Оправив причёску, Александра снова выходит к гостям. В небольшой гостиной тесно от голосов и переставляемой посуды. Сегодня у хлебосольной Саши собрались пять человек. Сосед Порфирий Семёнович, Мария Викторовна с супругом Валерием Викторовичем и подруга по работе, такая же учительница Ирина. И, главное, впервые появился на девичьей квартире перспективный молодой человек Митрофан, рекомендованный подругой на вечер, как мужчина неженатый и с деньгами. Сама подруга на вечер не пошла, чтобы не помешать.
— Так, – говорит Александра, – почему ничего не едим? Я люблю, когда много едят. Порфирий Семёнович, не стесняйтесь, накладывайте полную тарелку. А вам наложить?
Чувствуя себя хозяйкой пышного салона, она прислуживает обществу. Мама для этого слишком стара.
— Я слышала, вы в газете работаете? – заводит светскую беседу Александра.
— Я-то? – вздрагивает Митрофан, расплёскивая из ложки суп, и, потупившись, торопясь проглотить остатки, договаривает: – А, да.
— И кем вы там?
— Кем? Журналистом. – наконец выпрямляется он и свысока оглядывает хозяйку.
— А вы в каком московском учились? – через весь стол подаёт голос мама Александры.
— Я-то? – Митрофан явно растерян, но не может соврать. – Да, в общем-то, ни в каком.
— Ась? – не слышит тугая на ухо мама.
— Нигде не учился, – громко объясняют ей.
— А-а-а, так вы корреспондент? – торопливо выпрямляет скомканную беседу Александра.
— Угу, что-то вроде, – глухо выговаривает Митрофан, опираясь локтями на стол.
— Что-что? – интересуется мама.
— Митрофан говорит, что он корреспондент, мама! – отчётливо и озлясь повторяет Александра. Переменив тон, она ласково обращается к гостю: – Да вы кушайте, кушайте, а то остынет.
— О, не беспокойтесь! – спешит Митрофан залить полную ложку раскалённого супа и, отжёгши внутренность, немеет. Но сейчас не до него.
— Ах, как я теперь буду жить без Дуськи? – тяжело вздыхает Александра в пространство. Все деликатно молчат, зная её горе. У Александры закусали кошку. Несколько дней назад женщина выпустила Дуську погулять, а назад кошку принесли дети. Бока животного были насквозь проткнуты собачьими клыками. На руках Дуська и умерла.
— Говорят, что бюджетникам зарплату будут вовремя выдавать! – рассеивая туманы печали, сообщает слух Ирина.
— Э-э-э! Мало ли о чём хабарят! Мы вот тоже не просто так живём, но и землю удобряем! – сказал на это Валерий Викторович и, довольный шуткой, загоготал.
Порфирий же Семёнович, налив себе чаю, характерным мужским жестом долго стряхивал капли с чайного носика. Слышно, как урчит у него в животе. На столе почти всё съедено и гости скучают. Не находя себе места, Мария Викторовна встаёт и ходит у книжных полок. Там и Бальзак, и Писемский, и Чернышевский. Поверх стопы книг накинуты растрёпанные детективные романы Чейза и фантастическая мистика Кинга.
Забывшись, мама ковыряет в носу. Встав перед ней так, чтобы не было видно, Александра, натужно улыбаясь, просит:
— А теперь пройдёмте в мою комнату! Обратите внимание на панно: я сама вышивала. Это ретроспективный взгляд на христианство. Практически гранат — символ веры! Красные нитки выражают горечь самопожертвования замученных и убиенных, а синие — образ неба и святости, к которым мы все идём.
Гости неуклюже толкают друг друга и усердно рассматривают панно на стене.
— Да-а-а, – с расстановкой оговаривается один, – ничего смотрится, как настоящий!
— Тонкое шитьё! А нитки какие, шёлковые?
— Нет, обыкновенные, иранские, я их на базаре покупала.
— И почём?
— А там разные катушки были... Комплект за триста пятьдесят.
— Дорого дерут!
— Вам нравится? – торопливо спрашивает Александра Митрофана.
— Очень! – без сомнений сразу находится тот. – Вы крещённая?
— Нет, но моя мама ходит в нашенскую церковь. И я там была несколько раз! А чем вам нравится?
— Интересно подано... Глубокая тема.
— А вот видите: здесь зёрна граната, это люди, то есть мы. Чувствуете? Я не просто так расколупала в гранате дырочку!
— Да, не каждый так сумеет... расколупать.
Благодарная, смотрит снизу вверх на юношу Александра. Он несомненно понял её душевные порывы! Это ведь газетный человек!
Затем пьют спиртное и заедают салатом. Александра обносит гостей:
— Вам чего налить: вина или коньяка?
— Нет-нет! – резким движением ладони накрывает Митрофан рюмку. – Я, если можно, совсем не буду пить.
— Ну как же, молодой челове-е-ек! – поднимает веники бровей Порфирий Семёнович. – Ну хоть рюмку из уважения к Саше! Выпейте, все же пьют. И, к вашему сведению, здесь не алкоголики!
— Да я и ничего, – смущается Митрофан. – Хорошо, тогда одну рюмочку вина, и не больше!
Он выпивает сразу всё, жалко морщится от спиртного, и уже без уговоров ест и ест, а движения его замедляются и вот стружка салата выпадает изо рта обратно в тарелку. Хитро улыбнувшись Порфирию Семёновичу, Митрофан корчит рожицу и вынимает предлинный язык.
— Как? – теряется Порфирий Семёнович. – Это вы зачем?
Митрофан медленно, нахмурив красный лоб, переваливается с боку на бок, но, так и не утвердившись на шатком стуле, падает на пол, увлекая за собой скатерть. Посуда на столе гремит и сбивается в грязную кучу.
— Ему плохо!
— Вот те раз!
— Дайте человеку воды!
— Ворот ему расстегните... Ворот!
Здесь только становится ясно: Митрофан окончательно пьян с одной единственной рюмочки.
Глупо ухмыляясь, он бормочет с пола что-то детское, несуразное. С превеликим трудом отяжелевшего парня поднимают и выводят проветриться на улицу. Гости нескладно топчутся в коридоре прихожей, видимо понимая, что после нелепости уже не посидишь.
— Его надо проводить до дому! – тревожится Александра. – Кто-нибудь в курсе, где он живёт?
Оказывается, что никто не знает. Порфирий Семёнович встряхивает мягкое тело пьяного и орёт:
— Ты где живёшь?!
Митрофан интимно обнимает Порфирия Семёновича и лезет целовать, нечленораздельно мурлыча. После нескольких попыток, его прислоняют к стене. Всем неудобно и каждый боится, что именно его заставят на себе тащить пьяного по улицам.
— Придётся его в вытрезвитель, – отряхивается после возни Порфирий Семёнович. – Что тут поделаешь?
— Ой, да он описился! – таращит глаза Ирина.
Наконец сообразив, Александра звонит к подруге.
— Привет! – говорит она. – Слушай: тут твой Митрофан напился, а мы не знаем, где он живёт... Да мы и не давали ему пить, только одну рюмку!... Кто же знал? – заложив трубку телефона рукой, Александра просвещает слушателей: – у него врождённая идиосинкразия! Это непереносимость спиртного и даже некоторых запахов! – и снова льнёт к трубке: – Алло, так он что, умрёт? – она долго молчит, выслушивая советы, записывает адрес и вешает трубку.
— Говорит, что ничего особенно страшного не произойдёт, но надо проследить за ним до дому, а то вот уже и пятна красные на лице...
— Нет, я никак не могу его проводить, – отговаривается Порфирий Семёнович, обуваясь на корточках, – извините, спешу, дома дел невпроворот! – и честным собачьим взглядом смотрит прямо в глаза.
— Тогда, может, вы доведёте? – обращается Александра к Валерию Викторовичу. – Здесь идти недалеко.
— Нет, душа моя. Вызовите машину в самом деле! В вытрезвителе и врач есть, если что.
Женщин, конечно, о таком не попросишь, и Александра решает:
— Ну что ж, тогда я его провожу!
Гости коротко раскланиваются и идут мимо пьяненького.
Александра влюблённым взглядом осматривает Митрофана. Парень вернулся в детство: он чему-то улыбается, крутит пуговицу на куртке и пробует присесть на подъездный пол, но Александра придерживает рукой послушное тело. От налитой крови, его уши просто рубиновые и как будто горят. В мечтаниях Александре видятся более близкие отношения с Митрофаном, и когда она заботливо направляет его по пути, то представляет себе ужин при свечах, задушевные беседы о прекрасном и чай, только чай...
Владислав Кузмичёв.
1999 г. 28 января.