…Скорей из ненавистного дома, в котором не видел и не знал ничего, кроме родительского каждодневного морального садизма и молчаливой безропотности жены. Он спешил в осень. Чтобы стряхнуть с себя стрессы, как стряхивают листья деревья.
Он хотел, чтоб в его пессимизме задохнулись люди, делившие с ним долгие годы кров. Он ненавидел их, но эта ненависть рождалась не злостью, а беспомощностью. Что он требовал от них? Быть другими? Какими? Под силу ли им такое?
Почувствовал себя человеком, лежащим на рельсах, к которому неумолимо приближается поезд.. Поезд ещё далеко, но холод колёс уже ощущается под лопатками.
Он упал в кучу листьев, желая согреть душу беззлобным осенним пожаром… Тихое пламя обволокло, успокоило. И стало легче…Встал, отряхнулся и побрёл, не замечая холодных, безучастных взглядов прохожих.
Вдруг внимание привлекла пожилая пара, гуляющая по скверу. В старческих пальцах он увидел кисть рябины, всю в каплях дождя.
— Брось рябину в рот, раскуси её, — сказал пожилой мужчина своей спутнице. — Что ты почувствовала?
— Горечь.
— Горько… Но с первыми заморозками приходит сладость…И в этом – непреложный закон жизни. На смену отчаянию должна прийти тихая умиротворённость души… Главное – не бояться раскусить горькую ягоду…
Пожилая пара удалилась, оставив его наедине с самим собой и своими мыслями.
Ему вспомнились строки, написанные в далёкие студенческие годы:
А может правильно,
что существует боль, —
Иначе люди
стали бы бездушными.
Не разлучит
земная нас юдоль,
Пока друг другу
будем нужными.
Вспомнилась хрупкая девушка-студентка из недосягаемых 80-х, не ставшая его женой. Вспомнился друг, которому он перестал доверять и навсегда, как тогда казалось, вычеркнул из своей жизни. Вспомнилось время, когда он был счастлив. Потому что у него были любимая девушка, друг и любимое дело. Вспомнилось, как жестоко и безоглядно, стараясь избавиться от боли, он сжигал за собой мосты, не понимая, что вернуться на тот далёкий берег уже не сможет, а брода в реке времени нет.
К горлу подкатился горький ком. Мосты сожжены, а боль осталась… Появилась горечь – как от раскушенной ягоды рябины. Стало тяжело дышать. Пронзила мысль: «Если не можешь вернуть прошлое, примирись со своим настоящим и сбереги его». И холодные колючие льдинки боли в сердце стали таять, уступая место теплу.
— Горечь должна сменится сладостью… Должна… — шептал он.
Он вернулся домой спокойный и с румянцем во всю щеку. Удивительно, но не было упрёков. Заплаканная жена бросилась на грудь, прижалась. Родители вышли в коридор молчаливыми тенями. Они то опускали, то поднимали глаза, полные слёз, но так и не нарушили молчания.
Назавтра он жёг листья во дворе, вороша их суковатой палкой. Ворошил память, а с ней — просыпающуюся надежду, что бежать больше никуда не придётся. Даже в осень. Или туда, где нас нет…