Это я

Ирина Грацинская
       Сижу за столиком. И напротив, и рядом – везде  о н и. Чужие.
       Пришел человек – вместо лица – пластилиновый блин и отверстия для глаз разной величины. Сканирую безостановочно. Могут? Не могут. Могут полюбить только за сегодня. А я хочу за прошлое – за жертвы, веру и доблесть, я хочу медали на шею, на сбрую. На выю! Я хочу преклонения перед подвигом. За это нельзя любить – скушно. Кажется, меня тоже нужно править ластиком – стереть все клеточки «до» и оставить пустое окошко «сего дня»
«...дцатого.....юня,..юля, ...бря». «Доброе тепло» под одеялом, греющее спину. Чтобы что?

       Раньше он не молчал – он выражал мысли. Теперь мысли ушли – может, осели на дно, может дно прохудилось – и их нет больше в принципе? А я должна слышать – у меня только так цепь замыкается: сперва принимаю звук, потом откликается моя собственная мысль – затем наступает ясность цели. С целью не все понятно.
       В молодом теле – дух молодой. Там утр в два раза меньше, нет соли, не горчит, настроение упругое - не продавишь, вера зеленого ростка в неистощимость тепла и никаких подозрений про ветер, у всех говно – но только не у меня...
       Всегда женщина впридачу к тому, что мужчине требуется всучивает так много лишнего...
       Повернула голову.   Раздвоившись, уже со стороны впиваюсь мстительным  глазом себе в просвет воротника – совсем недавно там стал собираться морщинистый чулок. Возраст – это когда с тобой что-то делают. Хочется оправдаться и объяснится с теми, кто давно тебя не видел – я не при чем! Тетки. Тусклые кудри, тяжелые мучнистые носы, фарфоровые нитки мелких зубов, отечные лодыжки и мужские ботинки, равнодушные к ноющим шишкам. Все это отравляет мое сознание. И меня превратят в такую... Куда бы сбежать, тайком исчезнуть,     соскочить с подножки? Придут, заглянут – а меня след простыл?
       Мечтаю, лежу, устроив подбородок в мякоти его спины...Внутри меня  барабан. Колесо обозрения. Крутится лебедка, пескоструйный аппарат: люблю, ненавижу, люблю, ненавижу - попеременно. Важно остановить лебедку на нужном такте – на тихой благодарности: он такой сильный, такой добрый, такой единственный – такой родной, такой, такой, такой, сего дня ... юня, ...юля, ...бря, ластиком все клеточки «до», потому что я хочу знать, что я ничего о тебе не знаю – с таким трудом договорилась любить тебя за сейчас, потому что за все остальное можно убить... Целую твою матерчатую спину, ты не шевелишься. Но ты не спишь – нет характерного свиста. Интересно, что ты подумал?
       Такой идиотский вопрос вырастает только в женской голове. Я не могу остановиться – ведь что-то же ты подумал? А, плевать. Мы требуем от мужчины невозможного. Хотим  от него и правильных мотивов и правильных поступков одновременно. Когда нас устраивают поступки, нас не устраивают мотивы. Как хороши мотивы и  как бездарны поступки. Но что делать? Нужно с чем-то смириться. С неправильностью своих представлений.

       К вечеру я остываю
       В темноту и усталость вытекает личное тепло
       Я нуждаюсь в тепле, я так хочу тепла, так дайте же тепла!
       Где те ладони, что прикрывали   от страхов и безутешности взрослой жизни?  БЕЗУТЕШНОСТИ Никто не утешит
       Прижать, погладить по голове? Лошадь? Ее можно хлопать по крупу.  Слабых-пинают, сильным-  не полагается. Самообслуживание
       Производить тепло самой, навынос, и с ним  - как коробейник, как лотошница
       Хватит.
       Я просто хочу спать