Штрихи

Олёна Дан Ольга Данишевская
I

Больше всего на свете она боялась пустоты внутри себя. Той самой, которая гораздо сильнее, чем одиночество, и безразличнее, чем смерть. Той пустоты, которая появлялась из ниоткуда, силой вытряхивала душу, и звенела  внутри, наполняя вакуумом тело.

Однажды она сказала, что все продается и покупается, кроме вдохновения, спускающегося внезапно и столь же неожиданно покидающего человека. Только оно способно оставить после себя горький налет разочарования и то страшное ощущение, когда можно бросать бесконечное количество обидных и не очень фраз, неординарных поступков, тревожных взглядов… и ничего не услышать в ответ. Состояние, когда умирает эхо.

Она была безумно талантлива. До остервенения. Она продавалась повсюду: в душных офисах перед носом потеющих и брызжущих слюной подрядчиков, в узких переулках старого города – музея под открытым небом, на персональных выставках, на клочках туалетной бумаги в замке стен прокуренного и убитого музыкой бара, в глазах заказчиков, приходящих в экстаз от ее работ. Говорили, будто она сдала свою душу милому старьевщику с козлиной бородой, выручив за это несколько сотен зеленых, которые тут же были потрачены на дешевую выпивку, горы баночек с красками, бумагу и карандаши. Абсурдная безумная ложь. Она была достаточно богата, т.к. умела продавать, и слишком занята, чтобы заниматься такими ничтожно мелкими делами, как реализация собственной души, которая однажды самостоятельно ее покинула, окончательно запутавшись в витиеватых линиях ее графитной фантазии.
Она была потрясающим архитектором. Гением без души, но от Бога, безумно любившим свое вдохновение…

II

"...Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…"

Ей казалось, что она любила его всю жизнь. А он был всего лишь сто вторым ее Заказчиком. Смешно. И так случалось всякий раз, когда она находила в глазах совершенно чужого человека искры своей любви. Обычно все начиналось сумбурно, спонтанно, как после адского затишья, когда налетевший ветер должен был обязательно снести крышу, раскрошить окружающий мир на мелкие никуда не пригодные частички. Такие моменты оставались в подсознании черно-белыми снимками: листы бумаги, рейсшина, карандаши, незнакомые руки, изучающие линии ее гибкого тела. И вот очередное утро своей жизни она уже встречает не одна.

Особенно туго ей пришлось с юбиляром. Вдохновением под номером сто. Оно было женщиной среднего роста, двадцати шести лет, брюнеткой с капризным избалованным характером и глазами странного цвета. Ее звали Марта. Она любила просыпаться по утрам и щекотать лицо своей партнерши. Потом, когда сон был разрушен, она целовала тонкую кожицу век. К разлуке… Марта исчезла также внезапно, как и появилась, как будто растворилась вместе с эскизами дома своей мечты, оставив после себя лишь зеленые листы бумажного счастья и терпкий аромат своих волос, который еще долго витал в опустевшем пространстве студии.

Тогда ей казалось, что Марта была ее финалом, переступив черту которого, приходит осознание того, что сейчас можно жить только воспоминаниями прошедших эмоций и неслучайных связей. Она долго натыкалась на вещи (первый признак потерянного несчастного человека). Как будто нарочно ее тело везде встречало острые углы, а глаза – полное безразличие. Она даже начала привыкать к пустоте внутри себя: встречалась с друзьями, отрывалась на вечеринках, смотрела новости и бесцельно бродила по городу…

Но однажды, когда будни начали принимать четкие линии повседневности, она увидела Ивана. И вот теперь Николай…

III

Он не спал. Она это знала. Его глаза лениво искали отверстие в белой стене напротив, как утопающий, который понимает, что вот он, конец, начинает медленно прощаться с колючими звездами в размытом стекле неба.

Она медленно приблизилась губами к его плечу и ощутила знакомый привкус металла кожи. Шуршание одеяла. И вот два черных, безразличных зрачка впились в лицо. Предательство, которое ожидаешь. Вдохновение покинуло тело этого мужчины. Он стал чужим. Обычным. Ранящее скучным и неинтересным.

Пока он проводил руками по оболочке ее сознания, она всматривалась в его черты, как будто старалась запомнить все до мелочей и думала о том, будет ли он счастлив в том доме, который она построила для него на белом холсте. Она представляла, как он будет возвращаться туда после работы уставший и довольный собой за еще один прожитый бесцельно день, как его будет встречать жена, ширококостная блондинка с финскими чертами лица, как он ее поцелует и пройдет в свой кабинет со стеклянной крышей, которую будут резать каплями желтого дождя хвосты пролетающих мимо комет.

А еще она знала, что завтра проснется одна в большой помятой постели посреди пустой студии, в молочном свете наступающего утра. Будет лежать неподвижно, потом зароется в подушку, чтобы задохнуться от коктейля ароматов, оставленных Мартой, Николаем, Аркадием, Евгением… Художниками, врачами, артистами и обычными служащими – всеми теми, в ком она однажды разглядела искру вдохновения  и полюбила всем сердцем, всякий раз кричавшим в экстазе, что это то единственное, которое навсегда…

Обычно сердце не лжет…

В углу комнаты, открыв лицо всему миру, лежал готовый эскиз нового дома.

IV

- Вы мечтаете построить дом?
- С чего вы взяли?
- Мне кажется, у него должны быть перламутровые стены и большие окна…
- Подождите, но…
- Нет, я не умею читать ваших мыслей. Но у вас потрясающие глаза.

Влажные ладони сто третьего нервно теребили серую фетровую шляпу. Равнодушный голос диспетчера объявил посадку на рейс.