Слёзы ночи.
Я стоял у окна, положив ладони на холодный подоконник. За окном блекла вечерняя серость, она же сидела где-то в глубине души, заставляя неподвижно смотреть на пейзаж за окном. Привычный, ничуть не изменившийся за последние тридцать лет. Когда-то давно, пятилетним пацаном, я любил стоять здесь и рассматривать двор с высоты седьмого этажа. Во дворе было много примечательных вещей. Вот, к примеру, скамейки. Те, что у подъездов, отсюда не видно, только те, что под корявыми шелковицами. Шелковиц насчитывалось пять, и они были очень старыми. Стволы толстые, ветки плакучие, в них запросто можно было устроить засаду, а то и гнездо пиратов! Скамейки стояли здесь весьма кстати, с них можно было легко влезть на корявый ствол. А еще под шелковицами никогда не сидели бабушки и мамы с колясочками – слишком низко спускались ветки, взрослые могли попортить о них прическу – так однажды сказала соседка. Разве не рай для ребятишек? Мы нередко представляли себе, что пророем тут между деревьями колодец, такой глубокий, что по нему можно будет добраться до обратной стороны земли. И, конечно, поселим в колодце зверюгу, как свирепую, так и умную, чтобы своих от чужих отличала. Вот только летом, когда крупные нежные ягоды созревали, скамейки и все пространство вокруг деревьев покрывалось сочными кляксами, от которых появлялись многочисленные пятна на штанишках и рубашках – сезонная проблема местных мам.
А вот еще одна достопримечательность – крутая песочная насыпь вместо песочницы. Нет, песочница тоже была. Только она стояла в сторонке, маленькая и пустая, не в силах соревноваться с огромной кучей, непонятно откуда свалившейся в наш двор. Наверное, строители забыли, или лишний песок остался. А может быть, привезли для садика, а остатки тут сгрузили. Впрочем, в пять лет не задумываешься над смыслом хорошего, оно происходит потому, что так и должно быть! Отсутствие же хорошего является вопиющей несправедливостью!
А садик стоял тут же во дворе, окруженный домами, и я любил смотреть на него сверху, из моего окна. Снизу никак нельзя было увидеть то, что открывалось с высоты! Снизу это было квадратное двухэтажное здание, стены разрисованы сценами из жизни медвежат и заек, которые, по всей видимости, только и делали, что радовались и кушали. Конечно, снизу садик казался высоким, однако, с седьмого этажа двухэтажный домик смотрелся скромно. Мишек было видно плохо, зато взгляду открывалась плоская крыша, днём тёмно-серая, ночью черная, а в дождь сверкающая лужицами. Эта крыша являла пятилетнему зрителю совершенно особенные картины!
Я любил в дождь прибежать ночью на свой наблюдательный пункт у подоконника, когда в комнате было темно, а на улице горел один единственный фонарь. Прислушиваясь, не проснулись ли родители, я стоял у окна в пижаме и тапочках, опершись локтями о подоконник, и заворожено наблюдал, как тёмные лужицы на крыше рябят новыми каплями… И я верил, нет, я совершенно точно знал, что это не вода! Это не могла быть вода! Вода совсем не такая. Я почти ощущал запах, а рот невольно наполнялся слюной! Это волшебство, конечно, но ночью в дождь на крыше садика бывают лужицы с жидким шоколадом со сливками – не иначе. Это был мой секрет, хранимый по сей день.
Добраться до крыши не было никакой возможности, а значит, невозможно было доказать мою гипотезу. И, конечно, это значит, что невозможно было ее опровергнуть. Сколько раз, стоя здесь у подоконника, я представлял, как попаду туда – на крышу, такую близкую и недостижимую! Вот у меня вырастают крылья, я чувствую неизмеримое счастье, лезу на подоконник, открываю окно и лечу! Сделав, для приличия, пару кругов над садиком, я осторожно, чтобы нечаянно не вступить в лужицу, опускаюсь на вожделенную крышу … Присев на корточки, опускаю ладонь на поверхность блестящей жидкости… Она упругая и густая, как ей и положено. Вдохнув сладкий аромат, я принимаюсь вылизывать ладошку! Как вкусно! Меня переполняет гордость, я не ошибся, всё было не зря! Это всё правда! Спасибо, ночка, что наплакала мне такую вкуснятину! Я никогда не забуду твоих слёз!
А потом становилось жарко от близости батареи или от чего-то еще. Крылья растворялись в темной комнате, а крыша возвращалась на привычное место, на пять этажей ниже меня…
А еще через неделю, с новым дождем приходила новая сила – я умел прыгать так высоко, что подходил к воротам садика и легко, даже не разбегаясь, подпрыгивал на всю высоту здания! Подтянувшись за карниз, влезал на крышу и снова – аромат и сладкая победа!
Лет через семь крыша перестала притягивать, появились новые мечты и полёты. А вот теперь почему-то дождь не давал мне оторваться от детской, почти забытой картинки. Сглотнув, я решил всё-таки устроить себе праздник – а почему бы и нет? Шоколад со сливками – не такая сложная вещь! И через двадцать минут, вернувшись сюда же с дымящейся чашечкой, не включая света, я сел на подоконник и, глядя вниз на сверкающую лужицами гладь, неторопливо сделал глоток…
- Я победил тебя! – Сообщение адресовалось крыше. – Без всяких крыльев победил! – Сказал и невольно улыбнулся – стоило ждать столько лет!
Крыша вмиг потеряла загадочность и притягательность, а уютно устроилась где-то в глубине воспоминаний картонным секретом из детства.
Я отнес пустую чашку в кухню и, проходя мимо дочкиной спальни, заглянул в приоткрытую дверь: милое моё солнышко! Спит, улыбается чему-то. Надо будет и ее шоколадом угостить. Завтра.
В спальне горел свет. Жена полулежала в кровати с ноутбуком на коленях, как обычно – пишет статью. Подняла глаза, улыбнулась рассеянно и вернулась к работе. Я лег рядом, подумал, что теперь после шоколада, наверняка, не усну – и провалился…
Был какой-то сумбурный сон. Я искал что-то важное и не мог найти. Да и как найдешь, когда неясно, что ищешь? Сполохи света, искры, дождь, чей-то голос шепчет прямо в ухо, слов не понять, но голос родной, нежный, нужный… Невесомость, снова голос, теперь уже понятный, он звал, убеждал, уговаривал не уходить. И еще один – детский, звонкий, самый любимый голосок – звал, как-то с двух сторон одновременно, а с одной стороны даже плакал. Вкус шоколада, потом что-то соленое. Я тону. Где? Нет никакой воды, нет воздуха, меня нет!
- Папа! – Крик над самым ухом.
- Я здесь, все в порядке, - отвечаю автоматически, кому – сам пока не знаю, еще сплю, но уже ощущаю себя лежащим, удобно, есть подушка и одеяло. Глаза пока открыть боюсь, хоть и понимаю, что сон ушел, это был только сон…
- Пап, ты чего? – Лапуля всхлипнула так неожиданно – она никогда не плачет без серьезной на то причины… Я силился открыть глаза, но ничего не получалось, поэтому я просто нашарил рукой пушистые волосики, прижал малышку к себе, гладил нежную щечку и повторял:
- Все хорошо, родная, я здесь, не бойся, всё хорошо… - Сам не понимал, что именно хорошо, чего не бояться. Сейчас соберусь с силами, открою глаза, встану, сварю кофе, к которому часу мне на работу?
- Лапуля, не бойся, он в порядке, только пока не понимает, что происходит, - этот голос прозвучал у меня над головой, и наконец-то во тьме зародился свет - получилось открыть глаза.
Я лежал, почему-то, на полу, у меня в изголовье на корточках сидел Азриэль – было ясно, что это он, но никак не получалось вспомнить, откуда я его знаю. Справа, положив голову мне на грудь присела Лапуля. Она выглядела немного необычно, и невозможно было понять, что именно необычного в моей дочурке.
- Главное – мы вместе, - малышка подняла голову и улыбнулась самой лучезарной улыбкой во вселенной!
- Мы… всегда… вместе, - ответил я медленно, по слову, потому, что наконец-то понял, где сон, а где реальность! Боже мой! Спасибо! Я здесь, а не ТАМ!
- Конечно, здесь, - Азриэль теперь сидел от меня слева и тоже улыбался. – Извини, это я виноват, не предупредил, не предусмотрел... Ты сильный, ты так ловко ушел, что я не сразу заметил!
Опять загадки – и почему нельзя выражаться яснее? Впрочем, детальки коллажа сами собой стали соединяться, и картина рисовалась до боли банальная. Ну, прогулялся я в другое измерение, уж не знаю – во времени ли, в пространстве ли, в желании ли… да и вернулся с миром, - подумаешь!
Теперь я заметил, что наш зверинец тоже копошится рядом – Кося сидел у подушки и, прижав уши к спинке, косил черным понятливым глазом. Хищник с утробным урчанием терся о ноги. Стало вдруг так хорошо и уютно! Дома!
Я потянулся, с удовольствием, долго прислушиваясь к собственным ощущениям. Ощущения сообщили, что шоколад мне привиделся, и жутко хочется есть!
- Азриэль, будь другом, кофейку свари! Эх, я бы сам сварил, да не умею пока добывать кофе из воздуха!
- Уже сделано! – Азриэль невесть откуда добыл дымящуюся чашку, и по комнате поплыл тот самый запах. Может, стоило заказать шоколад со сливками? И зачем? Вон его у нас на крыше в избытке!