Безмолвный свидетель

Эль Куда
Удивительно не то, что вот уже целых полчаса я сижу на скамейке во дворе и греюсь в лучах апрельского солнца, а то, что еще час назад меня обвиняли в убийстве, и не было шанса оправдаться. Следователь Матюшкин сразу решил, что я виновен. Мое отрицание, призывы к его логике повисали в воздухе.
Что произошло с моим обвинителем за одну ночь, я не знаю, но ровно в семь утра бледный с дрожащими руками Матюшкин подписал бумагу о моем освобождении, вскользь заметив, что дело будет закрыто.
***
Убийство Лгунова Олега Павловича не потрясло никого. Все молча удивлялись, как это не произошло раньше. Его боялись и ненавидели все. Страх перед ним был так велик, что первому сообщению о его смерти никто не поверил. Даже когда Матюшкин прибыл на место в восемь утра после криминалистов, прокурора, мэра и других. Даже когда врач не один раз подтвердил собравшимся, что труп с тремя пулевыми ранениями в грудь и одним в голову давно остыл и ожить не может. Даже тогда никто не решался сказать вслух, что Лгунов мертв. Все молчали, курили и чего-то ждали. «Убийцу надо найти» - наконец сказал прокурор.

Матюшкин понял установку. Убийство произошло в час ночи в загородном особняке. Дети с Лгуновым не живут,  связи с отцом не поддерживают. Жена Олега Павловича умерла семь лет назад. Женщин к себе Лгунов никогда не привозил. Охрана особняка в дом доступа не имела. Единственный человек, который мог быть с Лгуновым круглосуточно, его бухгалтер Евдокимов Сергей Сергеевич.

Евдокимов растеряно хлопал своими длинными ресницами, и отбивался от напористого Матюшкина.
- Вы остались наедине, проверяли отчетность. Лгунов нашел ошибку. Вы заспорили…
- Мы не спорили, - замотал головой Евдокимов, - ошибок не было…
- Вы заспорили, - настаивал следователь, - тогда Олег Павлович сказал, что у него уже давно пропадают деньги. Вы выхватили пистолет и застрелили его.
- Какой пистолет? Какие деньги?
- Ладно, про пистолет я еще не додумал. Кстати, куда ты его спрятал? - Матюшкин прекрасно понимал, что все шито белыми нитками, но завтра он должен передать готового убийцу следственным органам. Свидетелей преступления нет. Алиби у этого двадцатитрехлетнего парня нет, родственников со связями тоже нет – детдомовский. Прекрасный кандидат. Найти профессионального киллера за сутки, который чисто выполнил  работу по заказу, дело дохлое.
- Вы поймите, я не мог убить Олега Павловича. Я ему всем обязан, - попытался воспользоваться паузой Евдокимов. – Он меня из детдома забрал, в институте учил, работу дал. Жил я у него в садовом доме. Он мне как отец….
- Конечно, обязаны, - перебил следователь. Он слышал только то, что хотел слышать, - Сколько вы у него украли за время работы? Миллион? Два?
- Нет! Не мог я у такого человека воровать. Он мне большие деньги платил.
- Бог ты мой, да кто сейчас на зарплату живет? – возмутился Матюшкин. – Не морочьте мне голову. Признайте свою вину, и мы с вами расстанемся.
- Но я не убивал! Он мне как отец….

Час за часом, пятнадцать часов, следователь зомбировал Евдокимова. Парень оказался упрямый, твердил свое. Матюшкин решил сделать перерыв. Подозреваемого увели. Следователь в ожидании обещанного «горячего кофе и чего-нибудь пожрать» решил прогуляться по особняку. Ноги сами привели его на третий этаж, где остались четко очерченные мелом контуры утрешнего трупа. Усталость навалилась сразу, Матюшкин присел на диван. Мягкие, удобные подушки так нежно приняли его напряженное тело, что он с удовольствием откинулся на спинку и погрузился в созерцание комнаты.
Матюшкин давно понял, что искать справедливость в этом мире занятие бесполезное. Жизнь била его, он увертывался и отвечал тем, что показывал свою власть над другими, такими как Евдокимов. Ему не было его жаль, может быть потому, что этот парень сожалел о смерти своего шефа. А он, Андрей Матюшкин, хорошо помнил, как Лгунов ударил его по лицу, когда еще молодой следователь не уступил ему дорогу.
***
- О чем задумался, Андрюха? – Лгунов в окровавленной рубашке попивая вино, сидел в кресле.
- Пытаюсь понять, что здесь произошло. – Матюшкин равнодушно заметил, что не удивился ожившему трупу.
- Правду знать, что ли хочешь, Андрюха? А кому она нужна эта правда? – Лгунов пересчитал дырки от пуль на рубашке. – Три всего, пуль пожадничал…
 - Четвертая у вас в голове засела, - уточнил Матюшкин.
- Точно, - Олег Павлович поковырял пальцем дырку в голове, - а я думаю, чего это у меня там свербит. Андрюха, ты вино то пей, когда еще такое попробуешь.
- Спасибо, но я вроде бы как на службе.
- Пей, говорю, - угрожающе из кресла приподнялся Лгунов. - Раз сидишь в моем доме, то слушайся хозяина!
Матюшкин испугался. Этот человек обладал внутренней силой, которую все чувствовали и боялись.
- Правда, Андрюха, понятие относительное. Говоришь, Евдокимов меня застрелил? – Матюшкин кивнул. – Посадишь его? – опять согласный кивок. – Правильно, нечего гнилому семени прорастать.
- Неужели он вас… это… - произнести слово «убил», Матюшкин не посмел.
- Он, - подтвердил Лгунов.
 
Матюшкин не верил Лгунову. Хотя сам пытался внушить Евдокимову, что тот убийца. Но! Слишком нереально, что этот голубоглазый парень стрелял в упор в самого дьявола воплоти.
- Андрюха, ты в приведения веришь? – Олег Павлович цепким взглядом изучал Матюшкина.
- Нет. Во время следствия мне столько сказок рассказывают, что ни в бога, ни в черта не будешь верить.
- Это хорошо, - успокоился Лгунов, - это очень хорошо.

Где-то стукнула дверь. Матюшкин встрепенулся: «Присниться же такое». Старшина принес еду, поинтересовался «кормить ли задержанного». Хотел сказать «Нет, быстрее сознается», но передумал, почему-то вспомнив маму и ее заботливое: «Сынок, ты кушал сегодня?»
***
Три часа ночи, а Матюшкин все бродил и бродил по огромному особняку Лгунова. Во всей обстановке была какая-то странность.  Она вползла в подсознание следователя, не давала покоя, но уловить, что его настораживает, он не мог. Показательная чистота, как в музее. Шик и лоск дорогой обстановки резал глаз. Стоимость мебели и отделки комнат не вызывала сомнения. Эхо шагов заглушали пушистые ковры, либо какой-то настил, названия которого Матюшкин не знал. Обойдя все три этажа, Андрей замечает маленькую лестницу круто идущую вниз.
Вздрогнув от пронзительного скрипа первой же ступеньки, замялся. Идти дальше или нет? Вверх взял профессионализм, а может обыкновенное человеческое любопытство.

Две маленькие комнаты в полуподвальном помещении. В отличии от идеальной чистоты особняка здесь пыль, пятна, застоявшийся воздух. Запах присутствия человека. Здесь кто-то жил! Жил постоянно: ел, спал, справлял нужду.
- Кто здесь? Выходите! Я следователь Матюшкин. Меня не надо бояться, - он был уверен, в этих комнатах живет пленник Лгунова. Живет уже не один год.
В ответ ни звука, ни шороха. Но! Матюшкин ощущал присутствие кого-то рядом, он оглянулся. Никого! Жуть неизвестности холодным комом прокатилась до самого горла. Матюшкин сглотнул слюну, и ком рассыпался крупными мурашками. Он дернул свое ухо, даже по нему ползут эти противные мурашки, признаки животного страха. Нет, в этот раз не сон. Что бы подбодрить себя почти заорал: - Кто здесь? Выходи!
 Матюшкин проскочил обе комнаты, заглянул во все уголки. Пустота комнат также реальна, как и присутствие здесь его самого. Бессонные сутки не первые в жизни следователя, но так усталость проявилась впервые. Матюшкин закрыл глаза, попытался сосредоточиться. Понял, что прислушивается, стараясь уловить, откуда  исходит источник беспокойства. Внезапно его взгляд уперся в глаза, смотрящие на него из фотографии.
- Мистика какая-то, - чертыхнулся Матюшкин. На фото двое. Мужчина – без сомнения Лгунов в молодости. Женщину он не видел никогда в жизни, но именно она в упор смотрела на Андрея. – Ну, и что тебе надо?
Мгновенное освобождение от давящего чувства присутствия незнакомца, и Матюшкин облегченно взбежал по скрипучей лестнице наверх.
***
Влетев в яркие дорогие залы, следователь понял. В особняке никто не жил! Это декорации. Лгунов, которого так все боялись, богатству которого так все завидовали, жил в подвальных комнатах. Если это так, то почему убили его на третьем этаже особняка? Или он все-таки с кем-то встречался, или от кого-то убегал…

Тут Матюшкин поймал себя на мысли, что начал вести следствие. Он начал искать причину и мотив преступления. Зачем? Есть готовый кандидат в убийцы. Зачем мутить итак замутненную воду?

Топот торопливых шагов. Крупная, ссутулившаяся тень на лестничной стене. Матюшкин рванул к лестнице. Он должен был увидеть этого человека, должен был понять, что ему здесь надо.

Ориентируясь по звуку шагов, он вбежал в комнату на третьем этаже, и чуть не столкнулся с невысокой женщиной, стоящей к нему спиной. Матюшкин  хотел взять ее за плечи и развернуть к себе, чтоб задать пару-тройку вопросов, но грубый оклик потряс его.
- Чего тебе? – Лгунов тяжело дыша, стоял посреди комнаты и с ненавистью смотрел на Матюшкина. Андрей поперхнулся объяснениями, но вдруг понял, что не ему адресован этот вопрос. Лгунов спрашивал женщину: – Что ты ходишь за мной? Чего ты хочешь от меня? Я устал от тебя. Уйди, оставь меня. Видеть тебя не могу…
Матюшкин заметил слезы на глазах Лгунова, а тот повалился на колени и взмолился: - Прости меня, Христом Богом заклинаю тебя, прости.
Гостья молчала. Молчала, как глухая, как неумолимый судья, как может молчать… призрак.

Матюшкин понял, что видит вчерашнюю ночь убийства.
Лгунову надоело стоять на коленях. Похоже, он это делал часто. Вскочив, бросился к призраку женщины…. Приведение колыхнулось и отплыло в сторону. Теперь Матюшкин увидел ее лицо, это была женщина с фотографии.

- Маша, Машенька, ну сколько можно меня мучить? – вел Лгунов односторонний монолог. Ревновал тебя? Да, ревновал! А как не ревновать? Красавица ты у меня. Разве какой мужик такую женщину пропустит? Нет, Машенька, все правильно я делал, что из дома никуда не пускал. Тебя отпусти…, вон родила Серегу. От кого родила, спрашиваю? От меня? Врешь, стерва, не мой он сын. Я в армию, а она рожать. Если мой, зачем свою фамилию дала? Что ты думала, не вернусь за тобой? Дурой была, раз так думала. Я ж любил тебя! Сильнее всех любил, и люблю до сих пор. Ни при тебе, ни после тебя, ни одной женщины не было. Одна ты у меня, Машенька. Зачем задушил? Сама знаешь, приревновал. Зачем у окна стояла? Кого ждала? Один раз забыл тебя в подвальных комнатах закрыть, ты сразу к окну бежать? Может и зря… только…. Ладно, виноват, виноват перед тобой. Дом для тебя строил. Какой дом! Мне без тебя он не нужен. В тех  комнатах теперь живу, вину свою пред тобой…. Сколько можно мучить меня? Отпусти, прости меня, Машенька!
Сердце Матюшкина от последнего стона Лгунова приостановилось от жалости, но призрак жены Олега Павловича с укором смотрел на мужа, ожидая чего-то большего, чем покаяния.
- Нет, не жди! Вину свою перед тобой признаю, но Сережка Евдокимов никогда не будет законным сыном моим. – Он бросился к комоду, выхватив пистолет, угрожающе заявил: – Лучше руки на себя наложу, но сыном он мне не будет. Что? Дети сиротами останутся? А где они дети твои? Нет их, не простили они меня. Догадались, что ни сама ты померла. Ничего, помучаются по чужим домам без денег и сами на коленях приползут. – Лгунов был в ярости. Его боялись все, его приказы исполняли с полуслова, а тут ему приходиться оправдываться, виниться перед кем-то, кого уже нет. Обозленный, в порыве бешенства он выкрикнул: - Не нужна мне жалость твоя. Уйди, видеть тебя не могу, слышать не могу, потому что жить без тебя не могу…, - три выстрела прогремели одним раскатом. Лгунов только пошатнулся, сила этого человека была немереная.
Матюшкин заворожено смотрел, как кровь просачивается через рубашку, растекаясь вокруг ран.
- Может, напоследок скажешь мне что-нибудь хорошее, Машенька. Не такой уж плохой я был. Ведь люблю я тебя, больше жизни своей люблю.

Матюшкин перевел взгляд на призрак. Лицо женщины просветлело, лучистые голубые глаза смотрели на него, а губы что-то шептали. «Что?»- Андрей пытался понять, что говорит ему Машенька, но никак не мог. Внезапно он вспомнил о последнем смертельном ранении и произнес вслух: «Контрольный выстрел». Она сказала что-то другое, наверно просила остановить Лгунова, но его слова прозвучали сигналом. Четвертый выстрел прогремел в воздухе.
Конвульсивно Лгунов с дырявой головой сделал еще несколько шагов в сторону своей жены, протянул к ней руки, выпал уже не нужный пистолет. Он желал умереть в объятиях любимой и задушенной им же жены. Не найдя опоры Лгунов рухнул на пол.
***
Матюшкин заворожено смотрел на тело Лгунова, которое лежало в очерченном силуэте трупа. Все стало предельно ясно, но кто поверит в этот рассказ не спавшего несколько суток следователя. В то, что смертельно раненый человек сам себе произвел контрольный выстрел в голову. Все-таки придется сажать Евдокимова.

- Что? – Матюшкин сжался под укоризненным взглядом женщины. Он хотел сказать  в оправдание, что начальство звери, что он только исполнитель, что ничего никому не сможет доказать. Призрак поманил его пальцем, и Матюшкин струсил. Если во сне покойник тебя зовет, значит скоро умрешь, а тут призрак жены Лгунова не во сне, а в шесть утра подзывает. – Нет, вы уж извините, но я тут постою.
Женщина переместилась к стене,  указала на что-то рукой. Андрей приседая, ощутил, что колени дрожат, «страшно все-таки». Так же протянул руку, но зачем? Только тут он оторвал свой взгляд от привидения. Напольный настил под тяжелым зеркальным комодом деформировался, между ним и стеной образовалась узкая щель.
- Вот вам и дизайн и евроремонт. Как строили хреново, так и строят, и плевать им, кто здесь жить будет. – Тут Андрея посетила мысль, что пистолет, который не смогли найти, вполне мог провалиться сюда. Проверить можно, только отодвинув комод. Увлеченный идеей найти пистолет, Матюшкин пытался сдвинуть комод, но куда там. Он позвал сержанта. Вдвоем сдирая настил, они  передвинули комод в сторону. Испачкавшись в строительной пыли, ободрав пальцы, он достал пистолет из щели.
- Есть! – победно вскричал Матюшкин, и огляделся. Рассвет изгнал ночь. Хорошее утро! Сегодня он честный человек. Не надо сажать невинного. Не надо юлить и что-то доказывать начальству. Достаточно отпечатков на этой ценной улике. Криминалисты рассчитают и распишут траекторию падения убитого и его оружия. ЭТО САМОУБИЙСТВО!
***
Я огляделся вокруг, весна была во всем, была она и во мне. Новая жизнь после смерти Олега Павловича не сулила мне ничего хорошего, надо искать работу, жилье…. Но! Главное свобода!
- Скажите спасибо свидетелю, - следователь смотрел на меня  в упор, словно знал обо мне что-то такое...
- Какому? – Но он меня уже не слушал, устало брел к ожидавшей его машине.
Матюшкин думал, что наверно надо было сказать Евдокимову про его родителей, с другой стороны не его это дело. Он итак расследовал преступление, воспользовавшись свидетельскими показаниями привидений. Был ли в мировой практике еще такой случай? Матюшкин не знал. Впрочем, его это мало волновало, он все равно никому не собирался рассказывать об этом.

*** Рассказ возник, как вариант, после официально заключения о самоубийстве. «Убитый выстрелил себе в грудь три раза. После чего произвел контрольный выстрел в голову. В результате, которого наступила смерть».