Я хорошо помню самое раннее детство: большой серый лохматый отец, братья и сестры-волчата. Дружное звериное семейство, живущее простой животной жизнью – отец, мать, еда, сон.
Мы быстро оторвались от материнского молока и научились охотиться, тогда же я и познал первый настоящий страх.
Когда луна была особенно круглой, стало невыносимо тревожно, а отец вскинул морду вверх и завыл. Его вой был настолько жутким, что я и сам почувствовал дикую волчью тоску, которую несет полная луна.
Несколькими днями позже меня подстрелил охотник. Я притворился мертвым, дождался, когда он подойдет, и из последних сил вцепился в его горло.
Мы оба очнулись вместе в молочно-белой пустоте. Кроме нас с охотником чувствовалось присутствие того, чьего имени нет на волчьем языке. Его раскатистый голос был как человеческий, но я его понимал.
– Вы нарушили мою волю. Пусть каждый из вас познает радости и горести жизни другого. Тебе, человек, предстоит жить в волчьей шкуре в страхе перед людьми. А тебе, волк придется до конца испить горькую чашу жизни людской.
Я нашел себя лежащим в лесу, мой убийца и моя жертва скулил, убегая в глубь непролазного леса.
Но это было давно. Теперь я живу в городе, у меня есть жена, дом и работа. Я получаю деньги, на которые покупаю еду и одежду. Никто не охотится за мной, а я и подавно не хочу этого делать. Ведь я знаю, каково это – быть добычей на охоте.
Изредка я хожу в лес навещать близких – теперь к ним прибавился человек в волчьей шкуре. Все его принимают за своего.
И все бы хорошо, да вою на луну я часто.
Совсем как человек.