Десять дней, которые потрясли

 
               



                ( О пользе  Автострахования )



23часа 45 минут, 16 мая 199… года, пятница,  набережная реки Фонтанки.
Дмитрий Дмитриевич Синицын провожал свою приятельницу Бируту. Возвращались они  с джазового концерта.
Ему не хотелось расставаться, но Бируте сегодня надо было домой. Красавица Бирута,  на высоченных каблуках и в чёрном облегающем платье на бретельках, сегодня была особенно восхитительна.  Обернётся, не обернётся, ну, обернись же, обернись; перед самым подъездом обернулась, улыбнулась и махнула рукой.
Синицын закурил, включил радиоприёмник, как по заказу, играли «Мелодию Птичьего Острова», он и сам стал подпевать, выбивая ритм двумя пальцами по рулю.
Запах Бирутиных духов, нежный поцелуй  и «Мелодия Птичьего Острова», со всем этим Синицын повернул на набережную Крюкова канала на своем  довольно старом жигулёнке.
Синицын очень любил это место с детства. Тогда здесь были какие-то мастерские, cклады, масса проходных дворов, сквозняков на их дворовом жаргоне. Полно сомнительных, загадочных личностей: мастеровые в робе, грузчики,  почему-то в белых грязных халатах, шумные и все, как один, слегка поддатые.
  На самом канале были плоты из брёвен, куда они несколько раз даже спускались с двоюродным братом. Сама набережная маленькому Мите представлялась набережной Сены, а прилегающие места, - декорацией,  к его тогда любимому фильму «Парижские тайны».
 Здесь он жил у дяди, маминого брата, всего один месяц, когда родители куда-то уезжали, было ему тогда лет семь, но из детства это время  вынес ярчайшим пятном.
Может потому, что всё остальное детство прошло на улице Моховой, там тоже, много было чего интересного, опять же масса сквозняков, подвалы, ребята со двора рассказывали, что подвалами можно было пробраться на соседний Литейный. Но это всё было не для Мити. У Мити были гаммы и этюды. Митин детский кошмар – чёрное, блестящее пианино «Беккер» с бронзовыми подсвечниками.

Вдруг что-то чёрное и блестящее мелькнуло из ближайшей подворотни.
Моментально затормозив, Синицын выскочил из машины, в  правой руке у него оказался блокиратор руля, такой металлический штырь с ручкой.
Появился и второй участник ДТП, этот персонаж запомнился только лишь большими размерами, короткой стрижкой и  изломанными, оттопыренными ушами, выдававшими борца вольного стиля. Но это у Синицына проявилось потом, а сразу:

Синицына, по нынешним меркам, можно было квалифицировать как человека начитанного.
Благодаря бабушкиным стараниям в детстве он прочитал многое из российской классики.
В юности увлекался Воннегутом, дочитал почти до конца «Улисс» Джойса, а  в десятом классе его сочинение победило на районной литературной олимпиаде.
Но, увидев водителя этого большого чёрного, крепко сжимая блокиратор руля в обеих руках, Синицын ничего другого не придумал, как:
- Зачем же Вы это сделали?
- Папаша, чего же так грозно? Ваш сраный жигулёнок почти не пострадал, вон только вмятина на капоте и бампер прогнулся. Моя  вина,  признаю. Пятьсот  баксов,  Вас устроит?
Вот  стоха, и  разбежались. Завтра ещё четыреста подвезу. Лады?               


Крепыш отдал ему сотню, выдохнул хорошую концентрацию алкогольных паров и отвалил.
Какое-то устройство в голове Синицына зафиксировало марку и номер автомобиля, это оказался чёрный «Ландкраузер». Синицын посмотрел на часы, 22 минуты первого, значит уже суббота, закурил.
- Вот тебе и на. Какие симпатичные бандюги нынче на дорогах. Ни с того, ни с сего сотня упала. А завтра  ещё четыреста.
Синицын  был,   даже немного восхищён своей ловкостью.
Ещё раз взглянул на то место, где стояли у набережной плоты, вспомнил, как всё - таки было страшновато спускаться, но стыдно  признаться брату;  как чуть было не сорвался между брёвнами  в воду.
Когда Синицын наконец-то добрался до дому, он с большим удовольствием выпил остатки коньяка и включил любимую свою «Опавшие листья» в исполнении Ива Монтана.


1 час  47 минут, суббота, 17 мая

 Позвонила рыдающая жена его друга Дениса, сообщила, что тот попал в  аварию, его отвезли на «скорой» в больницу, и нет ли там  знакомых.
- В какую больницу его отвезли, он хоть в сознании, откуда ты узнала?
- Я не знаю, что делать, Дима, у меня Адик болеет, второй день температура 39, мать звонила вчера, отец с инсультом в больницу попал, вот ещё Денис, и не знаю, что с ним. Позвонил Вадик, они вместе ехали, тот вроде ничего, а Деню в больницу забрали. Дим, позвони Вадику. Узнай всё, что нужно. Позвони своему другу, ну, врачу, забыла как его,  может  он, чем поможет. Димочка,  помоги. Я не знаю,  что делать. Адик всю ночь задыхался, только, только успокоился, заснул. Господи, да что же это такое.
- Успокойся Элка, я всё сделаю, а ты поспи, я утром тебе позвоню.
- Сразу позвони, может чего нужно, я туда поеду, сейчас соседку разбужу, попрошу с Адиком посидеть.
- Не дёргайся ты, я сам всё сделаю, как чего узнаю, перезвоню.

Синицын дозвонился до Вадика, узнал все подробности. Потом позвонил своему приятелю, Юре Гордееву, хирургу, попросил его включиться. Оказалось, что Денис в тяжеленном состоянии, предстоит операция.
- Юра, пусть вызовут самых лучших. Я знаю, у них ничего там нет. Пусть достают и делают. Сколько надо,  столько и  заплатим. Завтра же утром привезу, спроси сколько надо. Может, вместе завтра подъедем? Ладно, спасибо, Юра, пока.
- Элка, спишь? Всё я узнал, да. Но делают всё возможное, успокойся, твои рыдания не помогут. Твоя задача с Адиком заниматься. Всё, пока, никаких там денег не надо, там Юрик всё сделает. Всё, спи, пока.
5часов42минуты, через час вставать, ой так ведь, суббота, ну хоть в этом повезло.
Деньги, завтра утром понадобятся деньги. У него есть, триста, приготовил отдать, ну, ничего подождут. Да ещё сотня от крепыша. Ещё четыреста он вечером обещал, итого уже восемьсот.  А  сколько в больницу надо будет? Понятия не имею. Сколько надо будет, столько и достанем. Только бы Денис выжил. Денис самый  близкий друг, только, только стала у него жизнь налаживаться и на тебе.

11часов 27минут, 18  мая.

- Димыч, спишь что ли, это Юра. Прооперировали твоего друга. Всё вроде, тьфу - тьфу, удачно. Офигенная была гематома, вызывали бригаду из нейрохирургического института. Там классные ребята, всё сделали, что можно было. Заведующий отделением, тамошний, оказался мой приятель. Они полечат его за счёт внутренних резервов, а бригаде надо будет заплатить пятьсот, это по минимуму. Что скажешь? Ну и всё тогда, я сам в понедельник отвезу. Тебе туда соваться не надо, он в реанимации, тебя не пустят. Он пока на аппарате, тяжёлый, но надежда отчётливая. Позвони жене, объясни, как сможешь, не пугай, но и не обнадёживай.
Синицын тут же позвонил Элке, конечно же, обнадёжил.
- Элка, положись на меня и на Юрика. И не звони туда, считай, что он в командировке. Занимайся Адиком, и ни о чём не думай. Никаких бульонов сейчас не надо, он в реанимации, туда не пускают. Всё, что нужно делают. Нет, никаких денег не надо, Юрик всё уладил, у него товарищ там работает. Всё,  целую.
Господи, откуда у Элки то  деньги. Пусть с отцом, со своим, разберётся. А уж Дениса, а Дениса будем лечить за счёт Крепыша. Тем более по всему видать, доходы у того нетрудовые. Вчерашнее приключение тоже  могло закончиться  реанимацией.

12часов 30 минут. Позвонила Лиля, бывшая жена.

- Послушай, Синицын, а помнишь ли ты, что у тебя растёт дочь и у неё совсем скоро день рождения? ( Стилистика,  типичная, Лилина. Дескать,  Синицын  несостоятельный алиментщик, разрушитель семьи, бабник и пьяница.)
- Конечно, Лиля, помню и подарок готовлю.
- А ты не готовь, предлагаю подарить общий. Дашка то уже совсем девица, а всю зиму пробегала в старой цигейковой шубейке. Сейчас начались распродажи, предлагаю купить ей дублёнку. С тебя сто пятьдесят и с меня. А Дашка просится в молодёжный лагерь в Болгарию. Что скажешь, Синицын?
- В молодёжном лагере делать ей нечего, пусть на даче с бабушкой поживёт. А дублёнка вещь полезная, я - за. Только у меня сейчас с деньгами напряжонка, не могла бы ты мою долю…. занять у кого -  нибудь, а я тебе отдам через месяц.
- Послушай, Синицын, куда это ты свои деньги деваешь? Почему для детей у тебя постоянно нет денег, а на твои  дурацкие пластинки они у тебя находятся?
- Ну, ты не справедлива, Лиля. Ведь, Мишкину учёбу я полностью оплатил, да и…
- Ещё бы,  а кто должен платить за твоего  сына?
- Но ведь деньги то не малые, я только, только с долгами рассчитался. А он запросто поступил бы на бесплатное, это ведь ты его уговорила. Но не в этом дело…. На дублёнку займи у Плодовоща, у него их много.
- Ох,  любишь ты чужие деньги считать. Пал Палыч нам и так очень много помогает.
- Ну, должен же он оправдывать своё появление в нашей семье хоть как-то.
- А ты знаешь, он оправдывает, ещё, как оправдывает, ни в пример некоторым.
- Ну, нет у меня сейчас денег.  Через месяц будут, а сейчас - нету. Знаешь, Денис в больницу попал, в тяжёлом состоянии.
- Синицын, у тебя до всех, есть дело, кроме собственной семьи …,  кроме собственных детей.

Теперь необходимо сделать кое-какие пояснения. Синицын уже года три как жил отдельно от семьи. С Лилей они развелись, но это никоим образом не освободило его от её экспансии.
 Лиля работала в Интуристе, переводчиком, иногда ездила в загранкомандировки, а Синицын, по профессии геофизик, каждое лето уезжал в экспедиции. Частые расставания и встречи поддерживали их отношения на высоком эмоциональном уровне. Потом он перешёл на другую работу и перестал ездить в экспедиции.  Её  поездки тоже стали редкими. Они слишком  подолгу бывали вместе. И вот,  в одной из поездок, она познакомилась с Павлом Павловичем Забегайло. Она ему переводила с  итальянского. Пал Палыч, в прошлом, заведующий плодоовощной базой, отсюда прозвище «Плодовощ», а ныне,  директор,  какой – то фирмы.
С Лилей они расставались постепенно и планомерно, вот,  вот они бы и приехали на станцию «Опостылило», а тут подвернулся Плодовощ, он оказался как раз той лакмусовой бумажкой, которая зафиксировала конец их брака. Благо дети были уже взрослые, и различные чудачества родителей воспринимали с большой долей юмора. У Пал Палыча был статус друга семьи. Лиля отказывалась подписать пакт о капитуляции. Она находила всякие предлоги, чтобы Синицын  почаще бывал у них и постепенно сблизился и с Плодовощем. Первая их совместная акция – перевоз детей и вещей на дачу. Дальше, больше. Сперва, Синицын испытывал какую- то неловкость, а потом уже воспринимал Пал Палыча, как дальнего родственника, как одного из многочисленных Лилиных троюродных братьев. В целом Пал Палыч был ничего, можно даже сказать, славный малый. К небольшим недостаткам Синицын относил: гнусавость, благо он был немногословен, и привычку ставить ударение на первом слоге в глаголе «звонить». А ещё, Пал Палыч носил очень яркие галстуки.
 При всём том, что у Пал Палыча был официальный статус, наличие каких либо женщин у Синицына, было недопустимо. Один раз Синицин имел неосторожность подойти к Лиле с Пал Палычем, в театральном буфете, со знакомой девушкой. Закончилось Лилиной истерикой.

19 мая, понедельнник.

Утром вместе с Юрой Гордеевым Синицын поехал в больницу к Денису.
На отделение они прошли через приёмный покой, у Юры везде были знакомые. Чтобы сократить путь, Юра повёл его через травму (травматологическое отделение). Там была картина фронтового госпиталя. Даже коридор был уставлен койками. Это за выходные навезли,- пояснил Юра.  Перебинтованные головы,  руки, ноги, гипс, костыли. «Голова обвязана, кровь на рукаве». 
Синицына на минутку завели в палату к Денису. Узнать его было трудно, жутко осунулся, торчал один нос.
Лечащий врач ничем их не обнадёжил, сказал, что Дениса не удаётся снять с аппарата, сам он не дышит,  видимо,  придётся делать повторную операцию. Поговорили с Юриным приятелем, заведующим:
- Максим Петрович, вот я деньги  принёс для бригады, как договаривались. А это (достал ещё триста баксов, Синицын перехватил на недельку у соседки) на дальнейшее лечение.
- Нет, нет, эти деньги я не возьму, ведь мы с Юрой договорились.
- Я Вас очень прошу, ведь для меня это, как свечку поставить, чем я ещё могу помочь. Может, какие лекарства понадобятся, может ещё чего.  Кстати,  деньги у меня есть. Ещё  надо будет,  сразу же звоните.


19 мая, понедельник, 15 часов.

Позвонил  Крепыш и назначил ему встречу в кафе на улице  Шпалерной.
В предвкушении  четырёхсот баксов,  Синицын пришёл немного раньше.
Крепыш,  пришёл не один, а с коллегой,  так представил его Крепыш.
Характерная бледность коллеги, и пара татуированных перстеньков выдавали бывшего зк. Этот типаж уж больно хорошо был знаком  Синицыну  по  его многочисленным экспедициям в Коми АССР
Крепыш начал как бы извиняясь, Бледнолиций молчал, смотрел на Синицына стеклянным взглядом.
Синицын сразу и не понял, о чём говорит Крепыш. Тот якобы хотел отдать Синицыну обещанные деньги, но обо всём узнал хозяин, очень авторитетный человек. «Крузак» его,  и теперь получается, что не они должны Синицыну, а Синицын должен хозяину пять косарей в зелёных.
И отдать надо быстро, десять дней срок, не получится в срок, умножайте на два. И только не надо обращаться в милицию, или ещё куда, хозяин это очень не уважает, пресекает жёстко. Да, кстати сказать, менты,  всё  равно под ним.

20 мая, вторник, 10 часов.

Синицын час прождал следователя по уголовным делам.
- Ну, гражданин Синицын, а при чём тут мы?- выслушав начало синицынского повествования, спросил следователь. – Надо было ГАИ вызывать…. А номера то Вы запомнили?
- Да, я их записал.
- Это хорошо…. А экспертизу сделали уже?
- Так зачем мне экспертиза, если он признал свою вину, и даже деньги мне на ремонт дал?
- Да? А сколько?
- Дал сто долларов сразу, обещал ещё четыреста дать, а теперь требует с меня.
- А, Вы знаете, Синицын, что взаиморасчёты между гражданами Российской Федерации в иностранной валюте не законны. За это деяние предусмотрена статья Уголовного кодекса?
В общем, так, Дмитрий Дмитриевич, сами заварили эту  кашу…но  я  постараюсь помочь. У нас через пять минут совещание в отделе, приходите завтра, нет лучше после завтра, в это же время. Вот тогда заполните заявление, я  помогу Вам его заполнить, и обо всём подробно поговорим.
Из милиции Синицын вышел  в  недоумении.

20 мая, вторник 19 часов 40 минут.  Позвонил Крепыш:

- Дмитрий Дмитриевич, уважаемый, что же Вы наделали? Я уже и не знаю, как Вам помочь. Хозяин в бешенстве. Вы ходили в милицию?
- Да, но...
- Что- нибудь написали?
- Нет, но буду завтра писать. Послушайте,… чего Вы мне угрожаете, не надо меня пугать, и не звоните мне. Я  сам  позвоню,  когда надо будет, все данные Ваши мы найдём по номерам машины.
- Зря Вы так Дмитрий Дмитриевич, ведь я хотел Вам помочь….

21 мая, среда.
 
Утром Синицын, впервые за много лет, на работу поехал на общественном транспорте, кто-то проткнул ему все четыре колеса….


11 часов, 20 минут. На работу позвонила Лиля:

     -Ты знаешь, у нас начались какие-то напасти, во-первых, Мишку избили.
- То есть, как это, кто…
- Не знаю, хулиганы какие-то. Ему наука, пусть не шляется по ночам, говорит, мобильник хотели отнять. Два фингала и рубашку порвали
 Я его не пустила в университет. Я ему тысячу раз говорила, не шляться по ночам. Но он же меня и в грош не ставит. Так, что может теперь поумнеет. Конечно, мальчишка растёт  без отца.
-Сотрясения мозга нет у него? Его не тошнит? Надо, может врача вызвать?
-Он уже и забыл. Сидит у себя в комнате и музыка орёт на весь дом. Ты бы хоть нашёл время, поговорил бы с ним. Ничего не слушает, совсем от рук отбился.
-Где Дашка?
Где она может быть, в школе. С ней  то,  как раз всё в порядке. Умница и помощница.
-Ты говорила, что она в Болгарию хочет поехать?
-Но, ты же был против.
-Пусть съездит, отдохнёт, развеется. На следующий год, ведь ей поступать     -Ну, посмотрим.  Так я тебе не договорила, ночью мы чуть не сгорели.
Спас нас Барсик, которого ты так не любил. Ночью он стал мяукать и носиться по квартире, как угорелый. Он и был угорелый. Вся квартира в дыму. Кто-то поджёг дерматин на двери у Марьи Захаровны. Был настоящий пожар. Наша дверь тоже обгорела. Ещё бы чуть-чуть, и мы бы все угорели. Пожарных вызывали, весь подъезд залили водой. Ведь у нас домофон,  кто мог зайти…
-Я сейчас приеду, возьму такси и приеду
-Приезжай, конечно, если хочешь, но помогать ничего не надо. Пал Палыч  уже всё организовал. Пришли два парня с его работы, обивают дверь нам, и Марье Захаровне тоже обобъют. Может,  давно надо было пожар устроить, у нас такие страшные были двери. Я тебя лет десять просила  поменять обивку, так тебе же всегда было некогда. Лучше вечером приходи,  посмотришь нашу обнову.

                               
21 мая, среда 20 часов,  позвонил Крепыш.

-Слушай, я же не отказываюсь. Всё, что вы просите, отдам. Зачем сына побили? Смотри, я ведь…. Не трогайте мою семью. Или вообще ничего не получите.  Ты слышишь? Ты…
Синицын начал понимать, во что он  влип. Придётся найти деньги и отдать этим сволочам. На милицию надежды мало. Они же, эти сволочи,  покалечат всех.
Надо срочно отдать деньги, но где их взять?  Что у него есть? Пять тысяч – это немыслимая сумма. Только, только он отдал последние долги. С трудом, занимал гораздо меньше на Мишкино поступление. Не мог же он позволить Плодовощу оплачивать Мишкину учёбу
Деньги найти надо быстро, десять дней. У Синицина есть квартира, оставшаяся от отца, коллекция джазовых пластинок, машина и  кое- что по мелочи. Это всё можно продать, но не быстро, а быстро можно занять. Занять можно у того,  у кого есть.
К кому реально можно обратиться?  На первом месте Борис, у него налаженный бизнес, да и Синицын ему здорово помогал в своё время. Зейкин, симпатичный, такой интеллигентный, он ведь сам тогда предложил, обращайтесь, всегда постараюсь помочь. Ну, наконец, Ирка, Лилина троюродная сестра, у этой-то точно есть, правда,  Синицын только что ей отдал. Вот ещё кто, брат Филиппа, Кирилл.
Синицын позвонил Филиппу:
-Филиппок, привет, у меня непредвиденные обстоятельства. Мне срочно  нужны  пять тысяч, баков, естественно.
-Что случилось, Дима?
-Не телефонный разговор. У тебя нет, я знаю. Ты не мог бы с братом поговорить. Мне очень неловко, но очень надо. Я готов под проценты, месяца на три.
-Ладно, завтра поговорю.
-Спасибо, Филиппок. Объясни ему, что очень надо. Только сразу отзвонись, да- да, нет- нет.
  Филипп  позвонил этим же вечером:
-Слушай Димон, он тебе даст, но он завтра уезжает в Финляндию, на два- три дня. Он тебя помнит и любит. Он сказал, что, как приедет, так и даст. Он даст тебе на три месяца, и никаких процентов, он даже слышать не хочет об этом.
-Вот, спасибо, Филиппок, как гора с плеч. А он точно даст?
-Он сказал, точно. Сказал, что можешь перезанять у кого- нибудь на недельку.

С Борей Фадеевым Синицын учился в одном классе. Не виделись давно, но перезванивались регулярно. Правда, сытую и довольную физию Борьки Фадеева почти каждый день показывали по телику в рекламе его стеклопакетов и дверей.

-Есть то, они есть. Тебе на что, на бизнес?
-Нет, мне срочно надо отдать
-А под что,  ты хочешь взять?
-То есть...?
-Ну, как ты думаешь обеспечивать кредит? Ну, что у тебя есть на случай если ты не сможешь вернуть? Мало ли что с тобой может случиться?
- Тык…?
- Вот что можно сделать. Оформляй  квартиру на меня, и нет вопросов
.
Выйдя от Бориса, Синицын пребывал в некоторой растерянности. Что может случиться? А если он помрёт за это время?  Пять тысяч баксов – это большая сумма. Боря прав, он бизнесмен, прагматик.
 Но, с другой стороны, когда он демобилизовался шесть лет назад, и вернулся в Ленинград, и ему с семьёй негде было жить, Синицын пустил ведь Борю в свою пустующую квартиру. И Боря жил там два года, а Синицын ведь ни копеечки не взял за это. И когда Боря бегал  без работы, ведь это Синицын пристроил Борю, через своего приятеля, на мебельную  фабрику. И именно на этой мебельной фабрике Боря начал свой успешный бизнес.
Да, меняются времена и люди меняются вместе с ними.

На очереди была Ирка, троюродная Лилина сестра. Выпускница романского отделения филфака, она запросто могла продекламировать Верлена или Франсуа Вийона.  Большеглазая,  искромётная и стремительная – вот, что бы можно было сказать о той Ирке.
 Ирка школьницей была у них с Лилей на свадьбе, эдаким гадким утенком, потом на многочисленных днях рождений их общих родственников он наблюдал её взросление, она неизменно пыталась подтрунивать над ним. На втором курсе Ирка вышла замуж за доцента с их факультета. В то время они с Лилей часто у них бывали в гостях. Доцент был очень  хлебосольный. В  Репино у них была дача. И вот, на очередном празднике, задумали делать шашлыки, хозяин занимался мясом, кто-то разжигал костёр, а Синицыну выпало собирать шишки, для углей. В лес увязалась с ним Ирка, собрали они этих шишек, присели перекурить, а потом ни с того, ни  с  сего начали целоваться, да так увлеклись, что Ирка успела залезть к нему в штаны.
Вскоре  после этого Ирка вышла замуж второй раз, за офицера и надолго уехала из Ленинграда. Сейчас у неё был третий муж. Ирка давно уже занималась общепитом, и во владении у неё  было два ресторанчика и целая сеть пирожковых. Совсем недавно Ирка отмечала своё сорокалетие, на котором, со слов Лили, были все. Именно так Лиля и сказала: Были все.
В Ирин ресторан он зашёл с чёрного входа, через подсобку. Пришлось пробираться между ящиками, коробками, мясными тушами, но пахло приятно, с кухни потягивало шашлыком.

-Ирина Георгиевна, к Вам пришли.
-А Синицын, заходи.  Перекусишь?  Аллочка, организуй нам чего- нибудь по - быстрому.
Ну, здравствуй, друг мой Синицын. Почему на дне рождения не был?
Как денег занять, он тут как тут. А как с днём рождения поздравить старую приятельницу, так нет его.
-Ну, какая же ты старая, Ирка. Ты всегдашняя невеста, юная и обольстительная.
-Знаешь,  Синицын, пошёл ты на х…  со своими комплиментами. Говори, чего пришёл? Опять,  небось, за деньгами? Аллочка, на журнальный поставь. И коньяк принеси из банкетного, тот, что в графине.
Говорила я тебе, не бросай Лилю, пропадёшь без неё, ведь ты не приспособленный, Синицын. Помирись, она я поняла, только этого и ждёт. Пал Палыч её,  это так, недоразумение. И детям отец нужен, хоть они и взрослые, я то вижу и  Дашка, и особенно Мишка, очень переживают.
-Ну, что накатим по одной?  Конина хорошая, спецзаказ, прямо с завода.
-Небось, клиентов своих таким не поите.
-Синицын, если мы таким коньяком будем поить своих клиентов, мы все по миру пойдём. Пей, закусывай и не умничай. Слышь, моя Сонька учудила, девке едва семнадцать исполнилось, замуж собралась. И за кого ты думаешь? За араба, он здесь в аспирантуре учится.
-Да, и в кого же она такая шустрая?
-Да пошёл ты. Нет, кроме шуток, я, сперва, на дыбы. А потом рассмотрела, смугленький такой, жеребчик. И очень даже Соньку поняла. Чем чёрт не шутит. Внуков поеду нянчить в Алжир. Прикинь, Синицин, я и внуки, во время летит.
А на день рождения зря не пришёл. Я ведь тебя ждала, Митя….
Петров, между прочим, заезжал. Такой букетище притащил, тост сказал хороший.

А ведь Ирка хвастается знакомством с этим хмырём. По прежней работе Синицын уж очень хорошо знал этого жучка Петрова. Тогда он был  инструктором в горисполкоме. А прославился какими-то махинациями, что-то с распределением квартир. Теперь, он тоже чем-то заведует, в мэрии.
Да, Ирунчик сильно изменилась. Пожалуй, слишком адаптировалась к общепиту, профессиональная деформация называется. « Накатим конины»

-Ладно, Ира,  рад был тебя увидеть, честное, благородное слово, рад, спасибо за угощение.
-А чего приходил то?
- Попрощаться приходил, поцеловать. Уезжаю я, надолго… в Швецию уезжаю… на ПМЖ.

Как всё-таки унизительно, оказывается,  просить. А ещё унизительнее,  когда отказывают.
Занять денег не получалось. Что же такое, почему не дают? Может он неправильно просит? Может надо заплакать, сказать, что жизнь на волоске висит?
Ведь у каждого, кого он попросил,  это, наверняка,  не последние деньги. Вон Боря запросто, за один вечер,  может тысячу баксов оставить в своём боулинг клубе. Ирка на свой день рождения потратила тысяч  десять, а то и больше.  Нет, наверное, он не правильно просит, до них не доходит, что ему ну очень надо, ну позарез. Ведь он толком никому не объяснил, для чего ему эти деньги. Какая опасность ему угрожает.  А если бы они знали,  в каком он дерьме,  конечно бы помогли.

     Игорь Виссарионович Оболенский – Гарик.
 
В поисках дензнаков Синицын решил кое - что продать. В ближайшей перспективе была джазовая коллекция. Покупатель на неё был уже давно, какое – то время просто проходу Синицыну не давал.  Но  Синицын всё время оттягивал, и до сих пор,  как – то,  выкручивался. Два раза он чуть было не продал свою коллекцию,  и оба раза повторялся один и тот же сон, имевший реальную подоплёку.
Ему лет десять. Он едет в трамвае с тренировки, как обычно «зайцем», вдруг заходит контролёр, здоровый такой мужик, почему-то в шинели, но не военной, а скорее железнодорожной, с молоточками на петлицах, и начинает проверять билеты. Синицыну не впервой ехать «зайцем», проверка началась с передней площадки, он стоит у задней, успеет выйти. Трамвай уже подъезжает к остановке, но внезапно встал, какой – то затор,  двери закрыты. Контролёр, проверяя билеты, медленно приближается к Синицыну. Трамвай тронулся, опять встал. Счёт идёт на секунды. Открыть бы двери. Опять трамвай едет. До остановки совсем чуть-чуть.  Контролёр успел раньше,   и вывел Синицына   из трамвая.
Не поздно, часов семь, но зимой в Ленинграде уже темно. Контролёр крепко его держит за руку, молчит, перешли через дорогу, зашли в какой- то двор. Контролёр отпустил руку, положил свою ему на плечо, как бы стал гладить, и тут Синицын вырвался. Выбежал из подворотни и бежал остановки две, никто, конечно, не гнался.
 Сон был настолько реальный, что он даже вспомнил противный запах изо рта контролёра – запах нездоровых зубов  вперемежку с табачным перегаром.

23 мая, пятница 10 часов.

Синицын решил продать что-нибудь по быстрому. Четыре бронзовых подсвечника лежали у него в сумке,  и он ждал  открытия антикварного магазина  на улице  Садовой.
- Эй, Митрич, друг любезный. Вот кто разделит со мною радость первого аперитива.
Это был Гарик Оболенский, давнишний дружок. Он бесцеремонно заглянул в сумку, достал один подсвечник, покачал в руке, как бы прикидывая на вес, и пристально посмотрел на Синицына.
- Хорошая вещица, особенно, если по кумполу. У меня всё есть, только батон надо купить. Качумай,  Митрич.  Я и слушать ничего не буду.
И  повёл Синицина к своему дому, а жил он,   через дорогу перейти, на улице Малой Садовой.
 Гарик был колоритный, на него не жалко и целую главу.

Они могли не видеться годами, не звонить друг другу, потом где – то пересечься, зависнуть, потом опять долгое время не видеться. Но, встречаясь, как будто и не расставались.
 Как-то Синицын забрёл в Летний сад с детьми. Дети бегали, а он  сидел на скамейке и наслаждался игрой духового оркестра. Оркестранты расположились недалеко от входа.  Исполнением различных гимнов, они приветствовали входящих в Летний сад, иностранцев.  Марсельеза, а это, кажется, американский. Зазвучала  восточная мелодия. Ну, с японцами ещё более, ни менее  понятно, но как они умудряются отличить немцев от датчан и прочих всяких австрияков. Уму не постижимо.
Остроумный способ отъёма денег. Опять же укрепляет дружбу народов.
 Конечно, же,  это был Гарик.
Гарик был хороший музыкант, и Синицын не знал инструмента, на котором Гарик не смог бы сыграть.
Такой спор был в армии, где они вместе служили. Их сослуживец, Карен Геворков,  притащил армянский дудук.
- А на дудуке можешь?
- Не знаю, не пробовал, - ответил Гарик, а минут через пять забабахал на дудуке «.yestarday»

В музыкантскую команду Синицын попал благодаря Гарику. Гарик  уже около года прослужил в армии, когда призвали Синицына. Синицын окончил радиополитехникум и должен был служить по своей радио специальности в частях ПВО на радиолокаторе. Синицына и ещё человек двадцать привезли в гарнизон. Их должны были распределить по местам прохождения службы,   и они ждали дальнейшей отправки.
Лейтенант, их сопровождавший,  пошёл в штаб за документами, а их оставил ждать в гарнизонном клубе. Синицын, от нечего делать, бренчал на фортепьяно. Там, при клубе в музыкантской команде уже год как служил Гарик. Познакомились. И Гарик уговорил свое клубное начальство взять Синицына в их ансамбль. Гарик  уверял начальство, что лучшего солиста, чем этот Синицын им и не найти.
Это был Гарик, организатор и вдохновитель всех побед. До этого Синицын даже не подозревал, что умеет петь. На фортепьяно он играл неплохо, всё- таки детство было покорёжено гаммами и этюдами, но чтобы петь, а ещё на сцене, с его то стеснительностью.
Месяца через два они уже разъезжали с гастролями по окружным сёлам и весям. По выходным они играли на танцах в своём родном клубе и были кумирами капитанских дочек.
- Народная перуанская песня «Бессамымучес», - объявлял Гарик, - солист Дмитрий Синицсон, песня исполняется исключительно на перуанском языке.
Гарик был отчисленным студентом химического факультета Университета. После первого курса, на летние каникулы,  он поехал в студенческий отряд на Камчатку, на лососёвую путину. Но вместо рыбообработки, Гарик с двумя товарищами пристроились в ресторанный оркестр. Это был портовый посёлок Усть – Камчатск, где публика была, в основном, сезонная. Рыбаки, моряки с сухогрузов и всякие разные прикомандированные. Одно из самых любимых воспоминаний Гарика.
- Митрич, я видел извержение «Шивелуча» каждый вечер.
- Вулкан  извергался?
- Нет, вулкан «Шивелуч» к счастью молчал, а извергался одноимённый ресторан.
Каждый вечер, Митрич, какие страсти там кипели. Скажем, МРСам (малый рыболовецкий сейнер) выдали аванс, они гудят, мы играем исключительно для них. А тут с Владика (Владивосток) заходит какой-нибудь сухогруз. Или, если штормовая погода, тогда с прибрежных неводов (бригада ставного невода, невода ставят недалеко от берега, невод – орудие лова рыбы) народ валит.  Контингент женского полу  в ограниченном количестве, а любви хочется всем.
 Вильям, понимаешь, наш Шекспир. Накал страстей и сплошная вакханалия.

В общем,  Гарик и К заигрались, в Ленинград они вернулись к ноябрьским и с удивлением узнали, что их отчислили с химфака.
Даже дед не помог, а может, не захотел.
Дед Гарика был академиком, основоположником целого направления в науке, автором учебников.
Мать  играла на виолончели в симфоническом оркестре, постоянно ездила на гастроли, с Гарикиным отцом они давно разошлись, поэтому Гарика растила бабушка.
Гарикин отец, по профессии художник, а по имени Виссарион,  был очень вальяжный господин, сибарит. Будучи функционером «Союза художников», он имел художественную мастерскую на Песочной набережной и постоянный подряд на оформление Дворцовой площади к праздникам 7 ноября и 1 мая.
На этот случай нанималась бригада подмастерий, чтобы раскрашивать и расписывать длиннющие транспаранты, лет с десяти папаша подключал и Гарика к этой работе.
Платили, наверное, за это неплохо, ибо Гарикиному отцу хватало, чтобы разъезжать на «Волге»,  ухаживать за красивыми женщинами, посещать ресторацию и выглядеть франтом. Сколько себя помнил Гарик, дни его рождения отмечались обедом в «Астории», во время которого Гарик знакомился с очередной папашиной пассией.
Жил Гарик с дедом и бабушкой в огромной квартире, с отдельным входом, неподалёку от Смольного. Там же рядом  располагалась  прокуратура. Синие мундиры и зелёные петлицы.
У деда была громадная библиотека, причём с редчайшими изданиями. Например, имелись почти все работы З. Фрейда, изданные в 1923 году в России.  Оказывается, в  молодой Советской республике на всю катушку издавали З. Фрейда.  Одним словом,  Гарику в детстве было чего почитать. У Гарика была отдельная комнатка, пять ступенек вверх над прихожей, с круглым окошком,  в виде иллюминатора.
 И вот: поев бабушкиных оладышков с черничным вареньем, завалишься на диван с какой-нибудь книженцией, - с восторгом  вспоминал Гарик. Оторвёшься от какого-нибудь очередного Пруста,  выглянешь в окошко, а он тут как тут, лысая башка,  и прокурорские, зелёные петлицы. Поглядывает снизу,  как будто спрашивает: что ты там читаешь, мразь этакая,  в тихаря,  от Советской власти.
Когда дед и бабушка умерли, а произошло это почти одновременно, с интервалом в три недели, Гарик остался один в огромной квартире.
К тому времени Гарик стал прогрессивным музыкантом, хиппи и авангардистом. У него на квартире собиралась масса интересного народа, устраивались сейшены, а  по утру, гости расходились по домам: не очень причёсанные, не стандартно одетые, да и прямо надо сказать, не очень трезвые.
Долго это терпеть не могли, в месте, где через каждые двадцать метров дежурил постовой, и  Гарика переселили.
Очередной раз ему повезло, переселили ни куда-нибудь на окраину, а на улицу  Малая  Садовая.
Из Университета Гарик, с его слов, вынес самое главное знание всей химической науки, - это Менделеевский разлив. У Гарика с незапамятных времён, ещё на старой квартире имелся самогонный аппарат, множеством колбочек и пробирок, создающий атмосферу химической лаборатории.
Гарик, добавляя в свой продукт разнообразных травок, мог съимитировать любой напиток. От малодоступных тогда «White hourse» до доступного, но дорогого «Варцихи».
Вообще Гарик был очень талантлив, во всём, за что ни брался. Он никогда не делал карьеру, а зарабатывал он всегда и везде.
Он работал проводником на поездах, зимой продавал ёлки, летом арбузы и дыни.
Играл в кабаках,  и на похоронах. Подолгу нигде не засиживался, был в постоянном поиске.
Гены сказывались, Гарик очень неплохо рисовал. В пивных он любил заработать быстрым портретом, подражая Модильяни из фильма «Монпарнас 19». Одно время он продавал неизвестные акварели Левитана фарцовщикам. « Левитана ли, поэтому неизвестные»,- шутил он среди своих.
Одному своему дружку на день рождения Гарик подарил пятидесятирублёвую ассигнацию в конверте:
- Сам себе купи, что надумаешь.
- Спасибо, Гарик, - дружок засмущался, пятьдесят рублей по тем временам был достаточно щедрый подарок.
Перед уходом Гарик посоветовал дружку:
- Подарок то мой рассмотри,  повнимательнее, и не вздумай в магазин с ним переться, могут и не понять, - это Гарик самолично пятидесятирублёвку нарисовал, да так, что и не отличишь.
Гарик брался чинить часики, или  какую-нибудь застёжку на браслете. Он умел шить на швейной машинке. Гарик мог сделать любой ключ, любую отмычку.
Нигде официально не работая,  частенько любил повторять монолог Сатина:
-Работать? А вы дайте мне работу, чтоб интересно было, может, я и буду работать…
Или при особом вдохновении, он просил вернуть ему родовое поместье под Лугой и фамильный особняк на Большой Морской. Гарик утверждал, что он прямой наследник всех владений князей Оболенских.
Он мог запросто встать в середине застолья и спеть «Боже царя храни» в ресторане Дома журналистов, в этом кгб-истком гнезде.
,
Про Гарика ходили слухи, что он такой смелый, потому что сам осведомитель КГБ, но Синицын в это поверить не мог. Уж очень он хорошо знал Гарика, просто везло дураку.
Женщины обожали Гарика, но по долгу не задерживались. У Гарика, кроме всего прочего, было три жены, которых он в своё время перевыдал за других мужей. От этих трёх жён у него были две дочки и сын. Сын с мамой жил в Голландии (работа на экспорт, как любил отметить Гарик), был как две капли похож на Гарика и в свои десять лет уже солировал на альте.
Когда последняя жена приезжала в Ленинград из Голландии у Гарика собиралась вся семья, то есть три жены и дети. Жёны дружили между собой, и, кажется, по-прежнему любили Гарика, подшучивали над ним, но Гарик,-  строгий папаша и муж, спуску им не давал.
Вот такой был Гарик. Но вернёмся в квартиру  на  Малой  Садовой.
Гарик уже закусывал хрустящим огурчиком, внимательно посмотрел на Синицина, долго и в упор:
- Что, Синица, башли  нужны?
- Да, ты знаешь, столько хламья в доме, решил, потихоньку освобождаться.
- Качумай, Синица. Что у тебя стряслось?
- Да так, ничего особенного, машину чужую грохнул, надо на ремонт.
- Так бы и говорил, темнила. Сколько?
- Да….
- Ладно, хочешь темнить, темни. Могу тебе отбашлять три  штуки бакинских.  Хватит тебе?
- Да ты что, Гарик, откуда у тебя, конечно хватит.
- Откудова, это пусть налоговая инспекция интересуется. Пусть интересуется, но х… ей кто скажет. Сам понимаешь. А вот на сколько…, думаю, что на год, тебе это подходит?
- Гарик, спасибо. Ты просто не подозреваешь, как меня выручил.
- Я то подозреваю. Твоя нуждаемость в дензнаках просматривается на шестьдесят метров. Ровно столько метров составляет ширина Невского проспекта.  Я  ж тебя с той стороны Невского  приметил.
-   Деньги мне понадобятся примерно через год. А спроси,  зачем они мне понадобятся.
- Ну?
- Хочу отметить своё пятидесятилетие. Во как. Никогда не отмечаю дней рождения. С детства  не люблю я этот сраный праздник.  С этими папашиными б…ми.  Но пятидесятилетие, думаю, надо отметить. Позову всех своих корешков…. А тебя вот сейчас и приглашаю. Всё-таки, чувачок,  сам посуди, пятидесятилетие – это веха, как не крути. Это генеральная репетиция перед поминками… Умно?
Ну, давай кирнём, Митрич. 


24 мая, суббота 7часов 40 минут. Набережная реки  Фонтанки.

Утром, во время пробежки Синицын,  около Шереметьевского дворца, там, где с набережной есть спуск,  увидел  необычное зрелище: подъёмный кран что- то  вытаскивал  из Фонтанки. Присутствовали  при сём:  две милицейские машины, одна «скорая помощь» и, не смотря на утреннее время, толпа зевак.
Вытаскивали автомобиль. Какое-то время он висел в воздухе. Только, что  из воды  он, как новенький, поблескивал всеми своими никелированными деталями. Это был японский автомобиль «Ланд Круизёр» чёрного цвета, без номеров.
- Кто же это надумал?- пробормотал Синицын.
- Кто, кто, мафия – вот кто, - ответил, стоявший рядом мужичок, со следами алкогольной интоксикации на лице.
- Это они,  б… ,  намёки так друг другу делают.
 Автомобиль опустили на набережную,  милицейские  осмотрели внутри. Ни в салоне, ни в багажнике людей не обнаружили.
По дороге домой, Синицын подумал, а может это Крепыша автомобиль. Жаль, что его там не оказалось. Синицын подумал примерно так, и  ужаснулся своим желаниям.




24 мая, суббота.13 часов.

Позвонил Юра Гордеев, сообщил, что Денису сделали повторную операцию, операция прошла без осложнений, но говорить что-то пока рано, он не вышел ещё из наркоза.

24 мая, суббота  17часов 30 минут.

Опять позвонил Юра, сказал, что состояние Дениса по-прежнему, тяжёлое, из наркоза он вышел, но сам не задышал, на аппарате. Завтра утром соберутся все, будут решать, что делать дальше.
 
24 мая, суббота 19 часов.

Синицын позвонил Филиппу, надо было отдавать деньги ещё и соседке.
- Ну, что Филиппок,  брательник вернулся?
- Да, вернулся.
- Что насчёт денег?
- Ты знаешь, Димон, он вернулся, говорит, очень там, в Финляндии, поистратился. Да и ремонт в квартире затеял. Так, что подожди. Он даст, подожди. Он сказал, через месяц точно даст.
-     Филиппок, ведь он сказал, что, как приедет, так и даст. Он ведь сказал, что я могу занять у кого-нибудь на недельку. Я и занял.
- Димон, ну  что я могу? Он сказал подождать.
- Может, он займёт для меня у кого- нибудь из своих знакомых, под проценты, месяца на два.
- Нет, Димон, у них так не принято.
- Ну, как же так? Ведь он обещал. Он, ведь, меня обнадёжил. Что же делать?
- Димон, извини. Нехорошо получилось, но ничем не могу помочь. « Я не сторож брату своему».  Если бы у меня были, я бы тебе дал, но у меня нет. Могу тебе дать  триста  баксов, это всё, что у меня есть.
- Ладно, Филиппок, спасибо, буду иметь в виду.


Коллекция.


Время поджимало. Денег ждать неоткуда. Синицын продал свою коллекцию джазовых пластинок за две тысячи долларов. Продал без всяких переживаний и колебаний. 


 Бирута.


Бируту он впервые увидел в итальянской химчистке, где она работала приёмщицей.
Бирута ему сразу приглянулась. Светловолосая,  с  голубыми большущими глазами,  напоминала Синицыну сразу двух женщин. Его первую любовь Леру,  и Лютицию из французского фильма «Искатели приключений». Он  внимательнее стал относиться к своей одежде, стал чистить всё подряд.  А когда в химчистке организовали ещё и прачечную, появился повод, он стал заходить туда значительно чаще. Синицын оказался безнадёжным романтиком, мурлыча себе под нос саундтрек из фильма «Искатели приключений» Та тада та та та да та дада да да та дада,  разрабатывал стратегию приглашения Бируты  куда-нибудь. Но  не получалось.
Познакомились они совершенно неожиданно. В джазовом клубе, на концерте памяти известного ленинградского саксофониста, умершего два года назад. Бирута оказалась вдовой этого саксофониста, и в клубе у неё было много знакомых.
В тот вечер Синицын как подошёл к ней, так и не отходил. Ушли они вместе.
Встречались  часто,  и  Синицын всё больше и больше в неё влюблялся.
До  Бируты у Синицина периодически ночевали женщины, но чего греха таить, когда утром они собирались домой, Синицын предвкушал минуту освобождения. Нет, он всячески старался быть джентельменом, готовил утренний кофе, вызывал такси,  провожал до машины, расплачивался с таксистом. Соблюдал и другие формальности, нежно целовал на прощание, делал соответствующее выражение лица, но потом, поднимаясь к себе по лестнице, от восторга прыгал через ступеньки, плюхался в блаженстве в ещё не остывшую постель.
Бируту  отпускать не хотелось. Он любил с ней о чём-нибудь поболтать, или просто смотреть на неё, когда она, забравшись в кресло с ногами, сидела и вязала. Она великолепно умела вязать, между прочим, связала Синицыну свитерок.
Хотя у неё с некоторых пор был ключ от синицынской квартиры, он никак не мог привыкнуть, что у него есть она.
В химчистке, приёмщицей, - шутила Бирута, - она работала по специальности, так как окончила химико-технологический институт. Там она познакомилась со своим мужем. Он руководил студенческим  джазовым  ансамблем, а она была одной из солисток. Она перепела  тогда весь репертуар Билли Холлидей. Но родился ребёнок, пение она забросила, а потом и вовсе было не до пения, когда муж умер. Живёт она с четырёхлетним сыном и свекровью. Свекровь такого же возраста, как Бирутина бабушка, муж был  намного старше Бируты.
Бирута  Синицына к себе домой не приглашала. С сыном не знакомила. Про мужа она рассказывала неохотно, но Синицын чувствовал, что она его ещё очень хорошо помнила и любила. Вообщем, эти ящики комода были для него закрыты.


24 мая, суббота,  вечером.

Пришла Бирута
- У тебя что-то случилось, Митя?
- Нет,  а что?
- Я  ведь чувствую, что-то случилось. Не хочешь, не говори, дело твоё. Может, тебе деньги нужны?
- Ну, а если…?
- У меня есть две тысячи долларов, я могу тебе их дать до осени, где-то, до октября.
- Откуда у тебя такие деньги?
- Мне двоюродная сестра оставила, когда она приезжала, попросила, чтобы я там, в Литве, на могилке её отца,  памятник поставила. Она то сама в Англии живёт, замужем там.
Вот ведь, какая она всё- таки скрытная, Бирута. Синицын, даже не слышал  про эту английскую сестру.
- Ты знаешь, я бы занял, мне, действительно, деньги нужны. Я чужую машину грохнул, надо ремонтировать. До осени я тебе отдам.


Бомбист Каляев.


25 мая, воскресенье.   Приехал Юра Гордеев.
-Димыч, всё делали, как надо, будь в этом уверен, но  знаешь,  живой воды нет. Обширные повреждения,  не совместимые с жизнью.  Если бы  произошло чудо,  и он выжил,  был бы  глубочайшим инвалидом, ничего бы не понимал….
 Может и, к лучшему… прости Господи.


28мая, среда.

Похоронили Дениса.  После поминок Синицын долго бродил по городу.
Он посетил уже третью забегаловку, алкоголь не брал.
Прошёл сильный дождь, на набережной Робеспьера он угодил в глубокую лужу по колени, ботинки хлюпали. Домой идти не хотелось, он зашёл в обувной магазин, купил носки и ботинки, тут же в магазине переобулся. Завтра наступал срок расплаты с Крепышом. Деньги почти все он собрал, не хватало чуть-чуть. Эти чуть- чуть он отдал Элке на похороны. Но Синицын и не думал где ему доставать эти недостающие. А  зачем отдавать? На каком таком основании? Что эти падлы себе вообразили?

Синицын клял себя, ел, грыз, отрывал с мясом. Ему сорок семь. Правильно ли он живёт. Чего достиг, куда стремится? Что он, кто он? Что у него есть? Умирает лучший друг. Вместо того, чтобы заниматься другом, организовывать помощь, пригласить хотя бы консультантов каких-нибудь, профессоров, он бегает по городу, ищет деньги для этих отморозков.  Какие- то  мерзавцы  взяли его в оборот. И он не может ничего придумать. Он их боится. Он боится этих  придурков. До чего же он дошёл, он, Синицын, чемпион города на двести метров с барьером.
После очередных ста пятидесяти, Синицын принял решение, он не отдаст ни копейки этим гадам. Этих бандюг надо убивать. Нет им места на этой Земле.
            
Синицын даже успокоился, появилась идея, её надо реализовывать.
Если задаться целью сейчас всё можно достать: пистолет, автомат, гранату, взрывчатку. А с взрывчаткой он  даже  знает,  как обращаться. Приходилось иметь дело со взрывчаткой. Вот и славно, именно взрывчатку и надо достать. Достать взрывчатку и подорвать их всех к е…  матери.
На фасаде дома вспыхнула мигающе – зазывающая, неоновая реклама: Казино,  Ресторан,  Сауна,  Биллиард.
 Ох, ты,  ёксель-моксель. Во куда забрёл.
Это место в центре Ленинграда, не зажившая рана. Синицын подсознательно, оберегая себя, старался и рядом здесь не ходить. Это был особняк конца 19 века,  и два флигеля, пристроенные уже в 30-х годах, они огораживали значительную территорию, - внутренний двор.
Совсем недавно здесь располагалось научно-производственное объединение «Геофизприбор»,  научный институт и небольшой заводик в одном флаконе. Синицын здесь работал в должности главного инженера, первого заместителя директора.
 После армии он подрабатывал радиомехаником в телеателье и одновременно учился в Горном институте.  Стал  геофизиком  и  долгое время ездил в экспедиции.  Север, Кавказ и даже год работал в Монголии. Потом он устроился на это НПО, и очень быстро стал главным инженером.
В начале девяностых НПО решили ликвидировать. На самом деле в НПО было вполне современное оборудование, высочайшей квалификации работники, и на этом заводе можно было наладить любое производство. Синицын активно  отстаивал завод, писал письма, ходил по инстанциям,  но всё было тщетно.
Это уже потом, года через два, когда появились эти вывески, Синицын понял, каким близоруким  идиотом,  он был тогда. Кто-то, из московских, приватизировал всё их НПО с потрохами, завод никому и не нужен был, место в центре города больно привлекательное.
Его бывшие коллеги организовали различные кооперативы, звали его, но Синицын от всего отказывался.  После закрытия НПО он разочаровался во всех этих реформах, кое-кого из горлопанов он знал лично, знал их воровскую сущность. Синицын не мог, да и не захотел приспособиться к новым реалиям. Он вернулся в своё телеателье. Отработал, заработал и голова не болит.

Не надо горячиться, надо всё обдумать, подготовиться. Обхитрить крепышей и всех до одного перестрелять или подорвать. Эти мысли его посетили на улице Марата. Синицын был уверен, старина Марат его бы одобрил.
 Где- то на углу  Стремянной должна быть рюмочная.
- Дмитрий Дмитриевич, приветствую Вас, куда это так стремительно?
- А…  здравствуйте, Виктор Степаныч. Вот в нашу рюмочную иду. Не желаете ли за компанию?
- Именно туда и направляюсь, Дмитрий Дмитрич, по старой памяти, так сказать.

Эта рюмочная была, можно сказать, одним из подразделений завода, заводской народ сюда частенько захаживал.
Виктор Степаныч Клюев, отставной капитан, сапёр,  работал  в отделе наружных методов добычи, а проще был экспертом по взрывным работам. Поэтому с первых дней работы в НПО,  у него была кличка: Бомбист Каляев.
Небольшого роста,  худощавый  и юркий. Залысины редеющих волос, глубоко посаженные озорные глаза всегда смотрели чуть-чуть  в разные стороны.  Двадцать лет в строю отразились на его юморе. В  НПО  к нему относились  с улыбкой.
Одевался он всегда забавно, с претензией. Вот и сейчас: на нём был светло- серый, кримпленовый пиджак, из тех, что были в моде лет двадцать  назад, шейный платок вместо галстука, на голове соломенная шляпа с широким чёрным кантом.
Синицын никогда с бомбистом близко раньше не общался, но сейчас даже обрадовался встрече. Они выпили, закусили, как положено, шоколадной конфеткой «Ласточка»  и  Каляев повёл его в пивную:
- Здесь недалеко, душевное место. Публика благородная, все свои.
А Синицын был и рад: - Вот кто мне поможет. Наверняка у него есть какой-нибудь боезапас. Синицын вспомнил соседа по отцовой даче, прапорщика-танкиста. Тот уже давно уволился в запас, а в сарае у него чего только не было. В зелёных деревянных армейских ящиках хранились  танкистские шлемофоны,  новенькие;  целый ящик противогазов,  какие-то прицелы.
Может и у Каляева,  найдётся пара-тройка гранат.
Пивная располагалась в подвале и, спускаясь по ступенькам вниз, Каляев сиял, ладошкой показывая знак «ОК».
 Примерно так эстрадная звезда спускается по трапу самолёта, вернувшись с гастролей.
- Степаныч, к нам, Степаныч,  присаживайся, - кричали с разных столиков.
Но Каляев вежливо отказывался, всем своим видом как бы говорил, - Нет ребята, не сегодня.  Я понимаю,  вам бы только  нажраться, а у нас с главным инженером серьёзный разговор, покалякать надо наедине.
Они долго и много пили.
- Надо отполировать, - скомандовал Каляев, совершенно трезвым голосом, вот, что значит регулярный тренинг, - А теперь встали и по домам.
Когда они расставались, Синицын спросил про боезапас.
- Надо покумекать, Дмитрич. На днях позвоню.


29 мая, четверг.

Синицын проснулся около двенадцати. Голова кружилась. Организм императивно требовал пива. Всю ночь Синицын расстреливал и взрывал. Крепыш  был убит и растерзан раз пять. Кроме того, Синицын взрывал мосты и пускал под откос поезда.
Синицын принял душ, тщательнейшим образом побрился. Оделся  в  самую свою лучшую одежду, оставшуюся с прежних времён. Тёмно - синий  блайзер, светлые  фланелевые брюки, голубой свитерок – водолазку. В прихожей он поглядел на себя в зеркало и усмехнулся.  Новый, английский свитерок смотрелся очень нарядно,  но когда-то Синицын его погладил и  на спине отпечатался коричневый след размером с  утюг. Если пиджак не снимать, не заметно.
Синицын шёл почти строевым шагом по набережной Мойки, когда перед самым его носом заскрипели тормоза чёрного «Ланд Круизера».
- Ну, вот и приехали, - Синицын сконцентрировался, можно сказать принял боевую стойку.
Из машины вылезал  верзила с боксёрским ёжиком.
- Дим, привет.
Это оказался его приятель Саша Кудрявцев. С Сашей они выступали за юношескую сборную по лёгкой атлетике, часто ездили на сборы, соревнования, почти всегда жили в одной комнате.
Последнее время  встречались они редко, как правило, случайно.
Саша Кудрявцев после строительного института два года отслужил в армии офицером, потом работал на стройках, а недавно организовал строительную фирму и, по слухам, очень успешно.
В китайском ресторане, куда привёз его Кудрявцев, было уютно.  Синицын и не подозревал, что в родном городе существует такая экзотика. Восточный колорит, официантки в национальных костюмах сменяли одна другую, моментально уставили стол разнообразными диковинными закусками.  Кудрявцев, кажется, был здесь завсегдатаем, очень умело ел палочками, китаянки были любезны со всеми,  но Кудрявцева явно выделяли.
Вспоминали  спортивную  молодость,  сборы  в  Кавголово,  ЦС в Минске, как  Синицын там влюбился в Леру из сборной по художественной гимнастике.
А официантки то вовсе и не китаянки, ухмыльнулся Синицын, типичные монголки. Синицына не проведёшь, он же в Монголии работал, он разницу знает. Да, набрали девушек монголок, наверное, студенток, а выдают их за китаянок. Непорядок.
- Дим, ты чего? Что-то ты быстро уплыл. Давай попей чайку. Зелёный чай – это то, что тебе надо.
Кудрявцев вызвал машину и повёз Синицына к себе на стройбазу.
 Машины, трактора, склады, сараи  и  кучи песка.
Зато в одном из сараев прямо арабские эмираты. Бахчисарай из одноимённого балета, средиземноморский курорт. Зимний сад, пальмы, фонтанчики, бассейн, солярий, сауна.



В сауне Синицын дал слабину, раскололся.
- А номер машины ты знаешь?
- Ещё бы.
Кудрявцев позвонил куда-то и минут через двадцать в предбаннике, где они закусывали, откуда ни возьмись, появился полковник зелёных беретов армии США перед операцией «Буря в пустыне». Средних лет, пронизывающий взгляд, невысокий, поджарый;  весь, как сжатая пружина. 
-Вот, Дима, познакомься, это Георгий Петрович, он может нам помочь. Петрович, надо пробить машинку одну.
И Кудрявцев в двух словах обрисовал ситуацию.
Через полчаса Георгий Петрович появился вновь.
- Машинка эта из гаража  предприятия  «Транснефтьмонтаж». Организация весьма солидная, есть там своя служба безопасности, а начальник её мой знакомый. Он сказал,  что в связи с аварией, этого охламона водилу перевели в ремзону, слесарем, и заставили возмещать ущерб. Подробнее поговорить мы договорились на завтра.

Оказалось,  всё,  что приключилось с Синицыным -  это нагромождение недоразумений и совпадений.
Теперь разберём всё по порядку. Прокрутим десять дней назад.


Миша Синицын.


За что же побили Мишу Синицына, и кто это сделал? Крепыш  категорически отрицал своё участие, и,  похоже,  это был не он.
Тогда кто же? Версий могло быть много. Мише 18 лет, а в этом возрасте могут быть вспышки агрессии. То ли он начал, то ли кто другой, просто так,  из - за  пустяка.
Может,  поводом была какая-либо девушка? Вполне допустимая версия, шерше ля фам, так сказать.
Может причина в Мишиной манере одеваться?
 Молодёжи  свойственна склонность к эпатажу. Миша Синицын предпочитал ретро стиль в одежде, он носил одежду своего деда, она была ему как раз по размеру. Пиджаки, костюм, галстуки. Нет, он не был похож на охранника какого-нибудь офиса  или на представителя офисного планктона. Там совсем другие пиджаки и галстуки, там своеобразная униформа, они все как - будто из одного курятника. Миша же, Синицын выглядел  штучно.
Опять же,  Мишина манера передвигаться, никакого вихляния бёдрами или развалочки.  Прямая спина, высоко поднятая голова, -  само воплощение достоинства.
Это  уже кое- что. Только за это,  вполне, можно получить по морде.
А ещё, Миша Синицын получился очень смуглым, кучерявым и носатым. Миша смахивал если не на семита, то, скажем, на армянина,  грузина, аварца или лезгина, да и за какого-нибудь болгарина запросто можно было его принять.
А раз фейс- контроль сомнительный, почему бы и не заехать по такому фейсу?
А на самом деле всё было примерно так:
Через два  дома на соседней улице жила Мишина однокурсница Аня Лобзикова. Аннета, а иногда Анук, - так её называл Миша, на французский лад. Нет, Миша за ней не ухаживал, так, вместе ездили из Универа, конспекты и прочие студенческие проблемы.
А в Аню Лобзикову был влюблён Коля Воробьёв, проживающий с ней в одном дворе. Можно было бы, конечно, для нагрева страстей дать ему фамилию Орлов или, например, Ястребов, но фамилия Коли была Воробьёв.
Так вот, этот Воробьёв Коля подкатывал к нашей Ане с пятого класса, они учились в одной средней школе. Но Анна Лобзикова была неприступна.
И вот, что же мы можем наблюдать, то есть Воробьёв Коля.
Анька Лобзикова регулярно водит к себе, домой какого то чернявого фраера.

Самое время приостановиться, рассказать чуток о Воробьёве Коле.
Можно было бы для пущей убедительности представить Колю эдаким прыщавым, с землистым цветом лица, малорослым и кривоногим. С незаконченным пэтэушным образованием, и что выпивает, нарушает общественный порядок, или ещё чего-нибудь напридумывать.
Отнюдь, не будем наводить напраслину. Коля выглядел вполне комильфо, никаких особых примет не было, если, например, подавать его во всесоюзный розыск. Учился в институте, лекции посещал исправно, когда было надо, выступал на семинарах.
Так вот, в один прекрасный день, а, скорее всего не очень, во всяком случае, для Миши Синицына, в той самой парадной, где проживала выше упомянутая Анна Лобзикова, на Синицына Михаила Дмитриевича, восемнадцати лет, напали неизвестные, в количестве пять. В результате потасовки у Синицына М. был отобран мобильный телефон, порвана рубашка, а всё остальное на лице.
Надо отдать должное Мише, он отчаянно сопротивлялся, он бился как один из   Трёхсот спартанцев или  арагвийцев. Но силы были явно неравные. Нельзя скидывать со счетов и  фактор неожиданности, к тому же,  в парадной было совсем темно. Да, там  было совсем темно, хоть глаз выколи. Было темно не потому, что кто-то из этих пяти заблаговременно вывинтил лампочки, нет. Просто в этой парадной всегда было темно.


Теперь о поджоге. Кто-то поджёг дверь Марии Захаровне, и так она, дверь, разгорелась,  что из - за дыма чуть было не угорел кот Барсик, а также и вся семья  Синицыных.
 Любое расследование начинается с вопроса: «кому это выгодно». Крепыш, как возможный фигурант, был снят, и по этому эпизоду.
Тогда, кто это мог сделать? Рэкет, шантаж, сведение счётов?
 Но что можно взять у скромной учительницы?  Может, поможет изучение личности потерпевшей?
 Да нет, ничего примечательного. Хотя….  А почему единственная дочка, едва окончив учёбу, стремительно  уехала работать в другой город?

Нет, нет,  ну, всё не так. Мария Захаровна была славная и доброжелательная. Все соседи, без исключения, были с ней очень почтительны.   Коллеги её ценили, а ученики, так просто любили. Бывшие ученики, уже давно окончившие школу, нет, нет, да и зайдут к Марии Захаровне поболтать, да и посоветоваться.
 А что единственная дочка уехала в другой город, так ведь у неё жених там. Тут уж ничего не поделаешь.
А дверь подожгли дворовые мальчишки. Совсем дурачки, просто так, без всякого умысла. У одного из них появилась зажигалка, а на двери Марии Захаровны,  тесёмки болтались. Эти дерматиновые тесёмки тлели, тлели, да и разгорелись.


Баба Лёля и дядя Коля.


Теперь надо выяснить, кто проколол все четыре колеса   синицынского  автомобиля.  Дело в том, что в то утро, были проколоты шины всех автомобилей, припаркованных в синицынском дворе, а их было больше десяти.  И это уже смахивает на акцию.
 Дом, где проживал Синицын с детства, в раньшие  времена проходил по разряду барских. Пяти-шести - комнатные  квартиры, с широким коридором, огромными прихожими, высоченными, лепными потолками, два входа:   с чёрной лестницы на кухню, для прислуги, а с парадной лестницы в прихожую. Парадная лестница широкая, отделанные мрамором ступеньки,  купидончики на плафонах,  сверкающе  отполированные перила, громадные панорамные окна.
Ну и дворик будьте нате. С беседками, фонтанчиками,  клумбами, газоном. Сбоку двора одноэтажный флигель, там располагалась дворницкая и конюшни.
Ну,  после известных событий, всех уплотнили, в каждой комнате по семье, иногда ванная и прихожая тоже приспосабливались под комнаты. В синицынском  доме под жильё перестроили  и  конюшни,  а вот дворницкую так и оставили,  для дворников.
 В дворницкой проживали дворник баба Лёля и водопроводчик дядя Коля.
Баба Лёля была похожа на ведьму, сморщенное лицо, иссиня черные волосы, иногда сплетённые в косу. Худощавая, немного сутулая, при ходьбе прихрамывала.  Вечно ворчала, кого-то бранила…. Но, на самом деле, была очень доброй. И дворовые дети это чувствовали и пользовались в полной мере.
 Она улыбалась редко, но когда это происходило, а ещё вдобавок она скидывала свою вечную телогрейку и резиновые боты, меняла их на нарядное платье и туфли на высоких каблуках, капелька губной помады; и  она чудодейственным способом превращалась в благородную даму…
  В карточную даму Пик, например.
 И вот тогда она совсем не хромала.
  Для дворовых детишек она была, как бы,  сказочным персонажем.
 Она была настоящим ангелом-хранителем двора. Не дай бог, какой-нибудь залётный выпивоха,  надумает пописать во дворе. Баба Лёля тут как тут. Как фурия набрасывается, и  грозится оторвать то,  из чего обычно писают.
Дядя Коля бабу Лёлю называл холерой, наверное,  за её энергичность и темперамент, потому как сам,  всё больше, сидел с мужиками на скамеечке, вёл беседу, покуривал. Правда, по весне, дядя Коля ремонтировал скамейки, приводил в порядок газон, сажал цветочки в клумбе, даже сооружал скворечники. На майские дядя Коля выходил во двор с гармошкой, народ песенки пел, ни без выпивки, конечно. По субботам,  по утру,  с кем – нибудь из дворовых мужиков, ходил в баню. С  веником, шайкой, целая процедура, ритуал.   Ближайшие бани были на улице Некрасова и на улице Чайковского.
 Автомобилей ни у кого из жителей этого дома не было, во всяком случае,  во дворе не парковали.

В шестидесятых,  народ стал разъезжаться по окраинам, в новостройки. Стали улучшать жилищные условия. Потом мода пошла, скупать квартиры в центре,  расселять коммуналки.  К моменту нашего повествования во дворе старых жильцов почти и не осталось, в баню не с кем сходить. Да и бани закрыли, неизвестно под каким предлогом. А бани то старинные, памятники.
С банями на улице Некрасова и улице Чайковского, наверное, произошло то же самое, что и с заводиком, где  Синицын раньше работал, тем самым, «геофизприбором».

А тут ещё одна напасть, - автомашины. Дым, шум. Газон весь изъездили, кустарник поломали.
 Баба Лёля и дядя Коля, хоть и на пенсии давно, какой-никакой  порядок наведут во дворе, и опять кавардак.  Мусор прямо в клумбу выбрасывают.
Они порядок наводят, стараются, а их как будто и нет вовсе, и знать их никто не желает,  и  не здороваются даже.


Студень.


Синицын не был конформистом,  ни на чуточку. Но даже он пал жертвой массового сознания. Во многом,  из-за этого и произошла вся эта,  путаная история.
Изначально Синицын принял Крепыша за бандита, а дальше его ошибочное умозаключение укреплялось убедительными на первый взгляд фактами.
Крепыш, при первом знакомстве, - типичный сериальный персонаж. Верзила, короткий бобрик на голове, поломанные ушные раковины, как у борца, и, конечно крутая иномарка, а как без неё. Чем не бандит из любого, самого захудалого,  телесериала.

А на самом деле… Уши? Действительно ушные хрящи были поломаны и поэтому уши торчали, как бывает у борцов от частой травматизации.
Но в случае с Крепышом, его ушные хрящи были поломаны не на борцовском ковре, а в ленинградском дворе, старшими дворовыми ребятами.
Крепышом его назвал Синицын сразу, при первой встрече, как олицетворение грубого, безжалостного, тупого, дремучего, наглого и безапелляционного.
А на самом деле у Крепыша были другие погонялы. В начале: Жиртрест, Жиромясокомбинат, а потом уже навсегда, - Студень.
Ожесточение формируется в детстве. Обидные прозвища, тычки, подзатыльники.
Двор-колодец, сырой и сумрачный даже в солнечный день, с постоянным запахом гнили. Этим запахом пропитаны лестницы, попахивает и в квартирах. А это потому, что во дворе служебный вход в овощной магазин, через него привозят свежий товар и это здорово, иногда ребятне перепадает яблоко там,  или  виноград, ну,  а если чего не продали, тут же у крыльца и вываливают, пока дня через два не уберут поддатые магазинные грузчики.
Для полной картины формирования криминального характера нашего персонажа можно было бы добавить, что жил он вдвоём с матерью в большой, густонаселённой коммунальной квартире. Комнатка их крохотная была поделена шифоньером. Мальчик спал на оттоманке, а за шифоньером мать с отчимом. По ночам мальчик часто просыпался и слышал, как пьяный отчим шумно ласкает мать.

А на самом деле,  Студень проживал в отдельной квартире, что само по себе было не распространенным явлением в центре города.
В этой же квартире проживали мама с папой, а также дедушка и бабушка. Жили они все очень дружно, что также бывает не очень часто. Папаша, правда, нередко отсутствовал, потому, как работал на железной дороге машинистом поездов дальнего следования.  Зато, когда он возвращался из рейса, был праздник. Гостинцы и какая-нибудь игрушка на зависть дворовым ребятишкам.
Папаша был  здоровенный,  когда поднимался по лестнице в подъезде,  как бы пригибался, места ему не хватало.
Вот таким  здоровенным  родился и Студень. Во дворе он выглядел Гулливером. Его кулачки были размером с голову среднестатистического сверстника. Он был пропорционально большой. Большой и сильный. А ещё, очень  добрый,  никого не обижал. Мелкота его всё равно побаивалась, но играть с ним любили.
 Всё переменилось, когда Студень пошёл в школу.
На медосмотре в школе у него обнаружили шумы в сердце. Поставили диагноз порок сердца, ревматизм. Врачи освободили его от уроков физкультуры и запретили посещать спортивные секции.
А как хотелось этого Студню, силища то так и прёт, но категорически нельзя.
Студень мало двигался, его оберегали, а ел много. Из великанчика он превратился  в  жиртрест. Его стали обзывать, дразнить, издеваться. Он перестал гулять во дворе, предпочитал полежать с книжкой.
Лет в пятнадцать ему отменили грозный диагноз, по сердцу он  был здоров, не было у него никакого ревматизма и порока сердца. Шумы в сердце были, но это были функциональные шумы, такое бывает у детей больших размеров, когда сердце не поспевает расти за быстрорастущим туловищем.
Можно было ему заниматься спортом. Можно и обязательно было бы нужно. Потому что у Студня были уникальные физические данные. Он мог бы стать выдающимся спортсменом, борцом, а может метателем молота, или гребцом, штангистом, да кем угодно.
Он прославил бы свою семью. И весь двор, только бы и хвастался, что, дескать, именно в их доме живёт такая знаменитость.
 К тому времени, когда отменили ошибочный диагноз, Студень уже сформировался застенчивым, замкнутым и очень тучным юношей.
Он выглядел гораздо старше своего возраста. Лет с восемнадцати у него появились залысины. Сверстники, а тем более,  сверстницы с ним не дружили.
Хорошо ещё он получил специальность шофера. Студень не любил ходить пешком.
Вот такая грустная история. Можно было бы добавить, что ему не везло в отношениях с женщинами, что, в конце концов, он женился на матери своего одноклассника, которая была старше его на двадцать пять лет. Но это было бы уже через, чур.

А что же произошло в ту злополучную  белую ночь на набережной реки Фонтанки, вернее Крюкова канала,  на самом деле?
 Заметьте, ночь то хоть и называется белой, но на короткий отрезок, именно в это самое время, когда случилась авария,  становится темно. Ну не совсем темно, сумерки. А для водителя это хуже, чем тёмная ночь, в темноте фары можно включить.
Ещё один отягощающий момент. Студень очень спешил, он должен был встретить своего босса в аэропорту. Он, конечно, мог и не заезжать к своей девушке в этот день, но, во-первых, их отношения были как раз на той стадии, что он и дня не мог без неё. А во-вторых, он хотел ей показать новый автомобиль, на  который его посадили, буквально, на той неделе. Это был лучший автомобиль в гараже, и на нём все бы мечтали работать, но дали его Студню. Дали такой шикарный автомобиль именно ему. Да потому что, он лучший водитель на предприятии и с этим фактом никто в гараже и не спорил, все это знали.
Студень, выезжая из подворотни на своём громадном авто, просто не заметил замухрыжку-жигулёнка. О, ужас, новая машина, к тому же опаздывает.
 Конечно, он предпочёл отдать Синицыну все деньги, какие у него были, да и ещё пообещал, лишь бы никаких разбирательств, лишь бы побыстрее.
А вот паров алкоголя, что унюхал Синицын, не было. Это Синицыну почудилось. Студень уважал свою профессию, выпивши, никогда не садился за руль, ни при каких обстоятельствах.

А дальше было так. Что бы отдать Синицыну четыреста баксов, Студню надо было занять у кого нибудь, ну не было у него  в тот момент таких денег. Быстро, без всяких моральных обязательств, можно занять у процентщика, что жил в соседнем дворе. Если занимать надолго и большую сумму, может выйти очень напряжно,  а если так,  перехватить на недельку, очень даже удобно.
Бледнолиций, а это был, именно он, процентщиком, не отказал, больше того, предложил посредничество.
Непревзойдённый мастер игры в секу, это такая карточная игра, тюремный аналог покера, а значит, великолепный практический психолог, Бледнолиций моментально просчитал все ходы.
И в кафе,  на улице Шпалерной с Синицыным вёл переговоры Бледнолиций. Студень всего  лишь промямлил вступление.
Бледнолиций прочитал Синицына с ходу, как читают партитуру, с листа. Он  начал  в Ля Миноре. Маэстро Бледнолиций вёл всю дальнейшую партию один, без какого-либо участия Студня.. Он без труда вычислил, что на следующий день Синицын  заявится в милицию, поэтому к вечеру сделал превентивный  телефонный звонок.
  Бледнолиций не заморачивался, ведь такой лопушок, как Синицын, был  клиентом совсем ни его высочайшего уровня.



А что же Студень? Как он себя всё это время ощущал?
Сперва, обрадовался, решили проблему, и денег не надо занимать.
 А потом, встретив, случайно Бледнолицего на улице, задумался и понял, что вляпался во что - то очень нехорошее.
Его стала мучить совесть, он решил разыскать Синицына, предупредить и всё рассказать.
Неправдоподобно?.. Да вы не знаете Студня. Студень был парень твёрдых убеждений. Его папа, машинист поездов дальнего следования, ещё в детстве всё досконально ему объяснил, что такое плохо, и что такое хорошо.
Вообще то, может и не плохо, что Студень не стал выдающимся спортсменом?  С одной стороны, слава, популярность, успех…
А с другой стороны, такой успешный здоровяк отдавит кому-нибудь ногу, ведь и не заметит, что кому-то от этого больно.
 Не будет у такого успешного здоровяка никакой, в связи с этим,  рефлексии.
Нет, Студню его детские неудачи, пожалуй, пошли на пользу.
 Тогда он, не  по – детски,  страдал.  Невольно приобщился  к  чтению, созерцал, фантазировал,  мечтал  и, гораздо  раньше, чем сверстники,  понял, что мир создан вовсе не вокруг его пупка.
А что это мы всё Студень да Студень?
 Между прочим, у него ведь имя есть: Владимир Петрович Скороходов.

 Кстати, была такая улица в городе Ленинграде – имени Скороходова. Так вот, маленький  Вова  не сомневался, что названа она так, в честь его папы.


Послесловие.


После всей этой нелепицы, Синицын  полегче стал относиться к жизни. Смирил,  так сказать,  гордыню.
У него образовалась куча свободных денег. Первое, что он сделал, купил себе белые штаны. И укатил с Бирутой…  в Испанию,  ведь он был отчаянно влюблён.
 За последние семь лет он не выезжал дальше пригородной дачи. В Испании ему нравилось всё,  до мелочей.
 С восторгом неофита, он уничтожал содержимое мини-баров в номерах отелей. Прогуливаясь по узеньким, средневековым улочкам испанских городков,  он постоянно насвистывал  Хабанеру   Кармен.
 Они объездили Испанию вдоль и поперёк.  Синицын решил брать уроки испанского языка.
 Только одни  названия чего стоят: отель  Коста Дель Соль,  или   Коста дель Мересме,   Пуэрто де ля Круз.  Или кафедральный собор в Сарагосе:    Нуэстра  Сеньора  дель  Пилар.
Они были и на море.  Бирута  покрылась бронзовым загаром, стала ещё красивее, ну, а Синицын обгорел.
Конечно  же,   они посетили и  корриду.
А вот коррида Синицыну не понравилась; ужасное, кровавое зрелище.
 От-вра-ти-тель-ное…  и  быка очень жалко.