Сны. Часть 1, глава 11

Каса Моор-Бар
Сестра скажи: «Я жив или мне это только снится?»
Раз, и капли на ресницах.
Ртом схватить улетающую душу,
Вновь молчаньем крик нарушу
Здесь бьет по нервам память,
Где можно только ранить.
Тут рюмка с хлебом Вам…
Тем, кто остался там…

Луговая трава.

Любэ

 

- Юра. Прием.

- ЮРА. Ты жив? Отзовись.

- Да его, может, оглушило при взлете, – раздался голос немного глуше предыдущего.

«А где это я? И наверно Юра это я? Ну что ж, отзовусь. Вроде не связан, да и одет, причем очень плотно… Сыт… ничего не болит. Странно. И где это я? Но определенно опять среди русских. Да что ж меня так зациклило на Россию-то. На фига она мне, лучше бы к Ленке и к Нюре со Степаном».

- ЮРА. Отзовись. Не заставляй нас волноваться.

- Да. Слушаю. Что надо? Жив я, – решил отозваться Сергей, а то чего доброго надумают чего нехорошего.

Откуда-то сверху раздался «многоголосый» облегченный вздох.

- Хорошо. Юра, ты уже в открытом космосе. Судя по приборам, у тебя все идет нормально. Скорее всего, ты потерял сознание, когда вырывался за пределы планетарной атмосферы.

«Опачки, приехали. Уж лучше в клети сидеть, где хоть кто-то воды подаст, или быть барышней наряженной в мишуру красочного тряпья, подчеркивающего красоту девичьего тела, чем, как там сказал этот вредный мужик с приятным голосом, в открытом космосе я. Во как. Вот теперь уже полный и безоговорочный п…ц».

Пару крепких словечек Сергей случайно в сердцах «проронил» в эфир.

- Ну, раз ругаешься, значит все нормально. Значит, жив и здоров.

- Ага, жив я, вот только что я тут делаю? Ну и на фиг меня сюда запиндолили?

- Ты что не помнишь ничего? Да и словечки из тебя льются какие-то не русские. Ишь, запиндолили его. Ты, между прочим, сам на это согласился. И не надо в этом других обвинять. Тем более, потом, в случае аварии, эти пленки потом будут специалисты из Конторы слушать. Так что поосторожнее со словечками, а то и рад будешь, что далеко находишься, хотя и туда их руки дотянутся. Взлетел героем, а приземлишься, или окажешься без вести пропавшим, но уже не героем, а врагом народа. Ты подумай о родных. Так что прекращай чепуху пороть. Там, рядом с перегрузочным креслом, папочка в тумбочке лежит. В ней вся документация. Через полчаса у нас оборвется связь. А появится только после твоего возвращения с Марса, через 15 лет.

- Да помню я все, только вот немного опешил. Взлетал - нормально было, а вот сейчас как-то не по себе, – стушевался Юрий-Сергей, - а пиво хоть есть тут на корабле?

- Юра, ты что, контузию получил при взлете? У тебя натуральных продуктов вообще нет. Только концентраты. А там пиво не предусмотрено. Да и вообще ничего спиртного не положено.

 - А теперь, пока связь еще есть, выслушай последние инструкции и наставления. Слушай и запоминай, потом уже тебе никто не поможет и не напомнит ничего.

 

- Теперь ты узнал все подробности. Извини, но раньше тебе это знать не положено было.

«Да какого хрена вы решаете что положено, а что не положено мне знать» - встрепенулся было Сергей, но во время вспомнил, что ему-то ничего не будет, а вот жена и дети Юрия Алексеевича могут пострадать от его неосторожности.

- Принято. Удачи вам всем. Удачно вам дождаться меня обратно, или хотя бы получить как можно больше информации об окружающей меня среде по пути на Марс и непосредственно о самом Марсе, если мне будет суждено туда добраться и приземлиться.

Выслушав все пожелания тех, кто его запулил в такую даль, Сергей с пафосом ляпнул засевшую в его сознании фразу: - Служу Советскому Союзу!

 

«Ну, все, теперь можно и уснуть. А Юра уже пусть сам разбирается с тем, на что согласился»

Он подождал с полчасика, лежа и закрыв глаза, но почему-то уснуть не мог.

«А черт. Я же на гормональных препаратах сейчас сижу, чтобы мог как можно дольше бодрствовать и следить за приборами, пока корабль не выйдет на прямую без помех, набрав скорость и пустившись прямо к конечной цели. А потом ему уже разрешено спать, и только приборы будут работать и отсылать данные на Родину»

Внезапно Сергей вспомнил пару моментов, которые он еще помнил из детства. Ведь Гагарин погиб в Крыму, в Кировском районе, разбившись на самолете и вроде как на пьяную голову.

«Тогда в тот день я спал. И там, во сне, я услышал по радиоточке, что … он погиб. И когда я проснулся на кухне, я вдруг понял, что это правда. Первый космонавт погиб. Гагарина нет. Я плакал. Я плакал, но я знал, что первым космонавтом я не хотел быть. Я не идиот» - вспомнил некстати Сергей слова Бабакина из фильма «Асса».

И еще, он вспомнил, что Гагарин ни на какой Марс не летал. Хотя история, которая пишется историками по заказу, странная история, обманчивая, укрывающая одни факты, и предоставляющая «свою правду» другими фактами, придуманными в кабинетах, где все пишется под грифом строгой секретности.

«Ну и какого #$@%^$ я тут делаю, если Гагарин погиб. Или он не погибал, а его отправили выполнять невыполнимое задание, а все обставили так, как будто он погиб Героем. Что ж. Сделанного не воротишь. Раз не получается уснуть, тогда попробую чаво-нить съедобного найти на этом космическом корабле».

 

Сергей уже минут двадцать рыскал по всему кораблю в поисках съестного, потом его осенило, что тут вся еда в тюбиках, и она мало места занимает и должна быть где-то рядом с его перегрузочным креслом.

Так и оказалось. Тюбики лежали в тумбочке. В нижнем ящике.

Он постелил платочек поверх тумбочки. И с фразой: «Ну что отведаем, чего Бог послал» - приступил к поеданию содержимого тюбиков.

К его огорчению везде была одна и та же масса, только разных цветов, и немного отличающаяся по вкусовым качествам.

«Фи... и как такое можно есть?»

После процесса поглощения странной несъедобной массы, он решил полазить по кораблю в поисках развлечений. Тумблеры на приборах он решил не щелкать. «Мало ли что. А вдруг не успею уснуть, если что-нибудь натворю этими шаловливыми действиями, далекими от научных изысканий». Но от идеи осмотреть «свою территорию» он таки не отказался. Через полчаса его розыскные мероприятия увенчались успехом. Он обнаружил бутылку водки. От чего сильно обрадовался. А к ней прилагалась записка:

«Юра, удачного полета тебе. Когда ты вернешься, (если вернешься), меня уже не будет в живых. Выпей эту бутылку, когда будет сильно хреново. Выпей и вспомни меня, нашу компанию, своих родственников и вообще всех русских людей.

механик Митрофаныч»

Прочитал он эту записку и на душе стало тепло. Он решил спрятать эту бутылку там же, где и нашел.

«Я усну и где-нибудь смогу покушать и выпить. А у Юры может это последняя бутылка в жизни. Наверно ему будет тяжелее. Ведь он остался один. И возможно ему не суждено будет увидеть людей»

 

К своему великому удивлению он ощутил сытость от поглощенного ничтожного количества «зубной пасты».

И еще больше он удивился от того, что кто-то за ним следил. Кто-то его усыпил, но усыпил как-то не так. Он был здесь, все видел, но ничего не мог ни понять и сделать и запомнить. В его затухающем сознании вспыли строки, которые он где-то когда-то мельком услышал:

Мы идем на гибель мысли,
Мы рождаемся любя,
И родившись, снова вышли
В бесконечные луга.
На фига нем эти цели:
Ни достичь их, не постичь.
Мы уже сто лет не ели,
Нам врагов всех не настичь.
Одиноко озираясь,
На открытый в бездну путь
Мы идем вперед не каясь,
Мы идем вперед, любя и познавая суть

Он засыпал. Глаза сомкнулись сами по себе. Но он засыпал не так. Не правильно. Кто-то заставил его уснуть. «Зачем? Ну это уже будут не мои проблемы. Пусть уже Юра с ними разбирается. А я немного посплю…. Авось и доведется мне проснуться и пива попить…