Груша была большая и старая. Когда её спилили, веток оказалось столько, что хватило бы на три пионерских костра. Но я собиралась запалить один. Близился вечер. Я была в предвкушении удовольствия: тишина, звезды. А огненные искры, вырывающиеся из пламени, устремляются к небесам. Красота! Романтика!
Говорят, настоящий турист должен уметь зажечь костер с одной спички. Я туристкой не была. А потому готова была ко всякому развитию событий. Запаслась и соляркой, и бумагой, и сухими досками, могущими помочь разгореться недавно спиленным веткам.
И вот наконец я чиркнула спичкой. Язычок пламени пополз по бумаге в сердце древесной кучи. Вскоре огонь уже вырывался из под сложенных веток. Ох, как я была рада. Ведь если сказать честно, жечь костер меня побуждала не только романтика. Надо было освобождать двор от нагромождения спиленных ветвей. И теперь, когда костер разгорелся, мне оставалось только вовремя подкармливать его.
Но радовалась я рано. Бумага быстро прогорела, а ветки груши так и не запылали. Чуть-чуть обуглились и теперь слабо дымили. «Нет. Так не пойдет, - решила я. – надо костер сложить правильно».
Сказано – сделано. Запалила я огонь вновь, теперь уже по всем правилам. Потом стала в него торопливо большие ветки подкладывать. Те сучья во все стороны топорщат, друг другу в огонь ложиться мешают. Но я не унываю. Для пущей верности поливаю ветки соляркой, доски в огонь кидаю, да присыпаю все это опавшими листьями. Благо, их великое множество.
Запылал огонь! Жарко листья горят. А я смотрю, и в голове моей рождается теория зажигания духовного огня. Думаю я про различные пробуждения, про то, как у людей сердца для Бога горели, и как от этого пламени другие зажигались. Целыми городами люди к Богу приходили. И вот, что мне придумалось. Верно, когда большие пробуждения случались, люди сухими были. Сухими – это по аналогии с дровами. Сухие дрова быстро занимаются и ярко горят. Они быстро сгорают, без остатка, но ведь и пламя-то от них очень жаркое. Такое – что далеко видно. И не только видно, но и греет оно на большом расстоянии. А если дрова вовремя в пламя подбрасывать, то костер не угаснет. Маленький сучок легко занимается, но и горит недолго. А полено потолще хоть и подпалить сложнее, но и погасить потом его нелегко. Так и люди. Есть тоненькие, с небольшим запасом прочности. А есть такие, которые долго росли, способность гореть в себе копили. Но и те, и другие важны. Без тонких толстым не загореться, а без толстых пламя долго не продержится. А кто я? Какова моя роль? Готова ли я сгореть дотла или все еще осторожничаю? И что лучше – гореть сильно, жарко, ярко, но недолго или умеренно, без сильных всполохов, но на протяжении длительного времени?
Так размышляя, я сложила над костром побольше веток, и, удовлетворенная, ушла спать. «Пожалуй, - решила я, - к утру костер не погаснет. Столько дров!»
Наутро меня ждал сюрприз. После того, как сгорели все листья, сухая трава, доски, маленькие сучки и сучки потолще (из числа тех, что я складывала шалашиком), костер погас. Серое нагромождение ветвей гордо и безобразно возвышалось на огороде. И никакие мои усилия, направленные на то, чтобы их спалить, не помогли. Дрова были еще не готовы. Сырые, только с дерева. Внутри у них еще был сок. Осеннее солнце было совсем нежарким. К тому же то и дело срывающиеся с небес дожди тоже не способствовали высыханию грушевых веток. Соседи посматривали за моими усилиями устроить в огороде костер, и только посмеивались. И все в один голос твердили: «Не получится. Жди весны».
Время промчалось быстро. Пришла весна, А с ней вернулась мучавшая меня проблема – надо зажечь костер. Я смотрела на беспорядочно сваленные в кучу останки груши, и понимала - гореть они не будут. Слишком уж неплотно лежат. Пришлось раздобыть топор, и вооружившись терпением, искромсать огромные ветки на полешки поменьше. Рубились они легко - за прошедшее время дерево подсохло и потеряло былую упругость. Хотя, к своему удивлению я и обнаружила, что высыханию поддались далеко не все спиленные ветви. Горели тоже без особых проблем. И даже те, которые оставались сырыми, не смогли противостать жаркому пламени – сгорели в пепел. И пока я смотрела, как огненные языки рвутся ввысь, мои мысли снова переполнились теориями горения. Я все думала о качествах, которыми должны обладать дрова, чтобы гореть, и сравнивала их с качествами людей вообще, и с моими собственными в частности. У меня набрался целый список таких качеств. И его пункты ясно говорили мне: «надо работать над собой». Я вздыхала. С чего начать? Гореть-то хочется. А между тем все новые и новые ветки отправлялись в огонь.
Как получилось, что в какой-то момент на горе жарких углей осталось только три толстеньких бревнышка, я уже и не знаю. Бревнышки обладали всеми качествами из списка. Они были и сухими, и толстыми, и горели ярко, и находились в нужном месте – среди жара от прогоревших дров. Одно лежало в центре, а два – ближе к краям кострища. Я уже собиралась подкинуть к ним новую партию ветвей, как вдруг с удивлением заметила, что огонь на бревнышках стал угасать. Остановилась понаблюдать. «Нет, не может быть», - подумала я, но спустя всего какие-то минуты прежде яркое пламя почти превратилось в тление. И стало понятно, что от него уже ничего не сможет загореться. Толстые бревна, которые до этого успешно горели и прогорели почти наполовину, которые были прежде объяты пламенем, не желали гореть сами по себе, даже находясь среди жара. Но только стоило мне подвинуть их и сложить друг на друга, как пламя вспыхнуло вновь. И в этом пламени без остатка сгорели все оставшиеся ветки – и сырые, и высохшие.
Увиденная картинка потрясла меня. Казалось бы, ерунда. Три полена. Но до этого я искала качества, нужные для горения, внутри горючего материала. А по аналогии – внутри человеческого сердца. А оказалось…
Бог – творец Мироздания. Он же утвердил и все законы его существования. Видя четкую, однозначную логику в творении, я склонна думать, что если закон есть, то он одинаково работает во всех сферах, на которые может распространиться. Бог придумал законы горения.
Я и прежде знала, для чего нужна церковь. Но тогда я знала, а теперь поверила, что сам по себе человек для Бога гореть не может. Каким бы он ни был, и как бы сильно не загорался в нем огонь веры. «Где двое или трое во имя Мое, - говорит Иисус своим ученикам , - там Я посреди них» (Мф. 18:20) И список личных качеств и заслуг, пожалуй, тут ни при чем. Вот только надо не быть, как те бревнышки – вроде бы и в одном месте, а каждый сам по себе. А ведь прежде я искренне полагала, что то, как я горю для Господа, зависит только от меня.
И напоследок еще раз процитирую Писания. Эта цитата из Библии, на мой взгляд, тоже относится к теории горения: «Если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом...» (1-е Иоанна 1:7)
Общение – это не беседы. Это нечто общее, это точки соприкосновения, заинтересованность и взаимное горение в одном общем пламени.