходит «бархатная» сталинизация... В Англии после Кромвеля был Карл Второй, а после Великой Французской революции появился Наполеон Третий... Реставрации проходят всегда. Может быть обществам нужна какая-то передышка перед новым рывком...»[12].

Считается, что во времена застоя самые некомпетентные партийные бюрократы почти всегда получали повышение и дослуживались до самых партийных чинов, поскольку формировали благоприятную теневую среду за счет грубых ошибки в управлении и недочетов в планировании, и этим пользовались криминальные сообщества. Порой они работали в единой связке. В Узбекистане свою силу стали демонстрировать кланы, возрожденные на базе коррумпированной чиновничье-партийной системы, по мнению некоторых экспертов, в середине 1970-х годов кланы и мафиозные структуры держали под контролем 10% производства в промышленности, 45% торговли и заготовках, 30% сельского хозяйства республики[13]. Шло скрещивание кланов с дельцами теневого бизнеса, особенно в хлопководстве, где приписки и хищения достигли значительных масштабов[14]. Нужно признать, что правительство и партийный аппарат прощал их деятельность, из-за того, что они платили определенные «взносы» контролирующим структурам, кроме того, благодаря их неофициальной деятельности «черный рынок» был способен заполнить вакуум товаров и услуг, который порождался централизованной плановой экономикой, и, таким образом, отсрочить социальный взрыв.

К концу 1970-х годов в Узбекистане функционировало около полусотни подпольных цехов, которые производили товары народного потребления за счет государственных ресурсов, и продажа которых на 60% обеспечивалась о линии государственной торговли, 10% - кооперативной и 30% - частной (на колхозных, вещевых и спекулятивных рынках)[15]. Вообще-то первые цеха промышленного типа начали зарождаться в СССР еще в 1960-х годах, и они работали в паре с лицами, занимающихся нелегальной торговлей[16]. Следует отметить, что такая деятельность не могла пройти мимо криминальной среды, и в этом смысле уголовные элементы рэкетировали (вплоть до физической расправы) подпольных предпринимателей, понимая, что те не станут обращаться за помощью в милицию. «Экспроприация» порой достигала 70% и выше всего объема нелегальных доходов. В свою очередь, тем приходилось покупать защиту у других бандитов или подкупать милицию. Противоречия были особенно острыми уже к концу 1970-х годов. Понятно, что так долго происходить не могло, ибо частный бизнес постоянно находился под давлением, обороты снижались, а криминал порой резал курицу, несущую золотые яйца», и не имел в послеедующем хороших источников доходов. И консенсус между сторонами был найден в 1979 году в Кисловодске, где прошла совместная «конференция» лидеров криминального мира («воров в законе») и подпольных коммерсантов («цеховиков»), и тогда внеэкономические изъятия были заменены планомерной выплатой 10% от доходов вторых в обмен на гарантированную безопасность от первых. Считается, что «Кисловодская конвенция» имела силу на Кавказе, в средней полосе России и Средней Азии, где подпольное предпринимательство особенно динамично развивалось, однако в последующем она стала эталоном для других территорий, и уголовная среда строила свои связи с бизнесменами именно в таком деловом ракурсе. Милиция тоже вошла в долю, коррумпированные сотрудники закрывали глаза на нелегальный бизнес за фиксированный куш.

Кроме подпольных цехов на рынке работали т.н. «частники» - лица, которых называли «индивидуалы» - производители товаров и услуг без официальной регистрации. По мнению Т.Корягиной, частник в социалистических условиях это – «в подавляющей своей массе люди, которые не превратили нелегальную деятельность в основной источник дохода»[17]. Обычно это были квалифицированные специалисты, которые использовали рабочее время, государственные (или собственность кооперативов) оборудование, ресурсы для выполнения индивидуальных заказов населения. При этом они могли часть прибыли оформить документально, а часть скрыть, а могли утаить и всю выручку. Таким образом, эти доходы не отражались в официальной статистике. По мнению экспертов Госкомстата Узбекистана, в 1980-1984 годах в сфере бытового и коммунального обслуживания республики частники выполняли около 20% объема работ, скрывали от официального учета до 30% выручки[18].

Между тем, ставился вполне резонный вопрос: что же влекло граждан к частнику? Ответ лежит на поверхности: прежде всего, население не устраивало качество произведенной продукции отечественного производства в государственном секторе. В начале 1980-х годов только 15% опрошенных в Узбекистане оценили положительно качество изготовляемой обуви, 30% - трикотажа, одежды, 25% - ремонта телевизоров и магнитофонов, 34% - ремонта часов, 27% - ремонта мебели. Следует сказать, что уже в середине 1980-х годов, согласно выборочному опросу в г. Ташкенте, только 26% заявили, что согласны купить обувь местного производства, 24% - одежду, 30% - обратиться к мастерам из ремонтных служб госструктур. Относительно высокое качество мог предоставить только частник[19]. Кроме того, госсектор не обеспечивал своевременное выполнение заказанных работ. Так, в 1987 году среди респондентов г.Ташкента 85% критически высказались относительно сроков выполнения госремонтными службами. Самый высокий показатель нарушения был у ремонтников мебели - около 96% отметили несвоевременное их выполнение; самое меньше – 32% - у служб химчистки[20].

Однако частник в тот момент балансировал на грани закона, и к нему особое внимание уделяли ОБХСС и Комитет народного контроля. К частникам также следовало относить тех, кто был занят временными строительными или сельскохозяйственными работами («шабашники» - на ремонтно-строительных заказах, «картошечники» и «луковщики» - на сборах продовольственных культур на колхозных полях, обычно социально деградированные граждане), которые выполняли до 40% частных строительных работ и заполняли продуктами до 10% всего объема колхозного рынка. Однако следовало сказать, что в среднем цены у частников были в 1,5-2, а в некоторых случаях и в 5 раза выше, чем у государственного сектора[21]. Порой было и так, что частник был звеном в цепочке перерпаспределения ресурсов, изъятых из государственной системы снабжения. Речь идет о т.н. «спекулянтах» и «фарцовщиках», которые признавались вредителями социалистической экономики и уголовными элементами. Таким образом, частники – это люди, которые были официально изъяты из списка занятых в народном хозяйстве, но которые оказывали реальные услуги или производили товары.

В этом контексте весьма уместно мнение экспертов Б.Свенсона и А.Ханссона, что «участвующих в теневой экономике можно разделить на граждан, для которых нелегальная деятельность является единственным или основным источником дохода, и граждан, для которых участие - дело эпизодическое,  случайное. Среди последних есть и такие, кто даже не знает, что участвует в неофициальных сделках. Ведь клиент не должен знать, облагаются ли оказанные ему услуги налогами или нет»[22].

Пришедший к власти в 1983 году Юрий Андропов, видя, насколько глубок кризис советской экономики[23], решил подправить ее силовыми методами, наиболее испытанными и проверенными еще со сталинских времен. Понимая, что без «чистых» рук этого не сделать, то начал с чистки милицейской среды и органов государственного управления как в созных, так и республиканских структурах. Его методы ничем не отличались от сталинских в стиле репрессий. Считается, что именно Ю.Андропов обещал серьезные проблемы партийному лидеру Узбекистана Шарафу Рашидову за махинации в хлопководстве, и тот скоропостижно скончался в конце 1983 года. В те годы полетело немало коррумпированных чиновников, однако следует отметить, что сама система экономических отношений осталась прежней, и она являлась благоприятной средой для теневых сделок между чиновниками, кланами, мафией и подпольными бизнесменами. Вместо уволенных и посаженных лиц в аппарат госвласти пришли новые, которые также быстро втянулись в нелегальные отношения. И приписки, хищения, очковтирательство продолжалось. Просто все еще больше ушло в неконтролируемую сферу, и лишь при Константине Черненко вернулись прежние объемы теневых процессов.

Теневая экономика, составлявшая при Брежневе, по самым щедрым подсчетам, 10—15% ВВП, выросла до 50% ВВП в доперестроечный период. По уровню коррупции в 1980—1985 годы Советский Союз находился в середине списка из 54 стран, обладая более чистой бюрократией, чем Италия, Греция, Португалия, Южная Корея и практически все развивающиеся страны[24].

Последний советский лидер Михаил Горбачев, осознав масштабы экономического кризиса, предпринял шаги по реконструкции социалистической системы. Его политика гласности и перестройки сыграли важную роль в формировании многоукладной экономик и либерализации политической сферы. Кроме легализации общественных структур и партий, разрешения плюрализма мнений, разрешения митингов и шествий, снижения цензуры, были сделаны шаги по приданию статуса официальным тем производителям, которые раньше находились в тени. Как и любая реформа эта политика имела издержки. Трансформационный период не завершился в полной мере, а половинчатые мероприятия привели к распаду огромной страны. Между тем, на политической арене главную скрипку стали играть негосударственные формы собственности, а они, как показала история, зачастую находились в руках теневых дельцов, организованной преступности и коррумпированных чиновников, в том числе и в правоохранительной среде.

Стремясь сдержать социальную катастрофу, советское правительство стремилось это сделать при помощи повышенной эмиссии, однако на эти деньги не выпускалось адекватного количества товаров, и это способствовало росту не уровеня жизни, а очередей, дефицита и спекуляции. Только в 1988 году было дополнительно напечатано 11 млрд. руб., в 1989 году - уже свыше 25 млрд., хотя Верховный Совет СССР принял решение ограничить эмиссию в том году до 10 млрд. руб.”[25] Инфляция вызвала увеличение теневых отношения в 2-3 раза. Как сказал эксперт Леон Арон, «система, которую Сталин создал кнутом и которая по инерции катилась и что-то производила, к середине 1980-х начала разваливаться»[26]. Эта система больше не могла паразитировать на естественных экономических законах. Рынок и плановое хозяйство оказались малосовместимыми, и на этих противоречиях укреплялись нелегальные отношения, усиливалась коррупция.

В период перестройки значительная часть т.н. «плутократической» собственности ушло за рубеж и там, легализовавшись, приобрела форму частной. Тогда был популярен лозунг: «Куй железо пока Горбачев!», подразумевая то, что государство может вернуться к прежней репрессивной политике, которое имело место в сталинское и хрущевское время, и тогда капиталы будут изъяты как незаконнонажитые. Советское правительство понимало, что открывая двери рыночным отношениям, оно должно быть готовым к тому, что одновременно из подполья выползут как стихийные силы, так и криминальные, загнанные туда репрессивными методами, и поэтому предприняло соответствующие шаги. Однако эти шаги были не адекватными ситуации, более того, они ухудшали экономическое положение страны. Деформации в экономике проявились и при борьбе с нетрудовыми доходами, и в антиалкогольной кампании, когда только от свертывании производства и продажи спиртных напитков были вырублены виноградники, закрыты заводы, часть населения потеряла официальный источник заработка и труда, а государство не досчиталось в бюджете десятков миллиардов рублей. В тоже время резко увеличился рост самогоноварения, изготовления домашних алкогольных напитков, причем не всегда качественных, из-за чего возросло количество смертельных исходов и потери здоровья. Хотя официально было зарегистрировано незначительное количество такого производства, однако, оценивая реально положение дел, данный вид хозяйствования имело более широкие масштабы. По оценкам экспертов, в 1988 году каждая третья бутылка водки производилась подпольными цехами, а в Узбекистане на антиалкогольной кампании нажились в основном криминальные элементы, державшие под контролем ликеро-водочные предприятия, а также проверяющие структуры.

Нередко расцвет теневой экономики в 1980-х годах пытаются приписать хозяйственной реформе, перехода к рынку и многоукладной экономике. Однако необходимо уточнить, новые формы собственности, вступая в свои права, вынуждено было бороться за ресурсы и вообще место под солнцем, и поэтому культивировало в некоторой степени теневые отношения. Их теневая деятельность отчасти вынуждена конкуренцией и борьбой за выживание в условиях искаженной и деформированной социалистической системы, существовавших производственных отношений. В этот период выжить можно было только в синтезе к криминалом и коррупцией.

В 1970-1980-х годах особое развитие в СССР получала нелегальное предпринимательство, включавшая в себя различные виды скрытой индивидуальной и артельной деятельности: извоз, строительно-ремонтные работы, ремонт легковых автомашин, оказание различных бытовых и медицинских услуг, сдача в найм жилья, репетиторство, самогоноварение, частнопредпринимательская деятельность на госпредприятиях, нелицензированное изготовление и продажа соответствующих товаров кооператорами и индивидуалами и т.п. Весь оборот нелегального предпринимательства по Союзу составлял в 1989 году около 50-55 млрд. рублей, а в различных его формах в той или иной мере участвовало 30-40 млн. человек.[27] Подобный процесс имел место и в Узбекистане (см. таблицу № 1.16).

 

Таблица № 1.16. Экспертные расчеты объемов теневой экономики Узбекистана в социалистический период[28]

Показатели


1980


1985


1986


1987


1988


1989


1990

Произведенный национальный доход - ПНД (в фактически действовавших ценах), млрд. рублей


17,5


20,0


19,6


19,4


20,8


21,5


23,3

Объем теневой экономики, в млрд. рублей/ в % от ПНД


2,3/ 13,1


3,5/ 17,5


5,7/ 29,0


6,2/ 31,9


6,6/ 31,7


7,2/ 33,4


9,1/ 39,0

Среднегодовая численность занятых в народном хозяйстве, тыс. человек


-


6619,1


-


-


-


-


7944,9

Число вовлеченных в теневую экономику, в %


0,3


0,8


3,9


6,2


6,8


8,1


8,4

Основные фонды – ОФ (на конец года, в сопоставимых ценах), млрд. рублей


56,1


77,8


82,0


86,2


90,2


95,0


100,9

Объем ОФ, вовлеченных в нелегальные экономические процессы, в млрд. рублях/ в % от всех ОФ


12,1/ 21,5


13,3/ 17,09


13,7/ 16,7


15,2/ 17,63


20,1/ 22,28


22,3/ 23,47


29,4/ 29,13

Капитальные вложения – КВ (в сопоставимых ценах), млрд. рублей


3,19


3,15


3,24


3,19


3,15


3,00


3,29

Доля КВ, использованных для теневой экономики, в %


17,6


20,2


25,4


26,1


30,9


33,1


36,1

Выплаты и льготы, полученные населением из общественных фондов потребления - ОФП, млрд. рублей


4,94


6,50


6,83


7,24


7,86


8,58


9,13

Доля теневой экономики в ОФП, в % от общего объема выплат


7,2


8,1


8,9


9,0


9,2


10,1


10,2

Прирост промышленной продукции на 1 рубль капитальных вложений за пятилетки, в сопоставимых ценах, копеек


1981-1985


1986-1990

- в официальной экономике


56


47

- в теневой экономике


23


78

 

В 1980 году на 1 рубль основных фондов приходилось 0,31 рублей произведенного национального дохода, то в теневой – 0,19 рублей. Больше всего использовалось ОФ для частных (неофициальных) интересов в сельском хозяйстве, торговле, материально-техническом снабжении, строительстве, транспорте, здравоохранении. Как видно из этого, все больше экономические активы Узбекистана – капитал, людские ресурсы, производственные мощности - вовлекались в нелегальную сферу. Если за 1976-1980 годы на 1 рубль капитальных вложений происходил прирост промышленной продукции на 59 копеек в официальной экономике, то в теневой – на 12 копеек, но в последующем произошли обратно пропорциональные изменения, соотношения стали как 56:23, 47:78. То есть в теневой экономике эффективность возросла за 15 лет на 6,5 раз, а в официальной произошло снижение на 20,3%. Это свидетельствовало о том, что дефицитные и фондируемые ресурсы благодаря коррупционным связям просто перекачивались в нелегальную сферу деятельности, в частности это товарно-материальные ценности, отгруженные товары и оказанные услуги, денежные средства, дебиторские и кредиторские активы и т.п. Более того, это отражалось на народнохозяйственных показателях: так, за 1976-1980 годы фондоотдача снизилась на 3,15%, за 1981-1985 годы – на 4,4%, за 1986-1990 годы – на 1,1%. Особенно высокое падение отмечалось в сельском хозяйстве за период 1981-1986 годов – на 8,8%. Не удивительно, что это сложилось из-за того, что при производстве неучтенной продукции теневики использовали из официальных фондов сырье и материалы, а также средства производства. Это заметно по объемам капитального вложения, поступаемых из официального сектора в нелегальный – за 11 лет его темп составил в 2,05 раза.

Значительные объемы «списывались» в теневую экономику. Например, уровень рентабельности подрядных строительных организаций снизился с 13,7% в 1986 году до 12,6% в 1990 году, но при этом амортизационные отчисления возросли с 2,02 млрд. рублей до 2,29 млрд. По мнению экспертов, часть ресурсов просто расхищалось, а для отчетности вписывались показатели амортизации основных фондов. Такие же тенденции наблюдались и в других отраслях народного хозяйства.

В частности, в 1980 году в Узбекистане было потреблено 36,3 млрд. кВт/ч, в 1990 году – 54,1 млрд., то есть произошел рост на 149,0%. В тоже время потери в сети общего пользования возросли с 3,0 млрд. до 5,3 млрд. или на 176,6%. Как отмечается экспертами, эти «потери» могли произвести нелегальные промышленные предприятия, производившие неучтенную продукцию для населения и других отраслей экономики. В итоге энергоемкость в создании национального продукта за 1981-1985 годы возросла на 0,9%, за 1986-1990 годы – на 7,0%, в сам за 1990 году – на 22,1%, в создании чистой продукции предприятий, соответственно, на 1,7%, 6,9% и 22,4%. В 1981-9185 годы только металлоемкость в создании национального дохода возросла на 3,7%, а чистой продукции предприятий – на 4,5%. Теневая экономика «списывала» затраты на официальную сферу, при этом получая значительные доходы. Между тем, снижение материальных затрат только на 1 копейку на каждый рубль общественного продукта позволял получить дополнительно 530 млн. рублей национального дохода. По мнению экспертов, эти «экономии» можно было засчитать в разряд нелегальной деятельности.

Также росли объемы коррупционных «изъятий» из общественных фондов потребления, причем с ростом объемов ОФП увеличивалась и доля теневой экономики. Хищения и нецелевое использование происходило как на уровне распределения ресурсов, так и потребления. Так, к примеру, расхищались строительные материалы, инвентарь, горюче-смазочные ресурсы, оборотные средства и многое другое, приписывались «мертвые души», на которых распределялась заработная плата. В результате того, что выделенные средства на дошкольное воспитание, школьное и высшее образование, медицину и спорт, не попадали по назначению, то персоналу вышеуказанных учреждений приходилось изыскивать финансирование в частном порядке. Так появились неофициальные платы в детские сады, школы, взятки в вузах, подношения врачам, покупка медикаментов у медперсонала.

 

Таблица № 1.17. Структурные сдвиги в теневой экономике Узбекистана

Период


Тенденции теневой экономике

1920-1935


Возникновение «черных» рынков, хищения строительных материалов, спекуляция товарами народного потребления, нелегальное и неучтенное производство товаров и оказание услуг. Расцвет уголовного промысла, в т.ч. грабежи, кражи, воровство, убийства.

1935-1945


Усиление «черных» рынков. Нелегальное производство товаров и услуг. Усиление бандитизма в годы войны. Хищения ресурсов. Неэффективная экономика.

1945-1960


Хищения ресурсов. Спекуляция. Уголовный промысел. Браконьерство.

1960-1970


Хищения материальных ресурсов в промышленности, строительстве, сельского хозяйства. Спекуляционные рынки. Обман покупателей в торговле и общественном питании. Нецелевое использование бюджетных средств. Нелегальные валютные операции. Несуны. Высокая доля неэффективной экономики. Нелегальные золотые и серебренные прииски.

1970-1985


Приписки и очковтирательства в сфере сельского хозяйства (хлопковое дело), хищения материальных и финансовых ресурсов практически во всех отраслях народного хозяйства. Несуны. Наркобизнес. Коррупция в сфере образования и здравоохранения. Слияние мафии с правоохранительными органами. Цеховики и нелегальное производство. «Розовые рынки» (спецмагазины). Кланы начинают участвовать в распределении государственных ресурсов.

1985-1991


Приписки. Рост криминальной экономики. Рэкет коммерческих предприятий и индивидуальных предпринимателей. Хищения. Спекуляции. Слияние кланов с мафией и с правоохранительными органами. Вывод государственных ресурсов из-под контроля, создание предприятий по перекачке активов и оборотных средств. Мошенничество с финансовыми активами. Первый этап легализации теневых средств организованной преступности и коррумпированных чиновников.

1992-2000


Период «дикого капитализма». Расширение рэкета. Уголовная преступность сменяется контролем административных структур над бизнесом. Взятки и откаты за госзаказы. Криминальная приватизация. Кланы контролируют региональную и частично центральную экономику. Второй этап легализации теневых средств и социального статуса кланов, мафии, правоохранительных органов и чиновников. Появление нелегальных олигархов (И.Джурабеков, М.Усманов, Г.Каримова). Распределение сферы влияния между тенекратами. Снижение уровня неэффективной экономики. Проверки как метод экспроприации. Мошенничество с финансовыми активами. Рост банковской преступности. Усиление беловоротничковой преступности. Коррупция в органах власти. Махинации с конвертацией. Налоговые преступления.

2000 – по настоящее время.


Приписки в сельском хозяйстве. Коорупция на авторынке. Нелегальные внешнеторговые операции. Усиление административного давления на бизнес и внеэкономические изъятия. Произвол правоохранительных органов. Коррупция. Вывоз капитала за границу. Перераспределение контроля над ресурсами и прибыльными сферами бизнеса. Рост контрабанды и налоговых преступлений. Третий этап легализации теневых капиталов. Создание структур по перекачки ликвидных продуктов – свободные экономические зоны.

 

Из таблицы № 1.17 видно, что в годы советской власти в Узбекистане формировалась теневая экономика в начале как нелегальное производство и «черные» рынки товаров и услуг, затем в виде хищений и злоупотреблений служебными положениями, спекуляций. В 1970-х годов пошли приписки и мошенничество с активами, как форма перераспределения ресурсов и материально-денежных потоков. Одновременно усилились процессы хищений на промышленных и строительных предприятий, сельском хозяйстве и транспорте, нелегальных отношений в сфере распределения и реализации продукции. Часть товаров уходила на спекуляционные рынки, что привело к острому дефициту в официальных. С 1985 года произошла легализация капиталов криминальных сообществ, административные формы получения нелегального дохода перестали играть ведущую роль – им взамен пришли рыночные, но с криминальными факторами.Так, к примеру, в экономике усилились уголовные тенденции, в частности сбыт ворованных вещей, грабежи, воровство, производство алкоголя. Произошел рост хищений и перекачки средств из государственных фондов в негосударственные предприятия (кооперативы). Появился рэкет, причем, как со стороны организованной преступности, так и контролирующих структур. Проявилась массовая тенденция ухода от налогообложения коммерческих предприятий и индивидуалов. Цеховики вышли из подполья, и теперь их учреждения функционировали открыто, однако им теперь приходилось учитывать силу рэкета. Мафия начала заявлять о себе как о силе, организовав ряд политических и межнациональных столкновений в Узбекистане – это был их ответ за репрессии Москвы по отношению к клановым лидерам и организованной преступности.

С периода независимости произошло смещение акцентов у теневой экономики: все меньше неэффективных сторон, позволяющих раньше изымать теневую ренту от простоев, потерь, приписок, фальсификации данных, и все больше проявление активной части – нелегальное и подпольное производство товаров и услуг, контрабанда, хищения в особо крупных размерах, проституция, нарко- и работорговля. Миграция стала новым источником дохода. Мафия легализовалась и интегрировалась в государственные органы. Правоохранительные органы стали защищать преступные сообщества и противодействовать демократическим процессам. На волне этого усилились авторитарные процессы, появились неофициальные олигархи, контролирующие целые сферы народного хозяйства. Бизнес с наркотиками, нефтепродуктами, хлопком и золотом стали прибыльными для организованной преступности. Управление официальной экономикой происходит полицейскими методами. Возросла коррупция, в том числе в сфере образования, здравоохранения. Суды и силовые структуры коммерциализировали свою деятельность – стало возможным легально откупаться или присваивать конфискованное имущество под интересы и нужды ведомств. Это стало новой формой перераспределения экономических активов. Сила государства использовалась в узко корыстных интересах, что было невозможным в социалистический период.

Нужно отметить одну тенденцию: если в советское время за хозяйственные преступления осуждались должностные лица, а также нелегальные предприниматели (спекулянты, фарцовщики, валютчики, несуны и цеховики), то позже – официальные бизнесмены и незарегистрированные предприниматели, а затем под «маслокрадов» стали подводить политических лиц, а также несогласных с проводимыми реформами коммерсантов.

Это всего лишь часть того, что произошло в Узбекистане за последние 90 лет. Естественно, структурные сдвиги имели более глубокие тенденции и последствия, но уже сейчас можно сказать, что теневая экономика стала не сопутствующей официальной – а ее равносильной стороной, антиподом, сминающим под себя свободный рынок, социальные устои и подстраивающий под себя законы и политику государства. По мнению экспертов, нелегальные процессы на постсоветском пространстве несли в себе более разрушительную мощь и последствия, чем в других странах мира, в том числе и «третьего». Уже с середины 1980-х годов на волне рыночных преобразований использовались мошенничество для лишения людей имущества и собственности. Так, к примеру, в 1987 году органами внутренних дел Узбекистана было задержано в связи с бродяжничеством[29] 8,9 тыс. человек, 1988 году – 9,6 тыс., 1989 году – 8,8 тыс., а в 1990 году – уже 10,8 тыс.[30] Это свидетельствует о том, что рыночной волной с криминальным оттенком вымывало людей из привычной сферы жизни, ломало их прежний уклад существования, оставляя на произвол судьбы. Часть этих людей была задействована милицией в нелегальной деятельности, например, в сельском хозяйстве или строительстве. Кроме того, возрос и уровень алкоголизма среди подростков: в 1987 году было удалено с улиц и из других общественных мест в состоянии сильного алкогольного опьянения 324 несовершеннолетних, в том числе 46 из них былы доставлены в медицинский  вытрезвитель; 1988 году, соответственно, 265 и 93; 1989 году – 301 и 60.

Эксперт К.Улыбин также считал, что легальная негативная (фиктивная и дефективная) деятельность в государственном секторе также является составной частью теневой экономики. Он отмечал «это явление широко распространено в социалистическом хозяйстве, особенно нашего типа, где высока доля госсектора в структуре народного хозяйства»[31]. По его мнению, часть нетрудовых доходов госсекторе составляли те доходы, рост которых явно был несоразмерен с ростом создаваемых благ. То есть зачастую эти блага выплачивались фактически за бездеятельность. Как это происходило? В одних случаях доходы имели монопольный характер и обеспечивались с помощью завышения цен на реализуемую продукцию, в других были связаны с упадком производства в тех или иных сферах и вынужденной оплатой государством сверхзатрат соответствующим производителям. О незаработанном получении доходов свидетельствовал факт опережения рост фонда заработной платы по сравнению с объемом выпускаемой продукции. В 1989 году такого рода доходы составили около 25 млрд. рублей. Кроме того, как указывает эксперт, значительная часть нетрудовых доходов образовывались путем выплаты зарплаты за выпуск фактически ненужной продукции и вредную деятельность, что широко было распространено в период жесткого централизованного планового управления. За такую антиэкономическую деятельность люди получали доходы часто значительно большие, чем за действительно полезную деятельность. Вполне очевидно, что зарплата за фиктивную и дефективную деятельность являлась фактически вычетом у тех, кто создавал позитивные блага, и с полным основанием К.Улыбин относил их к нетрудовым доходам (они составляли не менее 30 млрд. рублей)[32]. По мнению экспертов Института экономики АН СССР, совокупная плата за ложный труд (включая избыточные доходы и огромные потери в народном хозяйстве) в 1980-х составляла примерно 83 млрд. рублей в год[33].

По мнению эксперта Е.Майминаса, в советской теневой экономике «только за счет неофициальных услуг в середине 1980-х годов подрабатывали 17-18 млн. человек, а объем таких услуг оценивался в 14-16 млрд. рублей в год[34]. В свою очередь Ю.Козлов подсчитал, что стихийной (противозаконной, не санкционированной государственными органами) индивидуальной трудовой и артельной деятельности в 1989 году по Союзу было занято около 20 млн. человек, включая лиц, занимающихся неуставной деятельностью под прикрытием кооперативов[35]. Существенной причиной занятия населения подобным трудом обьяснялось явной «нерентабельностью» для многих из коммерсантов легальных видов предпринимательства, поскольку в реальности они получали тех средств, что им гарантировали власти, в частности, по фондам, лимитам. Это касалось сырья, материалов, оборудования. Поэтому все происходило по нелегальным каналам, и как  отмечал О.Осипенко, каждый второй опрошенный «индивидуал» указывал или на неофициальные каналы приобретения  сырья и материалов, или на систематическую дачу взяток, переплату и т.п.[36]

По данным Т.Корягиной, на конец 1980-х годов в рамках нелегального сектора экономики по СССР было задействовано около 30 млн.мчеловек, что превышало 1/5 общей численности занятых в народном хозяйстве. Хотя следует сказать, что по оценкам этого же эксперта, в начале 1960-х годов удельный вес теневой экономики составлял менее 10% среднегодовой численности рабочих, служащих и колхозников[37].

В период социализма в «тени» оказывались те, кто был занят вне государственных (в том числе кооперативных и колхозных) форм собственности и хозяйствования, то есть их услуги особо не фиксировались статистикой, поскольку существование такого слоя «производителей» шло в разрез с установками КПСС. Поэтому после свертывания НЭПа в конце 1920-х годов вся подобная деятельность если находилась не под запретом, то была ссужена до минимума. Формально Конституцией СССР 1936 года разрешалась индивидуальная деятельность, а Положением о кустарно-ремесленных промыслах 1949 года она еще регулировалась. Более позднее частными актами признавалось деятельность граждан в сфере оказания медицинских, педагогических услуг населению и др. видов деятельности. В начале 1960-х годов с принятием Программы КПСС обозначилось резкое негативное отношение к этой сфере, в результате чего численность занятых в кустарно-ремесленных производствах, к примеру, в в Узбекистане не достигала и 0,1% от общей численности занятых в народном хозяйстве. Далее эта группа вообще перестала фиксироваться госстатистикой, как несуществующая.

Однако экономический кризис в СССР в середине 1970-х годов, который как таковой не был признан партийными идеологами, вынудил власти «реабилитировать» личное подсобное хозяйство граждан, которое в то время стало для многих основным источником существования и материального благополучия. Так, Советом Министров СССР в 1976 году была дана новая редакция данного Положения. И наконец, в 1977 году в  статье 17 Конституции СССР законодательно было разрешено заниматься индивидуальной трудовой деятельностью в сфере кустарно-ремесленных промыслов, сельского хозяйства, бытового обслуживания населения, а также других видов деятельности, основанных исключительно на личном труде граждан и членов их семей. Однако фактически данное положение не оказало должного эффекта, и индивидуальный сектор до середины 1980-х годов оставался в «тени».

Однако принятые союзные и республиканские законы «О кооперации», «Об аренде», «Об индивидуальной трудовой деятельности», «О государственном предприятии» и другие положительно сказались на формировании многоукладной экономики и вывода теневых капиталов в официальный сектор. Государственная казна стала пополняться теми средствами, которые раньше проходили мимо нее. Повысилось качество и количество товаров и услуг. Так, 64% опрошенных узбекистанцев в 1989 устроивали сроки и качество выполняемых работ при изготовлении и ремонте обуви у индивидуалов; 45% - при ремонте квартир; 55% - при оказании услуг фотостудий; 34% - при ремонте бытовой и электронной техники. Однако эти же опрошенные уточнили, что сумма за перечисленные услуги у частников в 2-2,5 раза оказались выше,чем в государственном секторе. В 1993 году разница уже составила 3-4 и выше раз, и это вызывало уже определенное раздражение. У населения иногда складывалось отрицательное отношение к частнику.

Следует сказать, что до принятия закона об индивидуальной трудовой деятельности (ИТД) в Узбекистане было учтено 1,9 тыс. тех, кто занимается частным предпринимательством, к концу 1987 года уже около 19 тыс. человек получили разрешение на занятие ИТД, свыше 9 тыс. из которых  приобрели патенты, внеся в бюджет плату за них в размере 1,5 млн. рублей. Примерно такому же количеству граждан были выданы регистрационные удостоверения на право занятия ИТД, благодаря чему был предьявлен к уплате подоходный налог в размере 1,2 млн.рублей[38]. Между тем, следовало указать на тот факт, что на то время число официально регистрируемых в госорганах лиц по видам деятельности четко коррелировало с величиной ставки подоходного налога. В связи с эти возникла закономерность: чем выше процентная ставка подоходного налога, тем ниже число регистрируемых лиц. Так, согласно данным статистики, в 1985 году индивидуальной трудовой деятельностью в республике было занято 2,8 тыс. человек, а к 1990 году их число достигло 13,4 тыс. человек, что на 5,6 тыс. меньше, чем в 1987 году[39]. В тоже время доход госбюджета Узбекистана от платы за патент снизился с 19,7 млн.рублей в 1990 году до 11,1 млн.рублей в 1991 году[40]. В дальнейшем эта тенденция продолжала сохраняться, вновь вовлекая в неофициальную сферу деятельности тех, кто раньше работал официально.

Одной из причин такой ситуации являлось то, что частники находились уже под «крышей» криминальных сообществ или правоохранительных органов, и доля «рэкета» в ценовой политике достигала 30%. Практически каждый второй индивидуал вывплачивал регулярную или нерегулярную «ренту» контролерам из милиции, налоговой службы или мафии. Все больше и больше они втягивались в нелегальные отношения с государственными и уголовными структурами. С другой стороны, именно коррумпированные элемненты позволяли частнику без лишних проволочек получить доступ к материальным и сырьевым ресурсам, которые уже к распаду СССР были весьма ограничены, расширить свое производство и даже легализовать скрытый капитал.

Как показали социологические опросы, проведенные Госкомпрогнозстатом РУз в 1992 году, системой налогообложения были довольны лишь 3,3% опрошенных предпринимателей, отрицательно отнеслись к ней 81,9%. Главными факторами, сдерживающими развитие негосударственных предприятий, респонденты считали: финансовую нестабильность - 41,2%, отсутствие системы страхования - 9,0%, налоговую систему - 47,5%, кредитную (банковскую) систему - 5,5%. Было не удивительно, что из-за этого часть коммерсантов перераспределялись в неофициальный сектор деятельности или продолжали работать с патентами, однако, естественно, значительную часть своих товаров и услуг просто не фиксировали в отчетностях. Если в начале «перестройки» такие лица скрывали 1/4 часть произведенной в собственных хозяйствах продуктов, то к началу 1990-х годов - уже 1/2. В 1994 году экспертами[41] оценивалась сумма неучтенных услуг и товаров в 65-75% от общего числа. Между тем, по расчетам Т.Корягиной, в конце 1980-х годов госбюджет СССР терял от неуплаты подоходного налога в индивидуальном секторе в 2,0-2,4 млрд.рублей, и она же указывала, что разница между официально заявленными и потенциально возможными поступлениями составлял 1:50[42].

Что касается кооперативного сектора Узбекистана, то он также был подвержен влиянию теневых процессов. Согласно статистике, в 1985 году здесь было занято 1,207 млн.человек, к 1990 эта цифра увеличилась до 1,544 млн.человек. Всего в 1988 году насчитывалось 550 кооперативных предприятий (без колхозов и учреждений потребкооперации) с 10,1 тыс. занятых. На 1 января 1991 года в республике действовало 4,7 тыс. кооперативов, в них было занято 268 тыс. человек, в том числе 61 тыс. совместителей, обьем реализованной продукции (работ, услуг) за 1990 год составил 2,1 млрд. рублей, а фонд оплаты труда - 0,91 млрд.рублей[43]. Несмотря на эти, казалось бы, хорошие показатели, между тем уровень кооперации на тот период в Узбекистане был невысок: например, на 1,0 тыс. человек приходилось 16 работающих в кооперативах, в то время как в Эстонии – 94, Армении – 82, Латвии – 62, Молдавии – 53, Грузии и Литве – по 49 человек[44].

Дело в том, что кооперативы также были вовлечены в нелегальные операции. Около 2/3 из общего числа в той или иной мере вели двойную бухгалтерию, или выкачивали из государственных фондов ресурсы для последующего перераспределения на рынке. То есть одни отмывали теневые доходы, другие занимались посредничеством, перепродавая государственные товары по своим расценкам, третьи перешли на нерегистрированную или нелегальную деятельность. По оценкам экспертов, здесь отмечалась высокая доля подпольного и неофициального производства: если в начале действия закона СССР «О кооперации» только 1/6 произведенной продукции уходила на неофициальные каналы реализации, то в последующие годы эта тенденция возросла, в частности, к 1987 году уже 1/5, к 1993 году - 1/3 и даже 1/2 части[45].

В тоже время эксперты считали, что если в середине 1980-х годов сокрытие от налогов составляла 10-12% от общего объема доходов, то к началу 1990-х годов она возросла до 30%, особенно это ярко проявлялось в сельском хозяйстве и торговле. По мнению К.Улыбина, в целом по союзной экономике доля неучтенных доходов составляла 15-20%[46]. Он же отмечал, что «в середине 1980-х годов доля правонарушений в кооперации составляла в общем обьеме преступности в сфере экономики около 3-4%. Доля же нетрудовых доходов кооперативов в общем обьеме доходов теневой экономики равнялась около 5%, что сопоставимо было с удельным весом кооперации в экономике СССР»[47]. Как отмечали некоторые аналитики, формирование в то время кооперативов при государственных предприятиях задумывались чаще как ширма для перекачки государственных средств в частные бюджеты.

Что касается Узбекистана, то здесь теневые процессы проявлялись более явно: так, доля экономических преступлений только в кооперативной торговле составляла более 50% от их общего числа, в кооперативах по заготовке и переработке вторсырья около 5%, сельскохозяйственном производстве 25%, производстве товаров народного потребления - около 14%[48]. Теневая экономика привела к диспропорциям в народном хрозяйстве, происходил дисбаланс производства и потребления. Как результат – усиливались негативные тенденции, в частности, снижение рентабельности предприятий и увеличение просроченной задолженности между хозяйствующими субъектами (таблица № 1.18). Если в 1980 году такая задолженность составляла 16,8% от доходной части республиканского бюджета, то в 1985 году – уже 44,8%. По некоторым мнениям, часть этих ресурсов шло на разрешение сложной ситуации в хлопководстве, в частности, закрытию тех «дыр», которые образовались в результате приписок, очковтирательства и махинаций с хлопком[49]. Подобными финансовыми инъекциями была совершена попытка скрыть теневые процессы в сельском хозяйстве.

Нужно отметить, что к 1985 году республика имела сложности в экономическом развитии и предприятия, лишенные оборотных средств, вынуждены были брать ссуды у банков, поэтому на тот период отмечался спрос на банковские ресурсы. Но к 1990 году возросла просроченная задолженность между хозяйствующими субъектами, как результат неплатежеспособности. Дело в том, что часть денежных средств и активов просто уплывала в теневую экономику, оставляя предприятия в состоянии финансовой недееспособности и на грани банкротства. Уже тогда эксперты заявляли, что коррупционная среда создает определенные условия для последующей приватизации на льготных условиях и по балансовой стоимости[50].

 

Таблица № 1.18. Просроченная задолженность предприятий и организацией по ссудам банков и взаимным расчетам между хозорганами (остатки задолженности на конец года, млн. рублей)[51]

Показатели


1980


1985


1988


1989


1990

Всего задолженности


1425,3


4482,4


2631,0


1437,4


1478,1

В том числе:


 


 


 


 


 

- по ссудам


835,6


2601,8


752,6


285,5


80,6

- по взаимным расчетам между хозорганами


589,7


1880,6


1878,4


1151,9


1397,5

 

Дисбаланс происходил и между производством и потреблением благ. Так, за 1980-1990 годы темпы роста потребления населением материальных благ и услуг возросло на 55,4%, тогда как национальный доход, использованный на потребление и накопление, за этот период возрос всего лишь на 27%[52]. По мнению экспертов, часть ресурсов предоставляла теневая экономика, которая на тот момент располагала определенными производственными мощностями. Кроме того, в Узбекистане ежегодно снижалась фондоотдача в сфере промышленности: так, в 1983 году на 1 рубль среднегодовой стоимости производственных фондов приходились 1,53 рубля выпускаемой продукции, 1985 году – 1,31, 1987 – уже 1,24, а в 1990 году – 1,17 рубля[53]. По этим причине в 1990 году недополучено промышленной продукции на сумму более 700 млн. рублей[54]. Однако, как считают эксперты, в это время часть оборудования просто работала «налево», и ее результаты просто не «улавливались» в отчетах предприятий.

Следует отметить, что изменилось отношение к производственным мощностям: если раньше руководство из-за безхозяственности и расточительства не внедряли в производство новое обрудование, в том числе импортированного из-за рубежа, то с началом «перестройки» их в срочном порядке передавали кооперативам и малым предприятиям, где они использовались наиболее эффективно и приносили значительные доходы новым предпринимателям. Естественно, это также мало находило отражение в статистической отчетности. Официально эти агрегаты продолжали хранится на балансе старых предприятий (см. таблицу № 1.19), принося им убытки.

 

Таблица № 1.19. Наличие отдельных видов неустановленного оборудования на складах предприятий и строек Узбекистана (по переписи на 1 января)[55]

Тип оборудования


1986


1987


1988


1989


1990


1991

Металлорежущие станки:


 

- тыс. шт.


1,5


1,3


0,9


1,2


1,2


1,0

- млн. рублей


9,6


9,8


8,3


10,0


14,1


15,1

Кузнечно-прессовое оборудование:


 

- тыс. шт.


516


493


446


570


488


407

- млн. рублей


12,4


12,8


11,0


11,9


7,4


6,9

Автоматические и полуавтоматические линии машиностроения:


 

- комплектов


7


11


9


10


15


22

- млн. рублей


0,8


0,5


0,8


69,4


99,7


111,7

Подъемно-транспортное оборудование:


 

- тыс. шт.


4,2


4,2


3,9


3,8


4,2


3,8

- млн. рублей


11,3


14,3


12,0


12,3


14,8


14,9

Электротехническое оборудование:


 

- тыс. шт.


25,4


23,0


23,3


21,3


22,7


21,9

- млн. рублей


29,0


28,4


24,1


23,9


29,8


30,1

Оборудование легкой промышленности:


 

- тыс. шт.


3,2


3,7


3,6


4,4


3,1


1,9

- млн. рублей


20,9


14,9


17,8


13,9


9,0


18,9

Оборудование пищевой промышленности:


 

- тыс. шт.


1,8


1,6


1,7


2,4


2,8


3,5

- млн. рублей


7,6


8,7


7,5


7,8


10,8


14,3

 

По оценкам экспертов, к 1990 году около 1/3 неустановленного оборудования по бесценкам или в связи с «неработоспособностью» были переданы коммерческим структурам, то есть выведены из оборота промышленных предприятий[56]. Более того, теневики были не заинтересованы во внедрении прогрессивных технологий, которые позволяли экономить ресурсы, поскольку сырье и материалы являлись ликвидным товаром в системе, где денежные знаки не имели особой покупательской силой. Поэтому как следствие продолжительность создания и освоения в производстве образца новой техники составлял 5-6 лет, а в некоторых случаях – около 10 лет. Но даже сэкономленные ресурсы не направлялись на усиление хозяйственного потенциала предприятия, он и выводились за пределы внутризаводского оборота. Например, согласно данным статистики, в 1989 году в машиностроении и металлообработке было сэкономленно проката черных металлов на 35,9 тыс. тон, в 1990 году – 39,1 тыс.; стальных труб, соответственно, 10,1 тыс. и 2,4 тыс.; стального литья – 8,1 тыс. и 5,2 тыс.; чугунного литья – 5,6 тыс. и 17,3 тыс. тонн. Между тем, по мнению экспертов, не менее 2/3 этих ресурсов были просто расхищены и перенаправлены для нелегального произодства[57].

Причем, это касалось не только промышленности, но и других отраслей, в частности, сельского хозяйства. В этом контексте следует отметить, аграрная сфера являлась «передовым» в сфере нелегальных отношений. Это было связано с тем, что более 60% населения проживало в сельской местности, а аграрный сектор производил более 40% совокупного общественного продукта страны. В 1980 году в республике насчитывалось 849 колхозов, а в 1990 году – уже 940, за десять лет темп роста колхозов составил 10,7%, тогда как совхозов – 24,7%. Однако число прибыльных хозяйств колхозов возросло с 98,6% до 99,6% от всей численности хозяйств, а государственных сельхозпредприятий – с 67% до 97%. Парадокс заключается в том, что государство вливало большие средства в свои объекты, но эффективность их деятельности был ниже, чем у коллективных. Например, в 1980 году уровень рентабельности колхозов составлял 21,5%, а совхозов – всего лишь 5,9%. Но при этом колхозник зарабатывал в среднем 130 рублей, а работник совхоза – 152,8[58]. Однако, благодаря теневым отношениям, соотношение уравновешивалось.

Кстати, по мнению Т.Корягиной, по абсолютному обьему нелегальной экономики первое место среди всех отраслей народного хозяйства СССР в конце 1980-х годов отдавалось сельскому хозяйству - 23 млрд. рублей в год. «На него приходилось около 1/3 всего обьема теневой экономики в сфере материального производства»[59]. Безусловно, позиция Узбекистана была недалека от этих цифр. Одно из крупных дел, связанный с коррупцией и теневыми отношениями в республике, конечно, следует считать «хлопковое дело». С конца 1983 по 1987 годы в суды Узбекистана и других союзных республик было направлено 780 уголовных дел по припискам хлопка. К уголовной ответственности привлечено более 4,5 тыс.человек, занимавшихся активной преступной деятельностью - от бригадиров до министров[60].

Эксперты организации «Совесть и Фемида» подчеркивали, что «следственная группа (Генеральной прокуратуры СССР, - прим.А.Т.) работала в Узбекистане шесть лет вплоть до 1989 года. За это время было допрошено 20 тыс. человек. Её работа нарастала как снежный ком. Было открыто 800 уголовных дел, по которым было осуждено на различные сроки свыше 4 тыс. человек, обвиняемых в приписках, взятках и хищениях. Из них 600 руководящих работников, десять Героев Социалистического труда. У осужденных, говорится в докладе комиссии Верховного Совета СССР по проверке работы следственной группы, изъято на 100 млн рублей денег и ценностей, нажитых преступным путем. По обвинению в получении взяток было арестовано и осуждено 29 руководящих работников МВД Узбекистана и СССР, четыре секретаря ЦК КП УзССР, восемь секретарей обкомов партии.

Следственная комиссия работала как группа ЧК, не считаясь с законами, процессуальными нормами. Добиваясь восстановления законности, она сама грубо нарушала законы. Использовались все методы сталинского НКВД, чтобы выбить из подозреваемых необходимые признания. Основные вопросы решались Т.Гдляном и Н.Ивановым. Партийные боссы, министры, секретари ЦК с готовностью шли на сделку с ними, с охотой выдавали своих друзей и покровителей. Следственной группе удалось установить, что лишь в 1983 г. в Узбекистане была приписана 981 тыс. тонн несобранного, т. е. несуществующего хлопка, за что республике было уплачено 757 млн рублей, из которых 286 млн исчезли в неизвестном направлении, а, попросту говоря, были похищены всей этой «авторитетной» ташкентско-московской номенклатурой»[61].

Как было отмечено на сайте Международного института гуманитарно-политических исследований, «в середине восьмидесятых годов уголовное «хлопковое дело», начатое против большого числа работников хлопкоперерабатывающей промышленности и сельского хозяйства Узбекистана, стало в СССР синонимом коррупции. Работники этих отраслей получали заведомо невыполнимые задания и вынуждены были фальсифицировать отчетность, раздавая взятки многочисленным российским и узбекским руководителям. Таким образом, у Москвы складывалась абсолютно искаженная картина ситуации в хлопководстве республики. В 1985-1987 годах в Узбекистане прошли судебные процессы по делам о коррупции в хлопководстве. Но после обретения республикой государственной независимости, высшие судебные инстанции Узбекистана не усмотрели в действиях осужденных никакого криминала и реабилитировали свыше 1000 человек - всех осужденных по «хлопковому делу»[62]. Конечно, в дальнейшем президент Узбекистана Ислам Каримов назвал это дело как геноцид узбекского народа, и он был в какой-то степени недалек от истины. Однако это не снимало факт того, что теневые отношения имели место в республике на тот момент, и они стали развиваться в период либерализации экономических отношений наиболее стремительно.

На фоне популяризации практики арендных подрядов, в сельском производстве стали появляться негосударственные предприятия, которые брали определенные участки земель, находящихся в распоряжении или владении колхозов и совхозов, и производили продовольственные культуры, имеющих спрос у населения[63]. Часть средств за аренду выплачивалась нелегально – до 30% от общей суммы, причем наличными, а также до 20% от объема продаж. Естественно, деньги уходили мимо отчетности, и в таких отношениях были заинтересованы как арендаторы, так и рукроводство колхозов и совхозов, которое, в свою очередь, по льготным ценам продавало горюче-смазочные и семенные материалы, сдавало технику, передавало часть водных и земельных ресурсов, прикрывало от проверок их деятельность[64]. Произведенная продукция реализовывалась на крестьянских рынках, где расчет велся наличными, и это было более эффективнее, чем пользоваться услугами магазинов государственной и кооперативной торговли, поскольку выручка должна была инкассироваться. Владельцы частных подсобных хозяйств периодически считались социальным злом, хотя длительное время продовольственный фонд в стране по многим продуктам рассчитывался и планировался без учета потребностей сельского населения. Таким образом, самообеспечение считалось неформальным отношением.

Т.Корягина на второе место в «тени» ставила государственную и кооперативную торговлю, а также общественное питание. По бывшему СССР сюда приходилось ежегодного оборота на сумму 17 млрд. рублей[65]. По расчетам К.Улыбина, «ежегодная дань советских граждан теневой экономике в торговле составляла от 5 до 10 млрд. рублей». По расчетам узбекских экспертов, в середине 1980-х годов доля обсчета и обвеса покупателей при уплате ими суммы составляла около 5-8% по промышленным товарам и 7-10% по продовольственным товарам, а к концу этого периода она возросла до 15-20% и 10-20%, соответственно, и общая сумма теневых доходов могла возрасти до 2 млрд. рублей[66]. Следует привести в этом контексте мнение Л.Никифорова: «органы управления официальной экономикой в своей хозяйственной деятельности исходили из существования теневой. Так, оплата труда в торговле была занижена в расчете на то, что добавочных доход торговым работникам будет получен им самим по известным рецептам - перепродажей, недовесами, взятками»[67] Известно, что среднемесячная заработная плата рабочих и служащих торговли и общественного питания в 1985 году составляла в республике 136,7 рублей, 1990 году - 180 рублей, однако неофициальные доходы перекрывали ее в течение 3-8 дней работы[68].

По бывшему СССР обьем теневых услуг в области медицинского обслуживания достигали 2,5-3 млрд.рублей, и Т.Корягина ставила эту отрасль на третье место. Система здравоохранения в Узбекистане была также с теневыми операциями. Речь шло о нелегальных вознаграждениях врачебного и среднего медицинского персонала за обслуживание и лечение, перепродажи медикаментов, хищения и растрат. В частности, за выполнение хирургической операции родственники больного выплачивали врачу и его ассистентам от 100 до 200 рублей, за своевременный уход – до 50 рублей, за выписку бюллетеня – от 5 до 15 рублей, за прохождение медицинской комиссии для водителей – до 50 рублей. Что касается уклонения от службы в армии по медицинским показаниям, то оплата здесь достигала 1000 рублей и выше[69].

Система образования также была охвачена нелегальными отношениями, причем практически все предприятия в той или иной степени были задействованы в этом процессе. Низкая обеспеченность дошкольными учреждениями и большая очередь в них вынуждало родителей давать взятки для того. Чтобы пристроить ребенка в ясли или детский сад, в среднем объем такой суммы достигал 100 рублей. Однако в течение определенного времени нужно было доплачивать воспитателям за особый уход, на покупку предметов гигиены, санитарии, поскольку выделяемые для этого средства уже разворовывались или в самом учреждении, или в районо. В школах взятки предоставлялись за лучшие оценки в аттестатах; некоторые преподаватели набирали группу учеников, с которыми занимались дополнительно, имея от этого определенный доход. Подобное явление начало появляться с начала 1970-х годов, когда школа перестала давать необходимый объем знаний. На услуги репетиторства население расходовало, по оценкам НИЭИ при Госплане СССР, ежегодно 1,5 млрд. рублей. По другим данным, каждый шестой учитель в Узбекистане давал частные уроки, в среднем  получая 50 рублей в месяц[70].

В вузах коррупция начиналась уже со вступительных экзаменов и заканчивалось выдачей дипломов. Так, поступление в престижные институт/университет или факультеты, такие как медицинский, экономический, юридический, восточный обходилось в 6 тыс. рублей, в менее престижный (технические, аграрные специальности) – до 4 тыс. рублей[71]. В течение всей учебы студент мог выплачивать деньги за лучшие оценки или зачеты, в среднем 25 рублей за зачет и 50 рублей - за экзамен. Особенно сильно взяточничество процветало на вечерних и заочных отделениях, здесь практически каждый второй студент платил за дисциплины, по которым не располагал знаниями, навыками или не готовил соответствующие работы (курсовые, контрольные). Дипломная работа также имела свою цену – до 100 рублей. В каждом вузе были свои расценки, и практически каждый человек знал таксу и тарифы.

Далее, на четвертом месте советскими экспертами была поставлена сфера строительства: за 25 лет теневая экономика здесь возросла в 60 раз и составила на конец 1980-х годов 12 млрд. рублей[72]. Существовавшая в то время практика оценочных показателей по «валу» приводила развитие строительной отрасли, далекому от понятия эффективность и производительность, а также связи с научно-техническим прогрессом. Именно здесь функционировала система откачки денег: так, например, завышали сметную стоимость строительства, бесконтрольно сплавляли «налево» стройматериалы, выплачивали незаработанные деньги, и чем дольше был «долгострой», тем выгоднее было теневикам. По некоторым оценкам, доля нелегальных операций со стройматериалами и завышением сметной стоимости от всего объема строительно-монтажных работ по республикам составляла от 10% в Белоруссии и Молдове до 20% в Узбекистане и Таджикистане, и 25% в Азербайджане и Грузии. По другим расчетам, практчески весь частный жилищный сектор на 35% был возведен из средств, расхищенных со строек или купленных по спекулятивным ценам на «черных» рынках.

Приведем данные по Узбекистану: размер незавершенного строительства за счет госинвестиций возрос с 5,0 млрд. рублей в 1986 году до 6,3 млрд. в 1990 году. Если незавершенное строительство в государственных предприятиях и организациях в 1985 году составляло 86% от объема капитальных вложений, то к 1988 году оно возросло до 93%, а к 1990 году – до 99,0%. Остаток сметной стоимости, включенного в план в план строительства, увеличился в 1989-1990 годы на 0,3 млрд. и достиг 9,1 млрд. рублей. Увеличилось число законсервированных обьектов за счет госкапвложений: с 1146 в 1986 году до 2960 в 1990 году. Более того, в 1990 году законсервировали обьекты с остатком сметного лимита на 1,23 млрд. рублей, и одновременно начали новое строительство со сметной стоимостью 1,14 млрд. рублей. При этом число занятых работников в строительстве возросло с 482,1 тыс. человек в 1980 году до 539,8 тыс. в 1986 году и 515,3 тыс. в 1990 году. В результате распыления средств по многочисленным стройкам и обьектам сроки строительства почти в двое превышали нормативные[73]. Причем, практически каждый недостроенный объект в течение 2-3 лет «терял» до 10% объема вложенных средств в виде материалов и ресурсов, и он возникал позже на строительствах частных объектов – индивидуальных домов, магазинов, складов и пр.[74] Теневая экономика так исказила хозяйственные отношения, что государство не могло обеспечивало заинтересованность всех участников инвестиционного процесса в достижении конечной цели. Как следствие, в 1986-1990 годы ежегодно не вводился почти каждый третий обьект, предусмотренный планом и имеющим важное народнохозяйственное значение, а в 1990 году - каждый второй такой обьект[75].

Перераспределение ресурсов происходило путем хищений строительных материалов, использования техники, инструментов для выполнения частных заказов. По данным выборочных исследований, около 40% садовых домиков было построено в неофициальном порядке государственной техникой. За час использования бульдозера или автокрана садоводы-любители в 1985 году платили по 35-75 рублей[76]. Однако, как отмечали эксперты в последующем, официально объемы подрядно-строительных работ в целом по стране в 1960-1980 гг. планировались существенно выше, чем имевшиеся в них учтенные производственные ресурсы. Но работавшие в то время неформальные бригады (часто преследуемые) создали практически всю сельскую производственную и бытовую инфраструктуру (коровники, бани, школы, магазины и т.п.).

Итак, по мнению экспертов, теневые процессы усилились с 1988 года и сломили ситуацию настолько, что их доля возросла от 1/4 в промышленности до почти 1/2 в сельском хозяйстве. С этого момента никакие репрессивные меры не могли изменить статус-кво, рыночная стихия вырвалась на волю, и вместе с нею стали легализовываться те процессы, которые протекали в «тени» в течение десятилетий (см. таблицу № 1.20).

 

Таблица № 1.20. Объемы официальных и неофициальных секторов Узбекской ССР[77]

Показатели


1986


1987


1988


1989


1990

Розничный товарооборот государственной и кооперативной торговли, млрд. рублей


14,0


13,9


15,2


16,6


18,6

Теневые процессы в отрасли торговли, в % от объема товарооборота


8,1


16,3


17,2


20,3


35,1

Платные услуги населению, млрд. рублей


1,9


2,0


2,3


2,5


2,9

Теневые процессы в отрасли услуг, в % от объема услуг


6,1


7,9


10,2


15,1


17,9

Производство промышленной продукции, млрд. рублей


23,2


23,8


24,5


25,4


25,9

Теневые процессы в отрасли промышленности, в % от объема производства


6,1


6,9


7,1


15,0


20,1

Производство сельскохозяйственной продукции, млрд. рублей


10,0


10,0


10,9


10,5


11,1

Теневые процессы в аграрной отрасли, в % от объема производства


25,6


29,5


30,1


37,1


39,2

 

Особо следует сказать об экономической преступности, которая также усилилась в это время. Так, за период 1985-1991 годы она характеризовалась динамичностью, гибкостью и трансформацией, проявляла адаптирующими свойствами, широко распространялась в условиях хозяйственных кризисов и социальной нестабильности, обладала высокой латентностью. Отчетливо прослеживались тенденции ее роста, проникновение во все сферы общества, коррумпирование работников аппарата управления и правоохранительных органов. Отмечалось также увеличение удельного веса групповой экономической преступности, в том числе ее организованных форм. Все это свидетельствовало о повышенной общественной опасности экономической преступности и теневой экономики, их способности оказывать дестабилизирующее воздействие не только на экономику, но и на политические структуры. Как отмечал в те годы А.Гуров, начальника Шестого управления МВД СССР по борьбе с организованной преступностью, основная часть теневой экономики сфокусирована на преступном промысле. В 1989-1991 годах поборы советской мафии выросли с 1 млрд. рублей до 130 млрд., то есть до размеров дефицита национального бюджета СССР. «В ближайшие годы ее валовый доход достигнет 200 млрд. рублей, - предрекал он. - Под контроль организованной преступности перейдет тогда от 30% до 40% ВНП»[78]. По другим данным только в одной России в 1992 году доходы организованной преступности увеличились почти в 4 раза - с 4 до 15 млрд. рублей[79].

Между тем, по расчетным данным МВД СССР преступники присвоили в 1986 году 463 млн. рублей, в 1987 году - 465 млн., в 1988 году - 493 млн., в 1989 году - 674 млн., в 1990 году - уже 878 млн. рублей. Следует также добавить, что в 1990 году хищениями социалистической собственности, должностными, хозяйственными и другими преступлениями был приченен ущерб на 254,1 млн. рублей[80]. Как отмечал Ю.Козлов, примерно 1/3-1/4 всех сумм, полученных в результате теневых операций, шло на обращение в сокровища (тезаврирование), 1/3-1/4 - на сверхпотребление, остальное находилось в обороте (включая и суммы, идущие на обеспечение безопасности). Тезаврация и сверхпотребление, в свою очередь, способствовали расширению некоторых секторов «черного» рынка, прежде всего связанных с торговлей валютными ценностями, золотом, ювелирными изделиями, антиквариатом, автомобилями иномарок, произведениями искусства, особняками и т.п.[81]

В советское время коррупция чаще всего рассматривалась через призму взяточничества. Состояние борьбы со взяточничеством можно оценить по динамике судебных приговоров в этой сфере. Так, в СССР число осужденных составляло: в 1957 году – 1,8 тыс. человек, 1970 году – 3,0 тыс., 1980 году – 6,0 тыс. человек[82]. В Узбекистане в 1990 году было зарегистрировано 194 случая взяточничества, 151 - получения незаконного вознаграждения с граждан в сфере обслуживания, 406 - нарушений правил торговли, 84 – приобретения илисбыта имущества, заведомо добытого преступным путем[83].

Статистика показывает, что за шесть «горбачевских» лет в Узбекистане преступность выросла на 124,5% (см. таблицу № 1.21), причем каждое восьмое преступление - тяжкое. Более половины регистрируемых в республике преступлений – корыстные.

 

Таблица № 1.21. Число зарегистрированных преступлений в Узбекистане[84]

Показатели


1985


1986


1987


1988


1989


1990

Всего зарегистрировано преступлений


70755


72713


66307


70050


84459


88155

В том числе:


 

- хищения государственного или общественного имущества


4440


4547


3425


3763


5895


7171

- мелкие хищения государственного или общественного имущества


156


295


293


177


195


173

- преступления против личной собственности граждан:


 

А) кражи


12372


13152


13255


17264


23407


22741

Б) грабеж и разбой


2169


1796


1642


2300


3708


3806

- спекуляция


3412


3603


3714


3861


3828


4296

- обман покупателей и заказчиков


3333


3916


4616


5320


6394


6610

- незаконное изготовление, сбыт, хранение крепких спиртных напитков домашней выработки


52


133


251


139


47


26

- умышленное убийство и покушение на убийство


685


597


581


780


1021


1125

Из них:


 

А) умышленное убийство


545


461


471


630


891


975

- умышленное тяжкое и менее тяжкое телесное повреждение


2785


2157


1873


2387


3140


3548

- изнасилование и покушение на изнасилование


704


649


402


458


557


635

- преступления, связанные с наркотиками


2010


2635


2190


1647


1588


1947

- хулиганство


4365


3741


3306


2737


3057


3535

- нарушения правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств (со смертельным исходом)


1686


1677


1576


1735


1891


2047

 

Производство алкогольный напитков в Узбекистане отмечалось большим объемом, и не менее 95% находилось под государственным контролем, и лишь 5% приходилось на теневой сектор. Так, в 1985 году производство алкоголя (в розничных ценах) составило 1,5 млрд. рублей, в 1986 году – 1,1 млрд., 1987 году – 0,9 млрд., 1988 году – 1,1 млрд., 1989 – 1,7 млрд., 1990 году – 1,8 млрд.[85] Всего за эти годы, соответственно, было выпущено ликеро-водочных изделий нав 7,7 млн. дал, 7,9 млн., 5,2 млн., 3,3 млн., 4,3 млн., 6,8 млн., 7,5 млн.; вина виноградного – 13,6 млн., 6,4 млн., 2,7 млн., 2,9 млн., 3,8 млн., 4,5 млн., 6,4 млн. Антиалкогольная кампания, начавшаяся в рамках горбачевской политики «перестройки», не только подкосила виноградарские хозяйства и ликеро-водочные фабрики, но и вывела из официального оборота значительные средства, которые ранее поступали в бюджет государства[86]. В итоге в 1987-1988 годах каждая вторая бутылка водки и четвертая – вина изготавливалась нелегально, причем с невысоким качеством и в антисанитарных условиях. По оценкам экспертов, за два года не менее 2 млрд. рублей было заработано теневыми цехами. Речь идет о промышленных объемах, в то время как одновременно отмечался рост и домашнего самогоноварения. На эти годы также пришлось наиболее число задержаний о осуждений лиц, изготовлявших в домашних условиях алкогольные напитки. Между тем, по подсчетам экспертов, реальное число таких изготовителей было в 40 раз выше, и практически более 8/9 производимых ими алкоголя шло на продажу. Однако полученные средства оседали не в банках – они крутились на «черных» рынках[87]. В итоге в стране скопилось огромная масса денежных средств, которые находились вне банковского оборота, и они обеспечивали функционирование теневой экономики[88].

Криминальная экономика являлась составной частью теневой, ее доля возросла с 1/5 части в 1960 годах до 1/3 в 1980-х. Часть нелегальных процессов можно отследить через правовую статистику. Конечно, статистика МВД и судов - это сугубо узкий сегмент, не позволяющий даже оценить масштабы криминальной экономики и тем более сделать полноценный анализ. Однако цифры в какой-то степени помогают осмыслить тенденции, которые имели место в те времена (см. таблицу № 1.22).

 

Таблица № 1.22. Численность осужденных по приговорам судов, вступившим в законную силу, по отдельным видам преступлений, человек[89]

Показатели


1985


1986


1987


1988


1989


1990

Всего осуждено


41213


41314


34931


28588


27161


32192

В том числе:


 

- за хищения государственного или общественного имущества


4891


5368


4396


3428


2716


3070

- за мелкие хищения государственного или общественного имущества


135


201


172


109


62


39

- за преступления против личной собственности граждан:


 

А) кражи


4736


4679


4534


4392


4631


5607

Б) грабеж и разбой


1341


1207


1152


1055


1097


1685

- за спекуляцию


1973


2185


1934


1767


1240


1513

- за обман покупателей и заказчиков


2124


2304


2511


2817


3143


3493

- за незаконное изготовление, сбыт, хранение крепких спиртных напитков домашней выработки


49


84


211


91


33


14

- за умышленное убийство и покушение на убийство


623


499


472


500


552


691

- за умышленное тяжкое телесное повреждение


805


615


470


519


588


682

- за изнасилование и покушение на изнасилование


694


537


392


320


330


338

- за преступления, связанные с наркотиками


1470


2647


2302


1431


1004


1631

- за хулиганство


3327


2764


1707


1015


1148


1433

- за нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, повлекшие тяжкие последствия


1984


1769


1597


1444


1291


1529

 

В 1986 году на 100 тыс. человек населения приходилось 224 осужденных, 1987 году – 184, 1988 году – 147, 1989 году – 136, однако в 1990 году произошел скачек на 16,1% до 158. Снижение осужденных за шесть лет отмечалось по таким статьям как хищения государственного или общественного имущества на 37,2% и мелкого – на 71,1%, хотя численность преступлений по этим же статьям возросла, соответственно, на 1,61 раза и 110% (см. таблицу № ). По мнению экспертов, это могло произойти по следующим причинам:

- либерализации уголовного наказания, хотя на этот аспект указывало не более 5% экспертов;

- подкупом судебной системы, благодаря которому от ответственности можно было уйти (таково мнение 67% экспертов);

- все большая численность преступлений списывалось на одного осужденного, что свидетельствует или об расширении объемов совершенных им преступлений (объемов и числа хищений), или о совершении коррупционной сделки между правоохранительной, судебной системой и самим же преступниками, когда сторонами достигался компромисс и осужденный получал какое-то вознаграждение от теневых структур за согласие взять вину на себя.

Такая же ситуация складывалась и по другим статьям: к примеру, произошел спад осуждения за спекуляцию на 23,3%, при том что отмечался рост этих преступлений на 25,9%; нарушения правил безопасности движения - на +21,1% и –22,9%. При росте краж в 1,83 раза число осуждений увеличилось лишь на 18%; грабежей и разбоев, соответственно, в 1,75 раз и на 25%. Происходило смещение ответственности за совершенные преступления, причем эти процессы происходили умышленно. Уже тогда эксперты указывали, что тенекраты и мафиозные группировки защищали своих членов.

Если рассматривать данные показатели через призму статестического анализа, то можно обнаружить смещение акцентов между зарегистрированными преступлениями и осужденных по ним. Так, в 1985 году на 100 осужденных приходилось 171 зарегистрированных преступления или 100 преступлений приходилось 58 осужденных. В 1986 году эти показатели составляли, соответственно, 100 к 245 или 100 к 40, в 1990 году – 100 к 273 или 100 к 360. То есть объем преступлений значительно распылялся, и все больше осужденных брали на себя вину. По мнению экспертов, это происходило также и потому, что правоохранительные органы все меньше интересовались проведением тщательного расследования и реальной раскрываемостью, и поэтому «навешивали» правонарушения на задержанных граждан. Это было одним из факторов того, что силовые структуры перестали выполнять свои защитные функции, превращаясь в орган репрессий и подавления прав и свобод граждан. Кроме того, они стали пособниками криминальных структур, снимая с ответственности с которых, они перекладывали вину и обвинения на обычных людей.

Если провести расчет параметров уравнения прямой по индивидуальным данным, то можно определить зависимость результативного фактора, например, числа зарегистрированных преступлений от факторного признака – объема произведенного национального дохода, по формуле:

yx = a0 + a1x, где yx - число зарегистрированных преступлений, x - объем произведенного национального дохода, a0 и a1 - параметры уравнения регрессии. Параметры уравнения регрессии определим по формулам:

, а также . Итак, используя данные таблиц № 1.21 и № 1.16, делаем расчеты за 1985-1990 годы. Получается, что зарегистрация 1-го преступлений приводило к росту произведенного национального дохода на 150 тыс. рублей. То есть придание факту внимания со стороны правоохранительных органов снижало желание у преступников совершать преступления, и в итоге это сказывалось на экономическом росте страны. Между тем, используя таблицы № 1.21 и № 1.22, то можно увидеть корелляционно-регрессионные связи между объемом зарегистрированных преступлений и числом осужденных лиц. В результате расчетов получалось, что с увеличением числа регистрируемых преступлений на 1000 фактов происходило осуждение всего лишь 304 человек. Эти формулы также доказывали тот факт расспыления преступности и увода от ответственности преступников. Это могло быть лишь в результате слияния интересов криминального сообщества с правоохранительными органами и властными структурами.

Говоря об экономическом влиянии, невозможно отметить тот факт, что раскрываемость преступлений позволяла улучшать экономические результаты: так, к примеру, рентабельность промышленных предприятий Узбекистана составляла в 1985 году 9,3%, 1986 году – 10,2%, 1987 году – 10,5%, 1988 году – 11,7%, 1989 году – 11,9% и 1990 году – 14,1%. Если провести вектор зависимости уровня рентабельности от числа зафиксированных хищений государственного или общественного имущества, то можно обнаружить, что с раскрываемостью 1000 преступлений рентабельность росла на 1,15%. С другой стороны, это также отразилось на снижении объема просроченной заложенности предприятий и организаций по судам банков и взаимным расчетам (см. таблицу № 1.18) за период 1985-1990 годы: раскрываемость 1 факта хищений вело к уменьшению задолженности на 523 тыс. рублей.

В связи с принятием закона СССР от 30 июня 1987 года «О порядке обжалования в суд неправомерных действий должностных лиц, ущемляющих права граждан» народные суды республики в 1990 году рассмотрели с вынесением решения 31 жалобу граждан на неправомерные действия должностных лиц. Из них 81% жалоб был удовлетворен, остальные были признаны необоснованными. В 1990 году было рассмотрено 45,09 тыс. гражданских дел, из них удовлетворено 40,11 тыс., причем произошел рост рассмотрений трудовых отношений с 1,87 тыс. в 1980 году до 3,6 тыс. в 1990 году. Как видно из этого, искажение реформ, проводимых в те годы, вели к искажению трудовых отношений и злоупотреблению полномочиями управляющими элитами.

Около 70% экспертов подчеркивало, что в этот период происходило слияние интересов организованной преступности с правоохранительными органами, происходило распределение расхищенных ресурсов между участниками этого нелегального процесса. Практически, к концу 1980-х годов произошли серьезные изменения во взаимоотношениях криминального сообщества с властными структурами: были найдены точки соприкосновения, связанных с реформами и доступом к дефицитным активам республики. В это время кланы начинали запускать свои щупальца в прибыльные сектора народного хозяйства. Те, кто отказывался принимать «правила игры» мафии, получал «полный набор» гангстерских мер воздействий: на 1,64 раза возросло численность умышленных убийств и покушений (при этом численность осуждений по этой статье – всего на 110,9%), нанесений тяжких телесных повреждений – на +27,3% (-15,2%). Это только та часть, которая была зафиксирована МВД, но по некоторым данным не менее 1/3 совершенных преступлений в конце 1980-х годов «благополучно» избегали статистики и учета[90]. Организованная преступность умело манипулировало сознанием населения, вынуждая часть, которая занята в сфере предпринимательства, воздерживаться от огласки проблем. Практически каждый четвертый кооператив в торговой отрасли или мелкой промышленности испытывал давление уголовного рэкета.

 

Таблица № 1.23. Распределение осужденных по основным мерам наказания, назначенным судами, в %

Показатели


1985


1986


1987


1988


1989


1990

Осужденные, всего


100


100


100


100


100


100

В том числе:


 

- к условному лишению свободы с обязательным привлечением к труду


17,1


16,1


15,2


13,3


11,5


12,4

- к лишению свободы с отсрочкой исполнения приговора


5,7


8,6


10,3


11,1


12,3


13,9

- к исправительным работам без лишения свободы


23,0


24,3


27,0


26,5


25,9


24,0

- к штрафу


4,4


6,7


9,6


13,2


15,7


14,6

- к прочим мерам наказания


49,8


44,3


37,9


35,9


34,6


35,1

 

Население также осознавало переход криминальных тенденций на новый уровень, например, что преступникам покровительствовали серьезные силы во власти, и поэтому бизнесмены не могли эффективно защищаться. Кланы и мафия поддерживало свои ряды, в итоге преступники отделывались штрафами (рост произошел за шесть лет в 3,31 раза), к лишению свободы с отсрочкой исполнения приговора (рост в 2,43 раза, см. таблицу № 1.23). Как видно из этого, коррупция расцветала с каждым десятилетием, причем, чем хуже было состояние экономики, тем сильнее были нелегальные процессы. Следует также добавить, что на ситуацию с теневыми процессами особое влияние в конце 1980-х годов оказали:

- распределение баланса сил некоторых социальных групп, например, кланов;

- этнические конфликты, которые зачастую провоцировались криминальными элементами и спецслужбами СССР;

- процесс приватизации;

- политика регионального хозрасчета, проводимая правительствами республик.

Кланы в Средней Азии имели особый статус, практически каждый руководитель высшего и среднего звена назначался по протеже региональных элит. Они же имели доступ к ресурсам государства и влияли при распределении бюджетных средств, организации производства, систему снабжения, поставок продукции, формирования инфраструктуры.

Этнические конфликты позволяли изымать у конкурентов материальные и финансовые ресурсы, перераспределять каналы поставок продукции, расширять подпольное производство, создавать «наемную армию» для криминального сообщества. В дальнейшем этнические конфликты переросли в межгосударственные, и войны позволили увести из государственного бюджета в «тень» огромный объем средств. Безответственность и коррупция властей порождала безответственность и равнодушие граждан. Это можно проследить даже по количеству дорожно-транспортных происшествий с погибшими и раненными: так, в 1985 году их число равнялось 14,8 тыс., в 1988 году –15,4 тыс., а в 1990 году – уже 17,8 тыс. При этом количество погибших составило, соответственно, 1,2 тыс., 1,5 тыс. и 1,8 тыс. В тот период коррумпировались все структуры МВД и водительские лицензии можно было просто купить.

Политика регионального хозрасчета усложняла торговые и производственные поставки по официальным каналам, и их заменили нелегальные. Практически, до распада Союза СССР криминальные сообщества и коррумпированные правоохранительные органы контролировали до 2/5 всех республиканских материальных потоков[91]. К 1991 году Узбекистан, например, находился на грани экономической катастрофы. К этому моменту основные показатели текущей хозяйственной ситуации ярко демонстрировали ухудшающее положение как в производстве, так и в уровне жизни населения. Так, внутренний долг республики возрос с 6,7 млрд. рублей в 1985 году до 43,6 млрд. в 1991 году, увеличился импорт во внутриреспубликанском обмене с 11,3 млрд. рублей до 14,7 млрд., создав отрицательный баланс в платежном сальдо на –5,3 млрд. рублей. В обороте внешней торговли узбекский импорт превалировал над экспортом на 1183 млн. инвалютных рублей[92]. Основные ресурсы уходили в теневую экономику, создавая серьезную угрозу кризиса в республике,и по оценкам экспертов, в те годы около 2% населения, в частности, из партийно-советской структуры, смогли укрепить свое благополучие за счет нелегальных связей и доступа к дефицитным ресурсам[93]. В проигрыше оказались остальные граждане. Впрочем, в стагнации была вся страна.

Итак, каковы же были объемы теневой экономики в СССР? Единых цифр получить никому не удавалось, и причиной здесь были не только сложности статистических расчетов и оценок явления, но и понимания самой природы нелегальных отношений. И все же, определенные результаты имелись. Так, союзный Госкомстат очертил объемыденежных средств, ежегодно вовлекаемых в теневую экономик на базе данных массовой статистики, социологических обследований, материалов семейных бюджетов и экспертных оценок. В 1989 году все статьи незаконных доходов граждан оценивались в 56,6 млрд. рублей, в том числе незаконные вознаграждения, достающиеся работникам торговли, общественного питания, здравоохранения, жилищно-коммунального хозяйства, бытового обслуживания, - 14,6 млрд. рублей; хищения государственного и общественного имущества (включая мелкие) - 4,9 млрд. рублей; доходы от производства и продажи самогона - 23 млрд. рублей; сокрытые от налогообложения доходы лиц, занимающихся индивидуальной и кооперативной трудовой деятельностью, - 1,4 млрд. рублей и т.д.

По расчетам НИЭИ при Госплане СССР общая сумма теневых услуг, оказываемых населению в конце 1980-х годов, составила 20-22 млрд. рублей. В тоже время в самом союзном Госплане объемы теневой экономики были определены в 59,0 млрд. рублей в 1989 году и в 99,8 млрд. рублей в 1990 году[94], таким образом темп роста составил 173%. Во ВНИИ МВД СССР приписки объемов выполненных работ достигали 30 млрд. рублей, размеры необоснованных повышений цен - в 1,2-1,5 млрд. рублей, обман покупателей - в 4,5-9,8 млрд. рублей, а общая сумма незаработанной заработной платы за фиктивный труд - в 35 млрд. рублей. Составителям популярного словаря в целом наиболее реальной представлялась оценка годового оборота теневой экономики в 70-80 млрд. рублей; вместе с тем они указывали на необходимость учета роста инфляции и реформы оптовых и розничных цен для коррекции этой цифры в сторону повышения[95].

Между тем, были и другие мнения. К примеру, советский экономист А.Бирман оценивал долю «второго номера», то есть неучтенной продукции в общем промышленном производстве в 7-8% в начале 1960-х годов. А к концу 1970-х годов теневая экономика расцвела пышным цветом: «если взять за эталон хлопок, где «призрак» по СССР достигал 1 млн. тонн в год, то получается цифра порядка 12% от годового производства. Как заявлял С.Меньшиков, «1/8 части этой массы вполне хватало, чтобы держать под контролем практически всю отрасль, чуть ли не целые республики»[96]. Эксперт В.Ярошенко, не называя абсолютной цифры, говорил, что «доходы теневой экономики намного превышают выплаты из социальных фондов»[97]. По данным госбюджета СССР на 1989 год эти цели было выделено около 80 млрд. рублей. Если под понятием «намного больше» понималось, к примеру, 90 млрд. рублей, то это 1/10 часть валового национального продукта страны.

Сам С.Меньшиков оценивал теневую экономику через призму невидимых доходов, и в 1980 году составляли 52,5 млрд.рублей, в 1985 - уже 74,3, в 1988 году - 97,9 млрд.рублей[98]. Несколько иные цифры приводил узбекский экономист М.Мирсаидов, по его подсчетам, суммарное достояние нелегального бизнеса равнялось на тот период 500 млрд. рублей, годовой оборот теневой экономики достигал 150-170 млрд. рублей, а годовой доход - 60 млрд.рублей[99]. Свою солидарность с данным мнением выражал и В.Осьминин, оценивая капитал в 500 млрд. рублей[100]. К.Улыбин расчитывал размеры теневой экономики от нескольких миллиардов до 20-30 млрд. рублей. А.Гуров говорил о 70-90  млрд. рублей. А.Бунич называл цифры в 100-150 млрд. рублей. А.Крылов настаивал на сумме в 200-240 млдр. рублей. Т.Корягиной считала, в целом по СССР масштабы теневого сектора на начало 1990 года оценивались в размере приближающемся к 100 млрд. рублей по среднему варианту, 20-25 млрд. - по минимальному и 150 млрд. рублей - по максимальным вариантам. По сравнению с с началом 1960-х годов рост масштабов теневой экономики во всем диапазоне оценок от 4 до 30 раз. Существовало также мнение, что настоящая цифра достигает от 500 млрд. до 1 трлн. рублей[101].

Как видно из этого, к распаду СССР лишь теневая экономика обладала реальными ресурсами для функционирования, и вместе с республиками вошла в независимость в конце 1991 года. Естественно, она по разному развивалась уже в СНГ, однако ее влияние нельзя было скидывать со счетов, особенно при проведении реформ. К сожалению, в Узбекистане к этой проблеме относились не столь серьезно, считая, что ни теневая деятельность, ни организованная преступность не сможет изменить статус-кво и оказывать особое давление на правительство.

Каково же было состояние теневой экономики в Узбекистане до распада Советского Союза? Безусловно, как и в других частях страны, в республике возникали подпольные цеха и мастерские, которые за счет государственных ресурсов производили товары и оказывали услуги, но прибыли присваивали себе. Происходили хищения материалов при помощи ухищренных способов, а также элементарных приписок, сокрытия ценностей, вывода капиталов из бухгалтерского и статистического учета. По оценкам экспертов Госкомстата СССР, теневая экономика в Узбекистане достигала 25% от произведенного национального дохода[102]. Доходы теневиков в Советском Союзе, согласно расчетам С.Меньшикова, возрастали не только абсолютно, но и относительно трудовых доходов. Если в середине 1970-х годов трудящиеся  платили в виде дани 1/7 часть своих доходов, то к началу 1980-х - уже 18%, к 1985 – 21%, а в 1988 и 1989 годах - четверть[103].

Следует сказать, что еще в советский период экспертами Госкомстата УзССР были проведены расчеты по величине «черного» рынка товаров и услуг в Узбекистане, в частности, за 1989-1990 годы, которые основывались на данных бюджетных  обследований. Так, согласно полученным результатам, в 1990 году покупка у частных лиц продуктов питания и непродовольственных товаров составляли около 1/3 всех расходов семьи, оплаты частным лицам за оказание бытовых услуг - 40-50% всех расходов на эти цели. Оборот «черного» рынка, по мнению эксперта Галины Саидовой, в то время колебался в пределах 3-4 млрд. рублей или составлял 15-18% от всего обьема реализованных населению материальных благ и услуг через официальные каналы[104].

Данные обследований семейных бюджетов в Узбекистане позволили судить и об обьемах оказания услуг теневой экономикой: доля расходов населения на оплату услуг по ремонту и строительству жилья частным лицам в семейных бюджетах рабочих и служащих составляли более 90%, в семьях колхозников - почти 3/4, по ремонту мебели и предметов домашнего обихода эти показатели составляли, соответственно, 77,5% и 61,4%.

Интересны и другие данные, полученые Госкомстатом Узбекистана при обследовании «черного рынка» в 1990 году. Так, удалось выявить, что спекулятивные цены в 2-3 раза превышали государственные розничные, а по отдельным товарам разница была еще выше. Приведем факты: спекулятивная цена на чай была выше государственной розничной цены в Каракалпакстане, Бухарской, Наманганской областях в 3-3,3 раза; на кофе - в Каракалпакстане, Андижанской, Хорезмской областях и в г.Ташкенте - в 2,5 раза; пальто женское зимнее - в Наманганской, Самаркандской, Хорезмской, Ташкентской областях и Каракалпакстане - в 3-3,6 раза; автомобили ВАЗ – в Намангане, Самарканде -  в 5 раз, автомобили ГАЗ-24 - в Самаркандской, Сырдарьинской, Джизакской, Кашкадарьинской, Ферганской областях - в 5-6,3 раза. Между тем, такие тенденции свидетельствовали, скорее всего, о существовании огромного дефициата и наличия значительной части денежных средств у населения, не обеспеченных соответствующими объемами товаров и услуг.

Однако, как отмечал российский эксперт Юрий Козлов, в последние годы существования СССР «в обороте «черного рынка» оставалось от 35% до 50% всех доходов»[105], а эти суммы были не маленькие. Как отмечала Г.Саидова, «увеличение в источниках ресурсов «черного рынка» доли товаров и услуг, получаемых не в результате производственой (хоть и подпольной) деятельности, а как результат прямых хищений и спекуляций, свидетельствует о том, что этот рынок все больше и больше функционирует на основе расхищения национального богатства»[106].

На промышленных и аграрных предприятий рос объем хищений, как следствие незаинтересованности работников и руководства обеспечивать надлежащий контроль за ресурсам. Согласно данным МВД УзССР за 1988 год, общая сумма недостачи, хищений и порчи товарно-материальных ценностей достигла 75 млн. рублей, причем возмещено было чуть меньше четверти этой суммы[107]. Часть этих ценностей оказалось на «черном» рынке, и это посхлестнуло спекуляцию: согласно данным на 1991 год, по уровню спекуляции в расчете на 100 тыс. жителей: Узбекистан занимал второе место в СССР после Грузии, тогда как Эстонская Республика – последнее.

Таблица № 1.24 представляет данные экспертов о состоянии теневой экономики в социалистический период и в период независимости экс-советских республик.

 

Таблица № 1.24. Развитие частного сектора и теневой экономики в республиках до и после разрушения СССР[108]

Республики


1989


1995

Доля частного сектора в ВВП


Доля теневой экономики в ВВП


Доля частного сектора в ВВП


Доля теневой экономики в ВВП

Узбекистан


5


12


30


30

Эстония


10


17


65


36

Грузия


10


-


30


57

Венгрия


15


25


60


30

Казахстан


10


12


25


38

Кыргызстан


10


13


40


35

Россия


5


-


55


39

Украина


5


-


35


53

Латвия


10


17


60


43

Литва


10


17


55


46

 

Криминализация страны и коррупция привели к тому, что произошла резкая поляризация населения по уровню жизни. Так, к 1989 году коэффициент Джини в Узбекистане составля 0,304, а доля бедных[109] - 43,6% населения. ВВП на душу населения на 1990 год достигал $1340, тогда как в Кыргызстане – $1570, Казахстане – $2600, Туркменистане – $1690, Армении – $2380, России – $3480, Эстонии – $4170[110]. Таким образом, изъятые из национальных ресурсов средства шли на обеспечение благосостояния коррумпированных лиц и кланов, а также мафиозных организаций.

Как известная, с распадом СССР закончилась «горбачевская оттепель». Если уж говорить серьезно, то политика перестройки мало что сделала для того, чтобы сломить власть теневых сетей правительства и мафии. Фактически она объединила различные криминальные стороны советской жизни. Перестройка была настоящим началом организованной преступности в СССР. Тайные богатства, накопленные подпольными магнатами и партийными баронами, нашли законный выход, когда правительство  расширило допустимую сферу частной коммерции. Черные и серые деньги хлынули на биржи, в совместные предприятия, кооперативы, банки и акционерные компании. В то же время партийные органы потихоньку перекачивали средства в торговые компании и экспортно-импортные фирмы. Советские предприниматели, которые пытались действовать по правилам, убеждались, что им не удасться выжить в условиях этой официальной и криминальной конкуренции. К концу 1980-х годов большинство мелких кооперативных предприятий, созданных во времена перестройки, оказались либо под контролем, либо в большом долгу у криминальных элементов.

По материалам ВНИИ МВД СССР, в 1990 году по 32 регионам бывшего Союза насчитывалось 508 преступных групп и 208 супергрупп. В каждой из них состояло не менее полусотни человек[111]. По другим материалам, в 1989 году в стране было выявлено 1310 организованных групп преступников, а в 1990 году - уже 1641, темп роста только за год составил 125,2%[112]. В дальнейшем время показало, что сила организованной преступности росла с огромной скоростью: только в России в 1994 году действовало 5,7 тыс. банд, объединявших 100 тыс. постоянных членов и примерно 3 млн. работающих «по совместительству»; еще 1 тыс. подобных формирований развернули активность в других бывших советских республиках. Хотя подавляющее большинство криминальных группировок в России представляли собой «немногочисленные группы, которые действуют на местном уровне и занимаются кражами», примерно 200 из них являлись крупными, разветвленными криминальными организациями, которые были вовлечены в преступную деятельность по  всему бывшему Советскому Союзу и в 29 других странах[113]. По данным ФБР, в США на тот момент было выявлено 220 «евразийских», в основном русскоязычных преступных синдикатов, которые действовали в 14 штатах[114].

Как отмечала Т.Корягина, в конце 1980-х годов преступные группы совершали разного рода криминальных операций на сумму около 100 млн. рублей в год. Количество хищений преступными группами за последние 20 лет в целом по СССР увеличилось в 6 раз, а размер причиненного ущерба - в 12 раз[115]. Между тем, согласно данным МВД СССР на тот момент в структуре преступности в сфере экономики 28,8% занимали хищения, в том числе 3,8% - в крупных и особо крупных размерах, 19,5% - спекуляция, 1,8% - взяточничество, 46,1% - иные. Из числа выявленных хищений на промышленность приходилось 13,4%, торговлю - 17,6%, сферу услуг - 9,2%, строительство - 7,4%, прочие отрасли - 52,4%[116].

В отчете Аналитический центр по социально-экономической политике России, подготовленном в 1994 году, отмечалось, что 3/4 частных предприятий вынуждены были отдавать до 20% заработанных ими денег преступным бандам. 150 таких банд контролировали около 40 тыс. частных и государственных предприятий, включая большую часть из 1,8 тыс. коммерческих банков страны. Деньги за «защиту» платились настолько же регулярно, насколько регулярно эти предприятия уклонялись от уплаты налогов[117]. Влияние криминала было настолько сильным, что организованные преступные группировки фактически подмяли под себя правоохранительные органы. Так, в 1991 году ВНИИ МВД подсчитал, что половину доходов среднего государственного служащего составляют взятки: до 1985 года эта цифра не превышала 30%. В конце 1980-х годов Генеральная прокуратура СССР привлекла к уголовной ответственности за присвоение государственных средств 225 тыс. государственных чиновников. К 1991 году 20 тыс. сотрудников милиции ежегодно увольнялись за связи с криминальными структурами, следует заметить, что при Брежневе этот показатель был вдвое меньше. По мнению Александра Гурова, четверо из каждых пяти сотрудников милиции работали на криминальные сообщества. По данным МВД России на 1993 год, подкупленные чиновники оказывали содействие каждой седьмой-восьмой преступной группировке, а те тратили на оплату их услуг 22 млрд. рублей ежегодно[118].

В 1990-х годах партийно-государственные формы управления стали трансформироваться в мафиозно-клановые структуры. Организованная преступность стала костяком теневой экономики, и даже попытка лишить их источников доходов со стороны последнего советского правительства провалилась. Так, в апреле 1991 года самые авторитетные «воры в законе» съехались со всех концов страны, чтобы обсудить экстренную финансовую проблему. Глава правительства Валентин Павлов внезапно изъял из обращения 50- и 100-рублевые банкноты. По его расчетам, это должно было пресечь нелегальный вывоз рублей из страны и поставить заслон перед «потоком грязных денег», хлынувших из-за границы. Все мафиози имели незаконные денежные накопления в этих купюрах, которые тогда были самыми крупными в стране. Именно на этом совещании были обсуждены пути продажи или обмена банкнот на новые, либо вывоза из страны. После этого четверть суммы была выделена на подкуп администрации. В одну ночь рублевые банкноты хлынули на легко поддающиеся на подкупы государственные заводы и в банки отдельных регионов, чтобы подпольно  обмениваться на новые купюры. В итоге сотни миллионов были «отмыты» без особых проблем. В отличие от обычных граждан, которые хранили свои накопления за всю жизнь рубли под матрасами, чтобы избежать налогообложения, и которые мгновенно лишились всего, организованная преступность вышла из реформы целой и невредимой.

Через несколько месяцев руководители крупных региональных группировок и кланов вновь съехались, чтобы обсудить горбачевскую программу перехода к свободному рынку «500 дней». Лишь потом стало известно, что этот документ пришелся им по вкусу: ведь свободный рынок в стране не только обещал мобильность, смягчение пограничного контроля и приток долларов из-за границы, но и давал шанс осуществить самый колоссальный в истории криминальный выкуп средств. Несмотря на крах советской экономической системы, СССР все еще обладала богатейшими в мире природными ресурсами. С началом приватизации, по мнению Татьяны Корягиной, вся страна была пущена с молотка.

В итоге, к началу 1990-х годов на территории бывшего СССР сформировались два типа теневой экономики. Первый тип характеризовался высокой долей криминала в сфере экономики, когда неофициальный сектор оказывает серьезное влияние на реальный сектор. Иначе говоря, экономика становилась «бандитской» (к примеру, Россия, Украина), при этом шло полуофициальное отмывание «грязных денег». Второй тип – это когда госсектор превратился в официального (или неофициального) рэкетира. Через налоги или административно-командную систему оказывалось давление на частный сектор и взималась нелегальная дань (Узбекистан, Казахстан, Азербайджан).

Как отмечал американский эксперт Григори Гроссман, «в советском обществе, теневая экономика выгодна всем – от руководителей до рядовых работников. Превосходство товаров, производимых в теневой экономике, бесспорно, и это, в совокупности с другими характеристиками теневой экономики (тотальное распространение взяток, краж), отрицает мнимое единство в СССР рядовых граждан и их руководителей, ведет к цинизму. Разрастание теневой экономики ставит под сомнение способность советской системы производить минимально необходимые материальные ценности и управлять экономикой в соответствии с принципами советского социалистического государства. Все это ведет к росту в обществе власти денег, делая политический режим менее устойчивым»[119].

С распадом СССР закончился период советской теневой экономики. Началось ее развитие уже в отдельных независимых республиках, и здесь уже имелись свои специфические условия и тенденции, которые определяли динамику и масштаб нелегальных операций. Однако к этому времени население уже боялось рыночных реформ, поскольку ассоциировало это с коррупцией во власти и, особенно, в контролирующих структурах, нелегальным производством товаров и услуг, безответственностью поставщиков продукции, слабостью государственных и общественных институтов и ростом криминализации общества, деятельностью организованной преступности. На это указывают косвенно и данные единовременного обследования, проведенного Госкомстатом Узбекистана на середину 1990 года. Оценивая материальное положение семьи через 1-2 года с учетом перехода на рыночные отношения, 57,2% респондентов ответило: «вероятно ухудшится»; 8,7% - «не изменится», 5,6% - «вероятно улучшится» и 28,1% затруднились ответить. Из них практически одинаково – по 36,4% ожидали улучшения и ухудшения кооператоры, 62,9% прогнозировали ухудшение служащие, 56,0% - рабочие, 50,8% - пенсионеры, 40,0% - колхозники. Высокие цены на товары и услуги вымывали из семейного бюджета значительные средства: так, 27,2% опрошенных зявляли. Что денег хватает от зарплаты до зарплаты; 43,4% - денег хватает на самое необходимое; 23,2% - денег в основном хватает; 4,7% - денег хватает почти на все и 0,2% - денег хватает на все[120]. Из всех опрошенных наиболее оптимистичными были предприниматели.

Реформы, которые проводились в интересах узкого круга людей, не давали поводов для оптимизма. И их опасения оправдались. В независимость Узбекистан вошел с гипетрофированной экономикой и высоким уровнем коррупции и нелегальных отношений во всех сферах жизнедеятельности.

[1] http://ru.wikipedia.org. Тема «Коррупция».

[2] Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч. 1., Москва, 1980, с. 31-32.

[3] Kangle R.P. The Kantiliya Arthasastra VI. Bombay, 1960, с. 33.

[4] Вайсберг Р.Е. Деньги и цены (подпольный рынок в период «военного коммунизма»). Издательствово Госплана СССР, Москва, 1925, с. 43.

[5] Коммунистическая партия Узбекистана в резолюциях и постановлениях съездов. Ташкент, Узбекистан, 1968, с.178.

[6] к 1937 году в Узбекистане было коллективизировано 95,5% всех дехканских хозяйств, организовано 8,7 тыс. колхозов, которые объединяли 722 тыс. крестьянских дворов; колхозы засевали 2,5 млн. га земли – это 99,4% всех посевных площадей.

[7] Теневая экономика. Москва, Экономика, 1991, с.51.

[8] Второй пятилетний план развития народного хозяйства. Т.2, Москва, 1934, стр.551.

[9] По сведениям некоторых историков, даже маршал Константин Жуков был не бедным, он только за счет права победителя на трофеи вывез из Германии и оккупированных советскими войсками стран немало богатств в виде золотых изделий, скульптур, картин, вещей, иностранной валюты.

[10] Trends in Official Policy Toward Private Activity in the USSR. US Central Intelligence Agency, Office of Economic Research, March 1970.

[11] The "Black" Millions // Radio Liberty Research. Munich, RL 179/77, July 27, 1977.

[12] Миф о 1990-х. 05.10.2007 http://www.washprofile.org/ru/node/6990.

[13] Из частной беседы автора А.Таксанова с бывшим сотрудником Генеральной прокуратуры СССР, который принимал участие в т.н. «узбекском деле». Беседа имела место в Москве весной 1997 года, когда автор работал в посольстве Узбекистана в России. ФИО сотрудника автор по его просьбе не приводит.

[14] Автор А.Таксанов сам с 1983 по 1989 годы участвовал в хлопкоуборочных кампаниях в начале в составе студенчества, потом преподавателя, и наблюдал, какие махинации производились на хлопкозаготовительных пунктах, в частности, с взвешиванием тележек с хлопком и сортированием по качеству. По его мнению, уже в самом начале шла пересортица хлопка, а также искажение веса поступаемых партий с полей.

[15] Данные привел в 1984 году один из сотрудников Ташкентского городского УБХСС, с которым автор А.Таксанов находился в контакте до 1987 года. Именно тогда автор наблюдал за деятельностью органов МВД в экономической сфере и видел степень коррупции.

[16] Говоря о таких личностях, то автор А.Таксанов хочет упомянуть свою однокурсницу Эллу Гройсман, чей дядя был цеховиком, имевшим большие связи с поставщиками ресурсов и торговыми сетями Узбекистана и других республик. Со слов Э.Гройсман, родственник был арестован МВД и расстрелян за хищения в особо крупных размерах в начале 1980-х годов.

[17] Теневая экономика. Москва, Экономика, 1991, с. 116.

[18] Из беседы с сотрудником Ташкентского областного комитета статистики в 1987 году. ФИО сотрудника не приводится в целях его безопасности.

[19] Социологические исследования Института философии  АН СССР за 1985-1992 годы и Ташкентского центра «Эксперт». Материалы были предоставлены А.Таксанову отцом Арсланом, работавшем в институте ведущим научным сотрудником и имевшем контакты с центром.

[20] Там же.

[21] Данные привел в 1984 году один из сотрудников Ташкентского городского УБХСС, с которым автор А.Таксанов находился в контакте до 1987 года.

[22] Hansson I. Sveriges svarta sektor. Economisk Debatt, 1980, vol. 8, с.599.

[23] Война в Афганистане, гонка вооружений, падение цен на нефть еще сильнее осложнили ситуацию в экономике СССР.

[24] Формула успеха. Чем приходится платить за демократию без либерализма./ Политический журнал, 2004, № 37 (40).
[25] Райзберг Б.А. К рынку через поиски и сомнения. Москва, Экономика. Подписная научно-популярная серия, 1991, № 4.

[26] Миф о 1990-х. 05.10.2007. http://www.washprofile.org/ru/node/6990.

[27] Улыбин К. Указ. соч., с.25.

[28] По мнению группы экспертов и Госкомстата, ТашГЭУ, Института экономики Академии наук республики и Института стратегических исследований при президенте Республики Узбекистан в 1994 году. Поскольку методик на тот момент не существовало, эксперты производили сравнительный анализ и вычлиняли из объемов показатели, характеризующие теневые процессы. В таблице приведены максимальные оценки, минимальные составляли 24-27% от максимального.

[29] В милиции им присваивалась аббревиатура БОМЖ – лицо, без определенного места жительства. К ним относились пауперизированные и социально деградированные личности.

[30] Народное хозяйство Узбекской ССР, с. 153.

[31] Теневая экономика, с. 19.

[32] Там же, с. 20-21.

[33] Там же, с. 17-21.

[34] Перестройка: гласность, демократия, социализм. Постижение. Москва, Прогресс, 1989, с. 424.

[35] Козлов Ю. Теневая экономика и преступность/ Вопросы экономики, 1990, N 3, с. 117.

[36] Козлов Ю., Осипенко О. Недостатки материально-технического снабжения и хозяйственно-корыстная преступность / Советское государство и право, 1988, N 6, с. 23.

[37] Теневая экономика, с. 116.

[38] Экономика и жизнь, 1988, N 4, с.59-60.

[39] Народное хозяйство Узбекской СССР в 1990 году. Ташкент, Узбекистан, 1991, с. 22.

[40] Финансы Узбекистана, 1991, Ташкент, Госкомпрогнозстат РУз, 1992, с. 5.

[41] Таковыми выступали сотрудники Госкомстата РУ, Государственной налоговой инспекции, которые встречались с автором А.Таксановым в 1994 году по линии Института стратегических исследований. ФИО экспертов в целях из безопасности не приводятся. Данные социологических опросов, приведенных в тексте, предоставлены были также ими.

[42] Корягина Т. Теневая экономика в СССР (анализ, оценки, прогнозы)/ Вопросы экономики, 1990, N 3, с.15.

[43] Народное хозяйство Узбекской СССР в 1990 году, с.112.

[44] Вестник статистики. 1989, № 4, с.55.

[45] По данным сотрудника МВД Узбекистана, который предоставил цифры в 1993 году А.Таксанову. ФИО со трудника в целях его безопасности не публикуется.

[46] Теневая экономика, с.100.

[47] Там же, с.100.

[48] Согласно информации, полученным автором в 1993 году от сотрудников Министерства внутренних дел Узбекистана. В целях безопасности их имена не публикуются.

[49] Таково мнение начальника подотдела Госагропрома УзССР, высказанное автору А.Таксанову в 1987 году. ФИО не публикуется в целях безопасности.

[50] В некоторых случаях, цены были и ниже балансовой стоимости.

[51] Народное хозяйство Узбекской ССР в 1990 году, с. 339.

[52] Там же, с. 11, 12.

[53] Там же, с. 198.

[54] Там же, с. 201.

[55] Там же, с. 178.

[56] По мнению эксперта Госкомстата РУ, высказанного автору А.Таксанову в 1993 году. ФИО не публикуется в целях безопасности.

[57] Мнение экспертов из Госкомстата УзССР, Минтяжпрома СССР, с кем автор А.Таксанов встречался в апреле 1991 года.

[58] Там же, с.292-298.

[59] Теневая экономика, с.39.

[60] Теневая экономика, с.19.

[61] Хлопковое дело в Узбекистане.
[62] http://www.igpi.ru/bibl/igpi_publ/vasilev/vasilev-u3.html.

[63] Именно бахчевые, кормовые и продовольственные культуры обеспечивали быстрый оборот средств и увеличение капитала.

[64] Согласно беседе с сотрудником Министерства сельского хозяйства Узбекистана в 1993 году. ФИО эксперта не приводится в целях его безопасности.

[65] Теневая экономика, с.41.

[66] Согласно мнению сотрудника МВД в 1993 году. ФИО сотрудника не публикуется в целях его безопасности.

[67] Никифоров Л., Кузнецова Т., Фельзенбаум В. Теневая экономика: основы возникновения, эволюции и ослабления/ Вопросы экономики, 1991, N 1, с.107.

[68] По данным сотрудника Ташкентского городского УБХСС, высказанного в беседе с А.Таксановым в 1994 году.

[69] Данную информацию А.Таксанов получил от отца своего товарища, работавшего в Министерстве здравоохранения в середине 1980-х годов.

[70] По данным Министерства просвещения УзССР в 1988 году. Данные были получены для Института философии и права АН Узбекистана в рамках исследований. Информация так и не была опубликована.

[71] По неофициальным данным Министерства высшего и среднего специального образования УзССР. Данные были получены для Института философии и права АН Узбекистана в рамках исследований. Информация так и не была опубликована.

[72] Теневая экономика, с.41.

[73] Народное хозяйство Узбекской СССР в 1990 году. Госкомстат Узбекской ССР, Ташкент. 1991, с.309.

[74] Согласно мнению сотрудника МВД в 1993 году. ФИО сотрудника не публикуется в целях его безопасности.

[75] Народное хозяйство Узбекской ССР в 1990 году, с. 309, 319.

[76] Гальперин И. Доходы "левые и правые"/ Литературная газета, 1985, 21 августа, с.4.

[77] Расчеты были предоставлены автору А.Таксанову сотрудником Госкомстата в 1992 году, который произвел их на базе имеющихся тогда методологий. ФИО не публикуется по просьбе автора расчетов.

[78] «Нью рипаблик» о мафии в республиках бывшего СССР/ АТЛАС, 1994, N 30, с. 4.

[79] Там же, с. 9.

[80] Щит и меч, 1991, 21 января.

[81] Козлов Ю. Теневая экономика и преступность/ Вопросы экономики, 1990, N 3, с. 125.

[82] Наумов Ю. Дина мика коррупционн ой преступности как отражение роста кримина льных угроз экономической безопасности России/ Экономический вестник Ростовского экономического университета, 2008, том № 6, № 1, с. 105.

[83] Народное хозяйство Узбекской СССР в 1990 году. Ташкент, Узбекистан, 1991, с. 151.

[84] Там же, с. 150.

[85] Расчитано по статсборнику «Народное хозяйство Узбекской ССР в 1990 году», Ташкент, Узбекистан, с. 5.

[86] В итоге произведенный национальный доход упал с 20 млрд. рублей в 1985 году до 19,6 млрд. в 1986 и 19,4 млрд. в 1987 году.

[87] Мнение экспертов Госагропрома УзССР, с которыми автор А.Таксанов имел беседу в 1987 и 1988 годах.

[88] Именно поэтому в 1990 году советское правительство приняло решение о замене 50-ти и 100-купюровых банкнот на новые дензнаки, чтобы лишить теневой сектор финансовой подпитки. Однако данное мероприятие с треском провалилась, так как теневики в первую очередь вкладывали деньги в недвижимость и золото-валютные ценности. Тезаврирование капиталов в конце 1980-х годов возросло в сотни раз.

[89] Там же, с. 151.

[90] Таково мнение бывшего сотрудника МВД Узбекистана, высказанное автору А.Таксанову в 1994 году. ФИО не публикуется в целях безопасности.

[91] По данным бывшего сотрудника МВД России, предоставившего их А.Таксанову в 1987 году во время встречи в посольстве Узбекистана в Москве.

[92] Страны-члены СНГ. Статистический ежегодник, Москва, Финансовый инжиринг, 1992, с. 449.

[93] Согласно мнению сотрудника Госкомпрогнозстата РУ в 1993 году при встрече с А.Таксановым. ФИО данного сотрудника не приводится в связи с его безопасностью.

[94] Народное хозяйство СССР в 1990 году. Госкомстат СССР, Москва, Финансы и статистика, 1991, с. 90.

[95] Рыночная экономика: 200 терминов. Популярный словарь под общей редакцией Кипермана Г.Я. Москва, Политиздат, 1991, с. 192.

[96] Меньшиков С. Советская экономика: катастрофа или катарсис? Москва, Интер-версо, 1990, с. 29.

[97] Ярошенко В. «Принцы» и «нищие» в свете теневой экономики/ Правда, 1988, 12 октября, с. 2.

[98] Меньшиков С. Указ. соч., с. 194.

[99] Мирсаидов М.С. Нужна ли денежная реформа?/ Диалог, 1991, N 2, с. 26.

[100] Осьминин В. Указ. соч., с. 38.

[101] Теневая экономика, с. 15.

[102] При беседе А.Таксанова с сотрудником Госкомстата России в 1997 году, который работал в Госкомстате СССР и курировал среднеазиатские республики. К сожалению, ФИО этого человека автор не помнит.

[103] Меньшиков С. Указ. соч., с. 108-112.

[104] Саидова Г.К. Потребительский рынок и тенденции его развития в условиях перехода к рыночным  отношениям (региональный аспект)./ Автореферат на соискание доктора эконом.наук. Ташкент, 1992, с. 199.

[105] Козлов Ю. Теневая экономика и преступность/ Вопросы экономики, 1990, N 3, с. 124.

[106] Саидова Г.К. Указ. соч., с. 121.

[107] Экономика и жизнь, 1989, N 4, с. 39.

[108] Lasko M. Hidden economy – an unknown quantity? Comparative analysis of hidden economies in transition countries, 1989-1995 // Economics of Тransition. 2000. Vol. 8. № 1, p. 140.

[109] Бедные — семьи, в которых валовой доход на душу населения составляет менее 75 рублей.

[110] Узбекистан: общая оценка страны, 2003. Ташкент, Представительство ООН, с. 64.

[111] Теневая экономика в СССР (анализ, оценки, прогнозы), с. 38.

[112] Щит и меч, 1991, 21 января, с. 3.

[113] Борьба с организованной преступностью - только на старых связях/ СНГ: общий рынок, 1994, 14 мая, с.9.

[114] Российская мафия/ КОМПАС, 1994, N 52, с. 32.

[115] Теневая экономика в СССР (анализ, оценки, прогнозы), с. 39.

[116] Щит и меч, 1991, 21 января, с. 2-3.

[117] Данный документ был обнаружен А.Таксановым в библиотеке Посольства Узбекистана в Москве, когда он работал с архивными документами в 1997 году.

[118] Бизнес с большой дороги/ Деловой мир, 1995, N 14, с. 45.

[119] http://corruption.rsuh.ru/magazine/4-1/n4-03.shtml.

[120] Народное хозяйство Узбекской ССР в 1990 году, с. 48.