Предыдущая глава:http://proza.ru/2009/03/21/255
Следующий день Татьяна была так загружена работой, что даже не успела пообедать. Пришлось проявлять столько изобретательности и настойчивости, что она удивлялась сама себе:
-Могу! Оказывается могу! Не такая уж это простая штука вызвать человека на откровенный разговор, когда он этого не хочет...
Дом в котором жила Лина девятиэтажный: на каждом этаже по три квартиры, а в подъезде всего 27. Почти шестьдесят проживающих в подъезде, не считая детей. Но из огромного числа опрошенных, только трое заслуживали внимания.
Любопытствующая соседка Вороновой, к тому же и очень разговорчивая, поведала, что прекрасно слышала, как к Лине в тот вечер приходили дважды. Рассказала и о том, что звонки отличались один от другого.
-Как это отличались? - усомнилась Рябинина в рассказе тёти Розы (так звали соседку).
Тётя Роза посмотрела на девушку сочувственно, словно удивляясь: а ещё частный детектив?!
-Первый звонок был длинный — пояснила она для «особо одарённых», - а второй — осторожный, отрывистый, лёгкий. Такое впечатление, что человек не хотел или опасался, что его услышит кто-то посторонний.
-А вы случайно не видели, кто приходил к ней?
-Случайно — не видела, - ответила пожилая женщина. - Когда я подошла к глазку, на площадке никого не было: видно хозяйка уже впустила гостя. Дверь она открыла сразу, словно ожидала его прихода.
-Ещё бы, - подумала Татьяна, - Лина ждала, что вернётся Андрей, осознав всю глупость и бессмысленность их ссоры.
Дальнейшие расспросы ни к чему не привели, потому что тётя Роза заявила, что рассказала всё, что могла, а придумывать ничего не собирается.
-Если хотите, расскажу о соседях слева от меня, о их постоянных праздниках, песнях и плясках?
-Спасибо. - ответила ей Таня. - Эти господа — меня не интересуют.
-Ну тогда прощевайте! - заявила тётя Роза, потеряв к ней всяческий интерес.
Ещё один рассказ для Рябининой был достаточно важным и любопытным: рассказ дежурного по подъезду. В элитном доме Лины, в каждом подъезде имелся такой. Всего их трое, каждый из которых заступал на дежурство через двое суток. Дежурившего в тот день, Панкова Вадима, Татьяна нашла в соседнем доме.
Панков оказался довольно крепким, не старым ещё мужчиной. Он сразу узнал Татьяну.
-А вы в тот вечер приходили в мой подъезд около семи часов, - сказал он, внимательно посмотрев ей в лицо. - Я ещё подумал, что раньше вас здесь не видел, что, видимо, идёте к кому-то в гости. В доме вы были недолго: ушли минут через двадцать.
-Значит вы знаете всех жильцов в подъезде? - поинтересовалась Рябинина.
-Всех — ни всех, но многих: как-никак больше семи месяцев сижу здесь. Знакомые лица от чужих отличу.
-А в тот вечер вы никого чужого не видели?
-Вы, наверное, хотите узнать не приходил ли кто к даме с четвёртого этажа? - предположил дежурный. - Я правильно догадался?
-Да, - пришлось признаваться Тане, - я хотела узнать именно это.
-Нет, - ответил тот гораздо суше, чем раньше, - не видел.
Ответ не удовлетворил Рябинину, потому что не показался искренним.
-Вы не отлучались с места? - попыталась она узнать истину при помощи наводящих вопросов.
-Это не положено, - ответил Панков, с явным желание стоять на своём до победного конца.
-Вадим Петрович, - мягко пояснила Таня, - я не собираюсь ни в чём вас упрекать — это меня совершенно не касается. У меня совсем иная цель: выяснить, кто в тот вечер приходил к Вороновой между восемью и девятью часами вечера. Вы, наверное, знаете, что её убили в тот вечер?
-Конечно. Слышал, что её задушили её же шарфом... Да я, собственно, не отказываюсь, просто я действительно не видел.
-Ну, может, в этот вечер произошло что-то странное, необычное?
-А ведь, действительно, было! - оживился Вадим. - В тот вечер на третем этаже завис лифт. Встал, как вкопанный, и ни туда — ни сюда... Я попробовал разобраться в чём дело — бесполезно... Наш мастер по лифтам — дядя Миша, немного натаскал меня по этому делу, и у меня раньше получалось по мелочам, а тут — ни в какую, как заколдованный. Звоню дяде Мише — его нет дома. Так лифт и простоял около часа. Не выдержал, снова стал копаться — лифт пошёл. Но пошёл не вниз, а вверх. Дошёл до последнего этажа — остановился. Думал, что он начнёт спускаться вниз с кем-нибудь из жильцов, а он стоит — вниз не идёт...
Ну, думаю, опять поломался. Нажал кнопку вызова — лифт пошёл вниз. Дверь открылась — никого. Думаю: что за чертовщина? Выходит, когда он зависал на третем этаже, в нём кто-то был? Почему тогда молчал, ждал, когда он снова заработает? Целый час ждал...
Утром интересовался у жильцов. Никто не застревал... Ничего не пойму. Чертовщина какая-то получается?
-Вы кому-нибудь об этом рассказывали? - поинтересовалась Татьяна.
-А у меня никто и не спрашивал — некому было рассказывать. Вы — первая.
После этого разговора Татьяна переключилась на завсегдатаев лавочек, собачников и мальчишек, надеясь от них узнать о «невидимке», которую упустил дежурный. Рассказы были однообразными и не отличались красочными подробностями: не заметил, не обратил внимания, не видел, не знаю. Кроме одного.
Мальчишка из соседнего подъезда, Димка Тырин, болтавшийся в это время на улице, поведал Тане, что видел часов в десять, как из их подъезда выбежал высокий мужчина в клёвом спортивном костюме фирмы «Adidas» и таких же кроссовках.
-Откуда ты знаешь про фирму? - поинтересовалась она.
-Что я по-твоему, глупый пацан?! Я сам просил у отца такие, но он сказал, что они нам не по карману. Поверь уж, я в этом разбираюсь: прикид у него был клёвый! - уверил её мальчишка.
-А лица его ты не видел?
-Лица не видел, - деловым тоном ответил пацан, - врать не буду.
-Как ты думаешь, он был молодой, или нет?
-Молодой.
-Почему ты так решил?
-Бегает быстро, - резонно заметил Димка. - Старый так не бегает.
-А может он в гости кому приходил?
-Тогда бы я его увидел: с шести часов у подъезда торчал - он в наш подъезд не заходил.
-Кстати, а почему ты в такое время на улице, как ты выражаешься, торчал?
-Ключи потерял.
-А что, дома никого не было?
-Не-а, мать — на дежурстве в клинике, а пахан — на работе задержался.
Татьяна не стала выяснять у мальчишки, что это за работа до десяти часов вечера.
-А может он ещё до шести часов пришёл к кому-нибудь в гости? - пыталась вслух рассуждать Татьяна.
-В гости? - переспросил недоверчиво Димка. - Почему же он тогда так чесал, словно за ним кто-то гнался?
-Не знаю, - ответила Таня задумчиво. - Не знаю.
-Ну, то-то же, - многозначительно произнёс парнишка.
Вечер подкрался незаметно, и Рябинина прекратив, наконец, рутинную работу, рассуждала, сидя на скамеечке:
-Что узнала я сегодня за целый день напряжённого туда? Второй раз в квартиру Лины звонил другой человек — не Андрей. Кто-то застрял в лифте около девяти часов, и простояв в нём тихо, как мышь, не подавая признаков жизни, около часа, когда лифт заработал, так же тихо исчез, словно испарился. В то же время парнишка из соседнего подъезда видел, как высокий, молодой мужчина в спортивном костюме, убегал из его подъезда.
Татьяне не осталось ничего, как сложить два и два: получалось, что застрявший, после того, как лифт заработал, поднялся на последний этаж, вылез на крышу, а затем, спустившись в соседний подъезд, ушёл, точнее убежал, через него.
Чтобы проверить свою версию, она спокойно прошла по намеченному маршруту, и её никто не остановил. Причём спуститься можно было только в соседний подъезд: другие люки закрыты на замок. В голову невольно закрадывалось сомнение в том, что этот некто совершил такой трюк ради спортивного интереса: скорее всего это и был убийца Лины. Видел его только Димка Тырин, и то со спины. Дорогой спортивный костюм и кроссовки — вот всё, что есть пока у неё в арсенале.
-Ну, ничего! - пригрозила кому-то Рябинина. - Я на этом не успокоюсь — не надейся и не жди!
Сидя на скамеечке возле второго подъезда, Таня думала:
-Сегодняшний день и вечер принесли свои результаты, но уже поздно и, пожалуй, пора домой.
Оставалось ещё десять квартир, в которые она смогла попасть: в трёх были только дети, в одной старая женщина сказала, что дома нет ни сына, ни снохи, а без них она двери не откроет даже самому Господу Богу. Ещё в одной квартире, по показанию соседей никто не проживает, а лишь появляется время от времени — примерно один раз в неделю. В двух квартирах полная тишина, и соседи не знают ничего о проживающих там. Квартиросъёмщики ещё одной квартиры пару дней назад отбыли на Украину не то на свадьбу, не то на похороны Две оставшиеся квартиры вполне обитаемы но с соседями не общаются.
Беседы с этими жильцами Таня решила отложить на завтра, хотя и не надеялась на то, что сможет узнать от них что-нибудь новенького. Возвращалась домой затемно,она перебирала в памяти отдельные эпизоды сегодняшних встреч и разговоров: особенно её настораживал разговор с дежурным Панковым.
-Ох, не всё он рассказал мне — не всё! Что то скрыл осторожный дежурный, и скрыл неумело, неубедительно. Почему мне кажется, что видел он того второго, что приходил к Вороновой? Видел! Видел, но скрывает это. Почему?... Удивительно, как позволил себе поведать о лифте? Посчитал незначительным? Ведь едва только намекнул... Что-то тут не так. Не так!
Волновало Татьяну ещё одно: то, что этим невидимкой никто не захотел интересоваться. Она снова убеждалась в том, что Селезнёв отрабатывает только одну, по его мнению надёжную версию: Андрея, и ничем другим заниматься не намерен.
-Труднёхонько придётся парню! - кисло улыбнулась Рябинина. - Ну ничего, впредь будет наука: прежде, чем сделать что-то - подумай хорошенько.
Ночь подкралась незаметно. Она обняла девушку со всех сторон настойчиво и плотно, сверкая огнями и пугая звуками. Становилось прохладно. Звёзды, как яркие горошины, мерцали высоко и загадочно, не по поддразнивая Татьяну, не то заговорщически подмигивая.
-Даже в такой рутине, как опрос свидетелей, - рассуждала Таня, - можно отыскать свои прелести. Когда бы я вот так могла рассматривать звёзды, порассуждать о их притягательности и загадочности, подышать терпким, чуть горьковатым, от горящей в кострах, листвы, осенним воздухом?.. Нужно сказать спасибо обстоятельствам, поблагодарить тот самый Господин-случай, который позволяет увидеть в себе что-то новое, а может и просто позабытое старое: чувство восхищённости, причастности, ощущения полноты жизни — ничто не будоражит их так, как мать-природа, её живые краски, звуки, давая ощущения неразрывной связи с ней.
Рябинина брела не спеша, с тихой улыбкой, стремясь вобрать в себя и эту улицу, и этот город, и этот мир, такой знакомый и такой загадочный. Ей было хорошо. Татьяна чувствовала, что не одинока, что она частичка этого мира, что без неё он был бы иным, не похожим на этот, ущербным... Она так видела, так чувствовала.
Приподнятое настроение, созданное ей же самой в процессе общения с природой, не оставило Татьяну и дома. Мурлыча себе под нос незамысловатый мотивчик, она порхала по квартире, создавая интерьер созвучный настрою: что-то переставляла, что-то передвигала, а что-то доставала из потайных мест, водворяя на самое видное место, включая соответствующую иллюминацию.
Душ, ужин, книга — друзья её давние, постоянные, надёжные. Но сегодня их явно было маловато: душа требовала большего, чего-то особенного, соответствующего настроению.
-Бокал вина! - решила Татьяна. - И свечи! Ужин при свечах! Ничего, что наедине с собой... Это и ново, и ценно. Свечи найдутся: ещё с Новогоднего ужина остались, да и бокал вина — тоже. Праздник — так праздник!... Какой? Не имеет значения. Праздник души! Не больше — не меньше. Должен же быть и у меня праздник души?!
И вот свечи уже на столе, а бокал в руке. Остальной свет долой — он излишен.
-Нужен тост! - напомнила Татьяна. - Непременно тост — без этого нельзя. Какой праздник без тоста?
И всё: фантазия на этом иссякла, оставляя Таню наедине с собой.
-Да, - произнесла она разочарованно, - пить в одиночестве — это свинство, даже на празднике души.
Пригубив немного вина, Таня вышла в прихожую, приглушая буйную иллюминацию, остановилась напротив зеркала, подняла бокал и сказала, обращаясь к своему отражению:
-За тебя, Татьянка! Будь всегда весела, остроумна и, по возможности, счастлива. За тебя!
Вино хорошее, прекрасного букета, приобретённое ей по какому-то торжественному случаю, но так и оставшееся в холодильнике: на всякий случай. На какой — она уже и не помнила.
-Да это и не важно, - подумала девушка. - Важно, что сейчас оно, как нельзя кстати.
Досмаковав вино, она вернулась назад в комнату, где всё ещё мерцали свечи, бросая, при её появлении, пляшущие тени, на окружающие предметы. Взгромоздившись на любимый диванчик с ногами, приняв позу, похожую на «лотос», она несколько минут созерцала колеблющееся соединение света и тени, находя это забавным, расслабляясь после напряжённого дня. Через несколько секунд, плавно опускаясь с высоты парения птицы на свой диванчик, девушка поняла, что праздник души — окончен, ведь долго продолжаться не может ни один праздник, тем более такой: хоть душа и эфемерна, но пределы какие-то всё же имеет.
Свечи потушены, включен свет. Оставаться в одиночестве совсем не хочется, и Таня смотрит по сторонам, словно намереваясь пригласить в собеседники хоть что-нибудь содержательное. Телевизор?
-Нашла, что назвать содержательным! - возмутилась она вслух.
-Ну, тогда книгу? - предложила себе, как бы от другого лица.
-Дневник! - вдруг вспомнила она. - Дневник Лины Вороновой! Ведь я едва начала читать его, пытаясь найти ответ на свой вопрос, и оставила, не найдя ничего существенного.
Татьяна взяла «Ежедневник» с явным предубеждением, но пересилила голос хорошего тона, воспитанного бабушкой, объявив вслух:
-Я делаю это не из простого любопытства! Всё гораздо сложнее...
Наверное это так, потому что девушку одолевают противоречивые чувства: тут и беспокойство, и тягостное ощущение чего-то непонятного, странного, и вместе с тем желание узнать то, что скрыто от неё. Ей казалось, что она делает это против собственной воли, словно её кто-то подталкивает, заставляет прочитать то, что написано в дневнике Лины. Ей и страшно, до мурашек где-то в районе солнечного сплетения, и всё-таки любопытно. И Татьяна начала читать.
06.06. Смерть Вити очень повлияла на меня: я изменилась, и изменилась очень сильно. Это замечают и друзья мужа, и коллеги по работе Говорят, что я становлюсь замкнутой, малообщительной, недоверчивой. Но они явно льстят мне, или щадя, или не замечая, гораздо худших изменений: я становлюсь нетерпимой, раздражительной. И это мне не нравиться. А главное: я уверена в том, что это не нравиться Вите.
Я срываю плохое настроение на окружающих, повышаю голос... Но проходит пять минут, мне становиться стыдно за своё поведение, и я прошу прощения. Окружающие вынуждены прощать меня, или делать вид, что прощают, но я чувствую, что холодок между нами остаётся.
Больше всего, конечно, достаётся Надежде с её закройщиками, ведь это главное звено при воплощении модели в жизнь. Надя — главная моя волшебница: именно она вдыхает жизнь в мои модели, а я порой веду себя, как жестокая диктаторша. Что странно: я прекрасно понимаю, что неправа, порой груба и жестока, но поделать с собой ничего не могу.
Но, если я на работе веду себя, как деспот, то дома, глядя на семейные фотографии, чувствую непереносимое одиночество, и заливаюсь слезами. Чтобы соседи не слышали плача, особенно одна из них, которая не скрывает своей антипатии ко мне, зажимаю рот рукой, и реву, реву...
Сколько я передумала, сколько слёз пролила, но успокоения нет. Порой начинает казаться, что водоворот, созданный гибелью мужа, стремительно засасывает следом и меня, и нет сил сопротивляться ему — ни сил, ни желания.
Но однажды, после очередной порции моих раздражений, «посыпаний пеплом» головы, и плача, он вернулся ко мне. Виктор вернулся! Он появился внезапно: я ходила в ванную, чтобы сполоснуть лицо, распухшее от слёз, а когда вернулась в комнату, то увидала картину, показавшуюся мне невероятной - я даже не успела испугаться. На своём любимом кресле, прямо под моим портретом, сидел он, мой любимый, мой муж, мой Витя.
Он выглядел таким юным, как тогда, во время нашей первой встречи, но лицо его было озабоченным, а брови нахмурены. Я стояла в дверном проёме, не зная, как вести себя, что сделать, что сказать.
-Ты мне не рада, Лина? - спросил Витя.
Его голос был таким знакомым, таким близким, хотя немного глуховатым.
-О чём ты говоришь, родной?! - запротестовала я, делая шаг к нему навстречу.
Виктор остановил моё движение жестом, словно не желая, чтобы я приблизилась.
-Витя?! - воскликнула я. - Но почему?!
-Мне тяжело, - ответил он. - Ты беспокоишь меня своим горем, своими слезами. Так нельзя, моя девочка, так нельзя. Ты ведёшь себя неразумно.
-Но я скучаю по тебе! - почти в исступлении кричала я, вновь намереваясь броситься к нему.
Витя снова остановил меня и сказал:
-Я тоже скучаю, но пока сделать ничего не могу. Потерпи немного, моя девочка: ещё не пришло время. Скоро мы будем вместе. Я готовлюсь к твоему приезду. Уже почти готов домик, садик: всё, как ты мечтала... Сейчас в доме идёт ремонт, но когда он закончиться, я тебя заберу, и мы снова будем жить вместе.
Тут меня словно кто-то ударил по голове, и я подумала:
-Как вместе, когда он погиб, и мы похоронили его?!
Лишь на несколько секунд я отвлеклась, потому что послышались громкие шаги на лестничной площадке, словно кто-то направлялся к моей двери, а когда я повернулась назад к креслу, Вити уже не было. Он исчез. Исчез, словно ничего не было, словно это была галлюцинация, мираж. Я упала на соседнее кресло и вновь разрыдалась.
11. 06. Я зря боялась, что Витя больше не появиться. Он приходил снова! Мы беседовали с ним целых два часа. Правда больше говорила я, а он задавал вопросы: о самочувствии, настроении, о работе. Витя просил меня не нервничать и не изводить подчинённых придирками. Я обещала ему быть хорошей девочкой.
И вновь, как в первый раз, раздались шаги на лестнице, вновь я прислушалась к ним, пытаясь понять, куда направляется человек такой тяжёлой, громкой поступью. Шаги замерли у моей двери, но звонка, как и в прошлый раз не последовало. А через секунду — Витя опять исчез, словно это за ним кто-то приходил, давая понять, что время его посещения, закончено...
Читая записи Лины, Татьяна не могла поверить своим глазам. О чём писала эта женщина? Она что, бредила, страдала галлюцинациями, или, может быть, была пьяна? По почерку — не похоже: он, хоть и тороплив, выдаёт некоторое волнение, но достаточно ровен, и мысли отображает вполне связные, но как всё это невероятно, как странно, непонятно.
-Может, она тронулась умом? - задала Таня вопрос в пространство.
Но ей никто не ответил, поэтому пришлось отвечать самой:
-Если бы это было так, то это, наверняка, заметили и другие... Да и Андрей вряд ли связался с сумасшедшей. О чём это я? Я сама разговаривала с Линой дважды... Она что, была похожа на тронувшуюся умом? Нет, Лина выглядела вполне нормальным человеком. Разве только очень обеспокоенным...
Мысль Рябининой работала почти лихорадочно:
-Ох, не нравиться мне это! Совсем не нравиться! Что это за посещения такие? Что за разговоры? Всё-таки плохо я знаю Лину Евгеньевну. Плохо...
-Вот закончу опрос обитателей дома, - решила она вслух, - и займусь ей вплотную. Пора посетить «Дом моделей» и порасспросить сотрудников и сослуживцев о том, что всё-таки представляла собой мадам Воронова? Может быть, тогда смогу понять, как расценивать эти странные записи?
Чтобы совсем не запутаться в мистических бреднях, Татьяна решилась с кем-нибудь поделиться своими сомнениями. А кто подойдёт для этой цели, как не лучшая подруга Ирина? Только она может посоветовать что-то насчёт записей: уж в литературе Иришка сечёт, как никто другой.
-Алло, Ириша, здравствуй! Это я. Не разбудила?
-Здравствуй, Тань. Да нет, я ещё и не ложилась: делаю кое-какие наброски. Завтра статью должна сдать в набор — редактор торопит.. Сама что не спишь: бессонница мучает?
-Нет, тоже можно сказать, взяла работу на дом.
-И какую, если не секрет?
-Всё ту же: убийство Вороновой.
-Что-нибудь откопала?
-Кое-что есть, но пока только догадки.
-Слышу в твоём голосе неуверенность, подруга. Что означает сие сомнение? Чем вызвано?
-Дневником. - ответила Таня однозначно.
-Каким? Чьим? - раздается в трубке естественный вопрос.
-Кузьмин обнаружил у Лины дневник. Чтобы он не попал к следователю — мало ли что там написано - передал его мне.
-И что тебя в нём смутило?
-А вот послушай!
И Татьяна стала зачитывать подруге всё то, что несколько минут назад, прочитала сама. Закончив чтение, она приготовилась выслушать её мнение, но трубка молчала.
-Ириша, что молчишь?
-Перевариваю.
-Ну и что: неудобоваримое?
-Слушай, Таня, у Вороновой не было временного помутнения рассудка на почве гибели мужа?
-Не знаю. Хотя не похоже...
-Похоже, ещё как похоже! - уверила Ирина. - Разве может человек с нормальным рассудком нагородить такого?
-Наверное, нет...
-А я в этом просто уверена, Таня. Это же чистый бред! Возникновение ниоткуда, исчезновения в никуда. Разговоры. Шаги. Ты что-нибудь подобное раньше слышала?
-Нет.
-Я тоже не слышала. Вот тебе и ответ: этого не может быть, потому что просто быть - не может!
Когда подруги распрощались, пожелав друг другу спокойной ночи, Татьяна констатировала, что он не внёс ясности: сомнения, как были — так и остались. Иришкина уверенность в невменяемости Вороновой, ничего не объясняла, а, напротив, обострила расхождения между фактами и логикой.
-Этого быть не может, потому что просто — не может быть! - задумчиво повторила Татьяна слова подруги. - Но почему меня не убеждает эта аксиома? Что здесь не так? Что?
На первый взгляд — полнейшая белиберда, но Татьяне-то известно, что Воронова была вполне адекватной женщиной, с неплохими умственными способностями, в противном случае она вряд ли достигла таких успехов в модельном бизнесе: там, как известно, конкуренция довольно жёсткая, и со слабеньким умом, далеко не пойдёшь.
Уже после смерти мужа Воронова закатила такой грандиозный показ моделей, который взбудоражил всю местную общественность, прессу, специалистов, не говоря уж об элите. Это о чём-то говорит? И хотя Рябинина не присутствовала на этом мероприятии, но слышала всё от Ирины, которая делала по этому поводу серию статей для своей газеты.
-Интересно, - удивилась Татьяна, - а почему она сейчас ничем не напомнила мне, что знала Воронову, общалась с ней, брала интервью? По-моему, тогда она не считала её сумасшедшей?
У Рябининой возникло острое желание снова позвонить подруге, и выяснить возникшие у неё вопросы, на которые никак не находились ответы, но «детское время» уже закончилось, поэтому она решила:
-А знаешь что, Татьяна, утро вечера — мудренее. Отложи ка ты свои сомнения на завтра: на сегодня переживаний, пожалуй, хватит. Ты не находишь?
Продолжение:http://proza.ru/2009/03/24/296