Был как раз один из тех счастливых дней, когда мамка была дома, и Гале можно было не идти в детсад. Всё складывалось как нельзя лучше, главное не упускать мать из виду, ох, уж эта Мари Трофимовна, смотришь, вроде дома занята важным делом, но расслабляться Гале внутренний голос не советовал, потому что в любой момент широкая цветастая юбка, мелькнув перед калиткой, могла скрыться неизвестно куда.
Здесь надо проявить максимум внимания и расторопности, чтоб во время ухватить ускользающий материнский подол. Ма, Ты куда? И я с тобой! Бывали, конечно, случаи, когда матушка шлепком по мягкому месту, возвращала назад. Нечего, мол, хвостом бегать. Но сегодня женщина торопилась, махнула рукой на дочь, беги, если охота и, не оглядываясь, на всех парусах мчалась в неизвестном для Гали направлении, хорошо бы туда, где продаются конфеты! Не успев даже прикинуть, стоит ли овчинка выделки, девочка, крепко уцепившись за край платья, быстро семенила маленькими ножками, наудачу.
Мать хотя и позволила держать себя за подол, но дочкину участь ничем облегчить не потрудилась. Скорость пробега увеличивалась, и, если напомнить Мари Трофимовне, что ребёнок еле-еле поспевает за ней, сметая на пути все камешки и грудки, причиняя немалую физическую боль босым ступням, голову даю на отсечение, что, едва оглянувшись, она бы торопливо бросила, что, мол, её никто не просил бежать следом, пусть бы дома сидела! В те времена родители смотрели на всё проще, над чадами так не тряслись, как сейчас.
Не зазря Галичка била ноги, траектория материного пути чётко обозначилась конечной остановкой, о которой и мечтала девочка. Тесный магазинчик с примитивной витриной скудного выбора конфет Галиного детства, притягивал, словно магнитом всю малышню кормосовхоза. Обязательный прилавок, разделяющий босоногую Галю с изобилием тогдашнего сельпо, был вровень с её ростом и лежал неприступной крепостью на пути к сладостям!
И определённо, только волшебный шелест, реально осязаемых денежек советского образца, что крепко держала Мари Трофимовна в руках, мог поспособствовать появлению нескольких граммов конфет, что извлекал продавец из недр специальной тары. Что же за лакомства хранились в недоступных ящиках, которые выдвигались поочерёдно, в соответствии с заказом покупателя?
Были, конечно, и шоколадные конфеты, но Гали не до жиру, она согласна и на простейшие «подушечки». Были такие муровые, выражаясь на местном диалекте, от слова «мура» карамельки. Форму эти дежурные конфеты имели обыкновенной подушки, на которой спят. Летом эта сладость подтаивала и подушечки, слипшись между собой, также прилипали и к детским пальчикам. Но это никого не огорчало, справлялись с этим последствием сильной жары с помощью языка. Пальцы так тщательно облизывались, что можно было и не мыть.
Мамка стоит у прилавка, дочь напряжённо следит за процессом приобретения товара. Пока что она не слышит, чтоб мать заказала конфет. Галя нервничает, хватается ручками за деревянный край, насколько возможно подтягивается, ей непременно хочется лично наблюдать за движением рук продавца, будет ли он выдвигать заветный ящик?
Старания заглянуть по ту сторону прилавка ни к чему не приводят, слишком мала. Надеяться на то, что мамка помнит о существовании дочери очень рискованно. Чтобы не остаться ни с чем, Галька дёргает мать за подол, резко и настойчиво, напоминая о своём присутствии. Купи подушечек! Не видя их, но, чувствуя запах и хорошо представляя мятые, спрессованные духотой подушечки, даже ощущая их на вкус, ребёнок совершенно теряет терпение. И смыкает ситцевую ткань повторно, посылая едва уловимое шипение детских губ, предназначенное только для материнского уха: «Купи конфет!»
Мари Трофимовна сердито отмахивается от дочки, специально создавая ненужный шум, привлекая внимание других покупателей, мать явно играла на публику, но карамелек всё-таки купила. Ну что же, начало прекрасное, дальше они заходят к ларьку, где продают свиные косточки.
Но косточек ещё не привезли, бабы стоят в ожидании. Галя на минутку выпустила подол, чтоб положить подушечку в рот. Ощутив блаженный смак, девочка опять ухватилась за краешек мамкиного платья, и вдруг слышит, чей-то возмущенный возглас: «Ой, Боже ж мий, хто цэ мэнэ за юбку тянэ?!» и жестом руки отбивает детскую кисть от собственной вещи.
Девчонка поднимает голову и не находит матери! Выходит, за платье она схватила постороннюю женщину. Ну что за человек, на секунду нельзя выпустить из рук... Бабы знакомые и малознакомые, здоровые и высокие, как деревья в лесу, смотрят на Мариину дочку и хохочут! Смех кажется диким и абсолютно ни к месту, что смешного, что дитя перепутало подолы? Гале, во всяком случае, было не до веселья, ей действительно показалось, что она потерялась среди этих пёстрых длинных юбок!
Лица гладкокожие и чужие, и ребёнок в панике ищет то единственное, побитое оспой, родное лицо... И только тогда сердце забилось ровно, и мир приобрёл привычные краски, когда перепуганный взгляд отыскал в море хлопчатобумажного разноцветья неповторимый рисунок матушкиного подола! Ждать машину из города, что доставляла мясной продукт, мать не стала и направила стопы на этот раз домой, Галя прицепом следовала за ней.
Пройти на улицу Зелёную можно было по трём переулкам. Первый был около Надежды Захаровны Устименко, второй возле Татариновых, и третий – Галин, правда через время сделали ещё и четвёртый, где дом Маностырновых. Уже дочь и мать дошли до второго переулка, ещё один пролёт и они дома. Но матушка истинно деревенская баба встретила такую же бабу, что «не любит» поболтать и, забыв о том, кто куда шёл и зачем, женщины остановились на полпути. И Галя ждала, когда мать наговорится.
Расставаться односельчанки не спешили, да и девочке торопиться некуда, конфеты при ней, она при матери, всё бы нечего, если бы не одно обстоятельство. Появилась вдруг, не терпящая отлагательств, необходимость поставить матушку в известность, что Гале так некстати кое-куда захотелось. На подёргивание юбки мать не откликалась, уже, видно, так к этому привыкла, что и не замечала. Галя сжала мамке руку, наклонись, мол, что-то скажу на ушко. Не легко, однако, достучаться с высоты собственного роста до взрослого человека.
Надо отдать должное, Мари Трофимовна склонилась, выслушала, что нашептала дочь, и тут же разрешила всю проблему, она показала на переулок и сказала: «Иди туда, сядь там и покакай». Галя посмотрела на мать, которая продолжала прерванный разговор, как ни в чём не бывало и несмелой поступью пошла к переулку. Какать, разумеется, хотелось очень, но садиться днём на виду всего совхоза и справлять нужду не хотелось ещё сильней, стыдно же!
Девочка подошла к чужому плетню, оглянулась по сторонам, вроде никого нет. Мать поглядывала одним глазом, и даже подбадривала: «Садись, садись, не бойся, никого нет!». Эти слова служили слабым утешением, ага, сейчас нет, а через секунду будет, что тогда? Позору не оберёшься. Она вернулась к тарахтевшим без умолку приятельницам и осмелилась ещё раз напомнить о себе и даже предложить мамке скорей пойти домой, чтоб по человечески, спокойно сходить в туалет.
Мари Трофимовна искренне удивилась, глядя на дочь, что та ещё не справила нужду, спешить домой из-за такой ерунды, не посчитала нужным. Развернула ребёнка опять в сторону переулка, подтолкнула упрямую, не по годам стыдливую девочку в спину с теми же словами напутствия. Только уже не так спокойно, как вначале: «Иди туда, я тебе сказала!».
Галя вновь пошла к переулку, на этот раз несчастная девочка, измученная позывами, явно предупреждающего характера, типа того – что-нибудь предпринимай, а то будет хуже. Шла к изгороди с твёрдым решением освободиться. Всё складывалось так, что о неловкости думать уже не приходилось, что называется, подпирало, и скорей всего ребёнок внял бы материному совету, но идущий по переулку какой-то мужик, в очередной раз заставил вернуться к мамке...
Когда мать в третий раз отправила Галю в переулок, по которому всё ещё шёл чужой дядька, девочка уже не дошла до него. Необходимость спешить туда отпала, сама собой. Дочь Мари Трофимовны замерла на какое-то время на месте. Потом как-то неестественно осторожно передвигаясь, подошла к матушке четвёртый раз. Только для того, чтобы сообщить ей, что она укакалась. Что ж ты сразу не сказала, что так сильно хочешь?! Мигом, бросив собеседницу, минуту назад с которой не могла расстаться, Мари Трофимовна потащила дочку домой.
Замывая Галю в большой чашке и споласкивая чистой водой, мать вдруг от души рассмеялась. Она сидела перед дочерью на корточках, а девочка держалась за мамкины плечи. Ей тоже стало смешно и почему-то очень хорошо, хоть мамка и не повела её во время домой, всё равно она очень хорошая! Они смеялись вместе, никто ни на кого не обижался, только Галя просила мать никому этого не рассказывать, пришло время, сама рассказала.