Талисман

На экране мелькали белые мазанки, покосившиеся сараи за плетнями и заборами из штакетника. Единственное «высотное» здание, показанное оператором, ещё вчера было двухэтажной городской больницей, а сегодня — главной темой теленовостей. Напряжённый голос диктора за кадром выдавал скупую информацию: «...отряд чеченских боевиков полевого командира Басаева... в заложники взято более полутора тысяч человек.... количество жертв... террористы требуют начать переговоры...».
«Странно», - подумал Саня, - «деревня деревней, на кой хрен туда боевики полезли?» Он достал с полки атлас автомобильных дорог и долго изучал страницу с картой Ставропольского края. Да, от Чечни недалеко, но Ессентуки и Минводы гораздо ближе никому неизвестного Будённовска, да и резонанс при захвате знаменитого курорта в бархатный сезон был бы, пожалуй, мощнее. «Странно... чёрт их разберёт... тоже, независимость им подавай! Ну и дали б, сидели бы они в своих горах и не чирикали, а то сколько уже людей погибло...». Политику Сашка не любил, считая её узаконенным способом грабежа и дележа бо-о-ольших денег, заработанных людьми, а стало быть, и им самим, Александром Гуськовым.

Прошло месяца три. Откровенно затянувшееся бабье лето радовало шуршанием сухих листьев под ногами, бледно-голубым небосводом без единого облачка и мягким, чуть тёплым солнцем. Саня сидел, развалясь, на скамеечке, блаженно подставив физиономию неярким лучам. Во двор въехал старенький грузовой микроавтобус «Тойота», со скрипом затормозил у ворот склада, дёрнулся и заглох. Из кабины тут же повалил пар, из облака пара, словно джинн, появился чумазый Валентин.
-- Всё, достал этот чайник! Кипит, зараза, воду не успеваю доливать!
Он обежал вокруг машины, пиная скаты, снова скрылся в облаке, вынырнув из него с папкой для документов в руках.
-- Может, термостат заклинило? - лениво поинтересовался Гуськов.
-- Менял. Толку никакого.
-- Значит, радиатор пора чистить.
-- Да что с ним будет, с радиатором? Не течёт ведь...
Во двор вышла директор фирмы.
-- А-а, Валентин появился! Как доехал?
-- Всё в лучшем виде, Семёновна, как говорят французы — нема проблем!
-- Ну-ну, вижу... Денёк тебе на ремонт, послезавтра в рейс готовься.
-- Ослобони, Семёновна, - шутливо заголосил Валентин, просительно сложив ладони у груди, - у меня свадьба на носу!
-- Какая свадьба, Петрович? Ты ведь меньше, чем полгода назад серебряную отгулял!
-- Так дочку таперя пропиваю, кроко... красавицу свою! Ослобони, матушка!
-- Вечно у тебя... - досадливо махнула рукой Кольцова, - то свадьба, то понос ... А кого я пошлю на твоём тарантасе? Убил машину, не смотришь за ней совсем...
-- Кого?! Это ж не машина, это самурай — его из пушки не убьёшь, пока сам себе харакири не сделает! А в рейс вон пусть Санька сгоняет, хватит девок на складе щупать...
-- Валентин! - строго глянула на него директор.- Рейс тяжёлый, а у Саши опыта пока мало.
-- Да ладно Вам, Елена Семёновна, - встрял Сашка, - что я, в самом деле, без дела слоняюсь, уже неделя почти, как с Калуги вернулся.
Директор задумчиво помолчала, наконец решилась:
-- Хорошо. Пара аптек у тебя будет на Кубани, потом Ставрополье, конец маршрута в Будённовске; поэтому очень прошу, Саша, ночевать — только на охраняемых стоянках, в крайнем случае возле постов ГАИ. Регион этот небезопасный, то тут, то там какие-то перестрелки бандитские, рэкет — не рвись, осторожно езжай. Экспедитором с тобой пошлю Володю Жадова, он давно работает, водителем у нас начинал, поможет, если надо. А ты, Валентин, чтоб машину отремонтировал, как положено, не то устрою тебе свадебку!

Анатолий Георгиевич глянул поверх очков, висящих на кончике носа, на вошедших Сашку и Валентина.
-- Явились? Тебе, Валька, сколько говорено: лей тосол, не лей воду, экономист хренов! Засрал радиатор — вона, гляди, сколько накипи выгреб, все трубки были забиты! - он показал глазами на внушительную горку извести, барханом лежащую на верстаке. Поковырялся в жестянке с мелкими винтиками и гаечками, извлёк из неё трёхкопеечную монету образца 1961 года, припаял гербом вверх на крышку горловины:
-- Во, знак качества! Ставьте, кипеть не будет.

Установив радиатор на место и залив тосол, Саня закурил.
-- Валь, а Жадов — он кто? Почему из водителей ушёл?
-- Художником он раньше был. Рисует, конечно, здорово, но водила никакой: права есть, а толку нет — что ни рейс, то катастрофа. Дали ему сперва КАМАЗа, почти нового... Он под Ульяновском уснул за рулём, ушёл под откос — груз вдребезги, рама пополам, сам в больницу... Потом Семёновна на «сто тридцатого» его посадила, в Курган послала; он на обратном пути решил машину возле озерца помыть, а на ручник поставить забыл: ЗИЛок и уехал, трактором из воды вытягивали... Пересадили на маленькую, на эту вот, - Валентин кивнул на «Тойоту». В Петрозаводске ментяра его тормозит, Вовка на него повернул, а вместо тормоза на газ даванул — мент еле отпрыгнуть успел, в сугроб по уши провалился, а Вовка с разгона к будке гаишной пришвартовался. Неделю в обезъяннике сидел, пока Кольцова лично не явилась... Ребята его Талисманом прозвали, за «удачливость»; так что, Санёк, баранку ему не давай, сам управляйся.
-- Поня-а-атно... А чего не уволили?
-- Жалеет его Семёновна. Сам знаешь, с работой нынче туго, а у Вовки недавно пацан родился. Ну, и должок, конечно, за ним — вот экспедитором катается, вроде и семья голодная не сидит, и Ивановна с него потихоньку высчитывает за ущерб.

Дорогой Жадов рассказывал о своих приключениях. Под Курском, летя вниз по крутому спуску, Саня взмолился:
-- Вовчик, ну хватит про аварии! Накаркаешь под руку...
В этот момент из-за колонны ползущих навстречу фур выскочила «восьмёрка». Сашка вдавил в пол педаль тормоза, но скорость падала гораздо медленнее, чем сокращалось расстояние. Судорожно вцепившись в руль и задержав воздух в лёгких, он остекленело глядел на несущуюся на него сверкающую лаком смерть. В последнее мгновение «восьмёрка» ушла влево на узкую обочину, подняв столб пыли; по борту «Тойоты» пулемётно простучали мелкие камушки. Спустившись вниз, Гуськов остановил машину, перевёл дыхание и, не глядя на Жадова, заявил:
-- Ещё хоть слово о твоих подвигах услышу — высажу нахер, пешком домой пойдёшь! Талисман, мать твою...

На третьи сутки машина свернула с трассы и вкатилась в посёлок с названием времён репрессий: Выселки. Володя сидел молча, рисуя в блокноте очередной пейзаж. Перед въездом во двор аптеки Саня сбросил скорость, переключаясь на низшую передачу. Под кузовом заскрежетало, машину затрясло, и Сашка инстинктивно выжал сцепление — скрежет прекратился. До крыльца докатились по инерции.
-- Что это? - спросил Жадов.
-- Похоже, коробка посыпалась. - неуверенно пожал плечами Саня.


-- Да-а-а, приехали...
Усевшись на землю рядом с разобранной коробкой передач, Гуськов разглядывал вынутые железные потроха. На шестерне первичного вала ещё оставалось несколько надтреснутых и выкрошенных зубьев, а вот шестерёнка, работавшая с ней в паре, строго говоря, шестерёнкой уже не являлась. Озадаченно почесав затылок, Сашка поднялся с земли, отряхнулся; достал из кабины большой кусок ветоши и стал заворачивать изношенные детали.
-- Значит, так, Володя: звони в контору, докладывай о жертвах и разрушениях, охраняй груз, а я — в Краснодар, на разведку боем.
Вернулся он лишь спустя неделю.
-- Саня, ты чокнутый! Меня директриса достала, каждый день в аптеку звонит, а я не знаю, что сказать! Ты что, в Японию за деталями ездил?!
-- На заводе заказывал. То у них металла нужного не было, то выходные, а после выходных у термиста «критические дни» случились, запил. - устало отмахнулся Гуськов, переоделся и, расстелив ветошь, принялся собирать механизм. Часа через три машина сердито рявкнула, выплюнула из выхлопной трубы облачко чёрной сажи и бодро выкатилась на дорогу.

В Будённовск прибыли ночью. Обнаружив на тёмной улочке частного сектора случайного запоздалого прохожего, ребята расспросили дорогу и, добравшись до больницы, провалились в сон.
Утром Сашка, ещё не проснувшись толком, выскочил из машины по малой нужде — и обомлел. Больничка располагалась на холме, к югу от которого возвышались современные пяти- и девятиэтажные дома; на огромной территории к востоку сверкали, отражая восходящее солнце, извивающиеся трубы нефтеперерабатывающего завода. «Вот тебе и станица... А чечены-то — серьёзные вояки!» - уважительно подумал он, - «это не курортников в заложники брать, здесь дела покрупнее. Стратеги!..». Из фургона, покряхтывая и потягиваясь, вывалился Жадов.
-- Глянь, Вовчик! - Саня мотнул головой в сторону завода, - тут одними подствольниками можно было такой шухер навести — мама, не горюй! А в новостях мазанки показывали.
-- А ты думал, тебе в ящике картинку маслом нарисуют? Как говорится, в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды. - буркнул тот.
-- Да уж... Ладно, давай завтракать. Груз скинем — и айда домой, подзадержались; потеряли нас уже, поди.

Пунцовое от мороза светило нехотя поднималось над крышами посёлка Хлевное, заиндевевшие голубые борта японского грузовичка приняли сиреневый окрас. В тесной кабине, скрючившись на сиденьях и завернувшись в фуфайки, посапывали Жадов и Гуськов. Между ними, даря тепло и уют, тускло коптил «Шмель»; в утреннем неярком свете язычки его пламени поблекли, уменьшились в размерах, коротко пыхнули и исчезли. Ветер, прорываясь сквозь щели в задубевших дверных уплотнителях, быстро выдувал накопленное за ночь тепло. Первым проснулся Сашка. Выпростав руку из рукава, он повернул ключ зажигания: замыкая контакты, сухо клацнуло реле стартера, на проворачивание двигателя мощности не осталось. Метрах в двадцати от машины стояло несколько фанерных ларьков зарождающегося племени предпринимателей, возле одного из них копошился парень, разжигая мангал. Саня выбрался из авто, открыл бак, вечером заправленный под горловину:  солярка стояла студнем, хоть ложкой черпай; подошёл к огню, погрел руки.
-- Не знаешь, сколько сегодня на термометре?
-- Тридцать шесть было,  - охотно отозвался парень.
-- Не слабо! А гараж тёплый в вашем городе-герое найти можно? Мне б на часок всего, аппарат отогреть.
-- Да вон, напротив, домостроительный комбинат — попробуй, может, договоришься.

В огромном помещении транспортного цеха комбината стояла пара «КАМАЗов» и «Урал». Разыскав мастера, Гуськов стал объяснять ситуацию. Мастер замахал руками:
-- Не ко мне, я человек маленький. Ищи начальника цеха.
Начальник цеха отрицательно покачал головой и отправил Сашку к главному инженеру:
-- Даст команду — заезжай,  нет — ничем помочь не могу.
Главный инженер, вальяжный мужчина с недовольным выражением лица, садился в служебную «Волгу». Не повернув головы, жёстко отрубил:
-- Вас тут две тысячи машин в день по трассе проходит, всех пускать — гараж развалится.
-- И что, все две тысячи ломаются возле комбината? - грустно усмехнулся Саня, но «Волга» уже умчалась. На проходной он зашёл в сторожку. Толстая ярко-алая вольфрамовая спираль, намотанная на асбестовую трубу, распространяла по небольшому помещению нестерпимый жар, три крупных мужика сидели за столиком в одних рубахах и играли в карты.
-- Привет, ребята. Можно погреться?
Один из них, зажав в зубах сигарету и прищурив глаз, буркнул:
-- Водку неси, и грейся сколько угодно.
-- Была б водка, сам бы с удовольствием тяпнул...
-- А нет, так и греться нечего, - мужик поднялся со скамейки и демонстративно выключил рубильник. Глядя, как спираль начала тускнеть и покрываться пепельным налётом, Сашка процедил сквозь зубы:
-- Ну, вы и козлы!
-- Кто козлы?! - повернулся на табуретке, привставая, второй.
-- Да вы, кто! Вот сдохну в машине — на вашей совести буду! - Сашка зло хлопнул дверью, плюнул на крыльцо и побрёл к ларькам.
У мангала он попытался согреть спину, но ледяной ветер ожёг лицо и грудь; повернулся к огню грудью — моментально застыла спина. Зажатые, сведённые судорогой мышцы не пускали кровь свободно циркулировать, тело била мелкая дрожь. Хозяин мангала предложил:
-- Может, шашлычка?
-- Денег нет, - отвёл глаза Саня, - под Ростовом на рэкет нарвались, дай Бог, чтоб на соляру хватило до дома. Парень снял с шампура два крупных куска мяса, положил их на хлеб, протянул Сашке:
-- Ешь, застынешь.
-- Спасибо, браток. - Гуськов осторожно, чтобы не уронить, принял мясо в задеревеневшие ладони и нырнул в кабину.

День сошёл на нет. Напялив на себя всё, что было, завернувшись в телогрейки и одеяла, ребята коротали ночь. То проваливаясь в полузабытьё-полудрёму, то выныривая из подсознания, дрожа в ознобе, Сашка твердил про себя и себе, как молитву: «Ты не имеешь права загнуться, не имеешь права сдохнуть! Не имеешь права!». Ночь была вечной, вечными были мороз и мерцание звёзд в бездонной вечности чёрного неба. И уже почти вечной казалась сосущая пустота под ложечкой. Кожа на лице и на руках стала сухой, шершавой и туго натянутой; веки, словно наждаком, натирали глаза. Задеревеневшее тело тупо ныло, хотелось распрямиться, но при этом неизбежно потерялись бы крохи мнимого тепла. Наконец, когда в окнах близлежащих домов стали зажигаться огни и потянуло дымком из печных труб, Саня выполз из кокона одеяла и потряс за плечо Жадова:
-- Что делать будем?
Жадов равнодушно пожал плечами.
-- Ну, давай сидеть и молча замерзать! - Гуськов разозлился, вышел из кабины и зашагал к центру посёлка; услышал, как хлопнула дверца и Володя поплёлся за ним следом, но оборачиваться не стал — чёрт и с ним, и с машиной! Разыскав в сумерках здание районной больницы, он вошёл внутрь. У регистратуры толпились люди; аккуратно, стараясь не зацепить никого промасленной робой, Сашка двинулся по коридору. У двери с табличкой «Главный врач Кодацкая Г.И.» остановился, скептически оглядел себя и, вздохнув, постучал.

Что бы не воображали о себе крутые мачо, как не накачивали мышцы,  какие фантастические не изобретали механизмы, какие законы не сочиняли бы ради самоутверждения — миром правит женщина. Она же его и спасает: мимолётной улыбкой, взглядом из-под ресниц, нечаянным на первый взгляд прикосновением и прочими женскими штучками. А также готовностью понять, согреть и спасти. Меньше, чем за час, вымороженный до мозга костей мир заиндевевшей кабины превратился в согретый выбеленной печкой, уютный мир дома Галины Ивановны. Её муж, Леонид Маркович Кодацкий, плотный, неторопливый и улыбчивый мужчина, хозяйничал по дому. На столе уже стояли тарелки с горячим борщом, аккуратными горками лежали нарезанные хлеб и сало; паяльная лампа, извлечённая из кладовки и заботливо протёртая от пыли, была заправлена бензином. Чтобы испытать приступ острого, животного, до спазма в горле, счастья, нужно совсем немного: попасть в передрягу, дойти до края и, почти отчаявшись, неожиданно получить помощь.

Ехать в офис среди ночи не имело смысла, и Сашка, высадив Жадова, бросил машину у подъезда. Света, увидев мужа, только руками всплеснула:
-- Наконец-то! Звони директору срочно! Она уже в розыск собралась вас объявлять!
Утром Гуськов явился «на ковёр». Поглядев на его чёрные, с полопавшейся кожей, обмороженные руки и лицо, Елена Семёновна протянула:
-- Ге-ерой!.. Почему не звонили?
-- Денег не было, на рэкет нарвались. На топливо еле-еле хватило, чтоб добраться.
-- Ну, с тобой понятно, недавно у нас. Но Жадов-то знает, что с любой аптеки любого райцентра он мог позвонить в кредит! Ладно, зайди на склад, девочки какую-нибудь мазь дадут — и домой, лечись. Неделю я тебя не вижу!
 
-- А где Вовка? - Гуськов с забинтованными руками сидел в подсобке, прихлёбывая горячий чай.
-- Жадов? Выгнала его Кольцова. Она всех на уши поставила, и в Буденновск звонила несколько раз — куда пацаны подевались? Ей говорят, мол, были, уехали, а куда — неизвестно. Если по южной дороге пошли, то сидят в завалах, там снегу намело — жуть, сам по телеку видел, фуры по лобовое стекло засыпаны! А Вовка, вишь, на телефоне экономил, ни разу не отзвонился.
-- Да-а... Хотел у него адрес переписать тех людей, в Хлевном. Может, попаду ещё когда в ту степь. Заехать бы, отблагодарить.
-- Ничего, попадёшь, земля-то круглая, - Чумакин прикурил две сигареты, одну сунул Сашке в губы. - А Талисман на пивзавод устроился, водителем на «ГАЗончик». Говорят, и там уже отчебучил: машину загрузил, ворота в будке не закрыл и стартанул — половина бутылок на дороге осталась. Теперь на пивзаводе в долг работает.