Женщина сидела за столиком в кафе, всматриваясь в кофейную чашку. С некоторых пор она пьёт без сахара – так сказали врачи. Терпкий вкус пробуждает. Но не желания. Она бы всё отдала, если бы он сидел вот так рядом и преданно глядел в глаза ещё год назад. Ещё два года назад он казался ей одним из самых честных в мире людей. Ещё три года назад он был для неё героем из комиксов про Супермена. Ещё четыре года назад он был для неё самым желанным человеком, кружил голову и пробуждал желания. Ещё несколько лет назад, когда она могла отдаваться чувствам с наивной искренностью, раздвигая не только колени, но и дверцы в своё сердце. Ещё несколько лет назад, когда у неё ещё не было ребёнка, похожего на ангела. А у него – троих детей. И этого груза проблем за когда-то самыми сильными мужскими плечами на земле. И этой боли от несбывшихся надежд и не той совсем жизни, какую он себе представлял, отказываясь от счастья быть с нею. От счастья не отказываются – сказала тогда женщина. Мужчина хотел тогда жить по чести, думая, что это – главное в жизни. И если надо было отказаться от самого дорого на свете – что ж, он готов был пойти на такие жертвы. Мужчины и женщины склонны возводить в абсолют достоинства того, кого любят. И свои собственные. Трусливо пряча за высокими порывами свой страх перед счастьем. Счастье. Просто так? Безвозмездно? Так не бывает - за него всегда надо платить. Платить не хотелось.
- Мне причиняют боль мысли о тебе, - сказал мужчина и сделал глубокую затяжку. Казалось, у него вот-вот вывернутся лёгкие, и он выпустит их струйкой дыма и полупрозрачными неровными кольцами. Он любил пускать кольца – вдумчиво и не глядя на дым, будто каждый раз знал, что клубы сами образуют рваный круг или сердце. Сердце. Когда она сидела рядом, он всегда пускал дым кольцами в надежде, что когда-нибудь ему таки удастся выдохнуть сердце – если не своё, пульсирующее и сжимающееся от боли, что они не вместе, и в тот же миг разжимающееся от счастья, что она рядом, так хотя бы из дыма, который растает через мгновение. – Мне больно по поводу тебя и нас, - повторил он свою мысль.
- С каких именно пор тебе больно? – спросила женщина, вскинув голову и недобро щуря глаза. В последнее время, разговаривая с ним, она часто так делала, оставляя лишь узкие недоверчивые щёлочки, в которых блестели зрачки. Блеск то разгорался, то затухал, то снова разгорался с особенной силой, прожигая собеседника изнутри. Под взглядом её больших синих глаз казалось, что сердце влюблённого катается в горячем масле на сковороде, сжимаемой в руках чёрта. – Так с каких именно пор тебе больно по нашему поводу? – повторила она медленно и чётко, снова обжигая его душу. – Может быть, с тех самых, как я увидела тебя и влюбилась без памяти? Или, возможно, с того времени, как мы впервые занялись сексом? О нет, я знаю – с того момента, как ты принял решение не быть со мною, сказав, что всегда был немного трусом и не можешь отдаться целиком своему счастью, а я, пытаясь заглушить боль, вышла замуж за другого и родила ему ребёнка.
- Не говори так со мной, - мужчина вздохнул. Она была всё так же красива, как и в тот самый первый раз, когда он увидел её, входящую в комнату, ещё минуту назад столь тесную для той толпы, которая пыталась втеснить себя в её четыре стены. Как только изящное тело этой женщины впорхнуло внутрь, там стало легко дышать и запахло свежестью первой весенней грозы. И стало ещё теснее – от всех тех людей, которые разделяли их, создавая ощущение, что пробраться к ней поближе не удастся никогда и мир закончится в тот самый миг, как она со скучающим видом выйдет из комнаты. Нет, сейчас она была ещё красивее. Только более резкой. Холодной. И безжалостной. А ему нравилась эта боль, и ощущение меланхолии, и недостижимого счастья. Недосягаемое манит и волнует - налёт драматизма в отношениях всегда казался ему залогом романтичности, которая и движет этим миром. Его миром, по крайней мере. Пора признаться себе – если бы ему нравилось ощущать себя счастливым без оглядки, он бы бросил всё даже ради короткого мига счастья рядом с нею, чтобы вдыхать запах её волос.
- Я могу и молчать, - ответила женщина совершенно равнодушным голосом, допивая свой терпкий кофе. Горчит. А он уже не тот молодой и привлекательный мужчина, который когда-то озарял своим присутствием любую компанию и мог вскружить голову даме, только улыбнувшись и взглянув сквозь свои длинные ресницы. Когда он смотрел так на другую женщину, она готова была пронзить его ножом – этот взгляд принадлежал только ей: так он смотрел на неё в миг знакомства. Он и сейчас так на неё смотрит. Горчит. Или это кофе без сахара? Тогда его улыбка казалась ей признаком его безотказности и желания одарить каждого своим светом, а теперь превратилась в жалкий способ обретения желаемых благ. Тогда он был искренен и честен, его душа играла героические нотки, и они её волновали, как морской бриз. И хоть он не был красив в классическом понимании, ни одна дама не могла устоять перед его шармом. А сейчас. Стоит признать, что сейчас он набрал лишних килограмм десять, и это его вовсе не красит. К тому же собирает открытки и вырезки в журналах о себе. И сейчас он сидит перед ней и преданно смотрит снизу вверх, готовый на всё, только бы она улыбнулась ему, как в тот, первый раз. Горчит, - подумала женщина. Как хорошо, что он на мне тогда не женился, - и встала.
- Горчит. Без сахара, – как бы оправдываясь, пожала женщина плечами и растворилась в клубах дыма его сигарет. Сердце. Получилось.