Если Грязовец не город,
Если Ржавка не река,
Если ты меня не любишь,
То валяешь дурака.
/Частушка/
В том городке, где жила Зинаида Григорьевна со своим многочисленным семейством, протекала речка Ржавка и доставляла немало хлопот всем. Ржавка, судите по названию, какова она была, пересекала все огороды наискосок; начиналась где-то в болотах, а впадала в реку Нурму, а та в свою очередь - в Обнору.
Но в конце апреля-начале мая с нею шутки были плохи. Сейчас никто этому не поверит, но все дети в свои ранние годы сумели нахлебаться воды из неё, спасали взрослые. Когда детишки были маленькими, то и деревья были большими, а река – глубокой.
Ранней весной таял снег и река вскрывалась ото льда. Сильные дожди – весенний паводок, и река вздувалась. Льдины неохотно поддавались общему потоку и, увлекаемые быстриной, сначала медленно, а потом всё скорей и скорей плыли к следующему мосту и, нырнув, исчезали в чёрной бурлящей пучине под мостом.
Ребятишки-школьники бежали по обеим берегам Ржавки, кидая с берега какой-либо предмет и наблюдая, докуда тот доплывёт и где остановится. Резвые струи толкались, кружились, свёртывались воронками, отчего по всей реке вперегонки неслись клочья желтовато-белой пены.
Вешние воды ревели, пенясь и клокоча; крошево от льдин обдавало брызгами стоящую на берегу и на мосту публику. Из-за шума воды и грохота льдин не слышно было разговора людей: приходилось кричать, чтобы тебя услышали. Ржавка несла вместе с вешней водой всё, что смогла унести с берегов и что ребятишки бросали с Красного моста на центральной улице.
Это был так называемый топляк: брёвна, доски, деревья, колья, сломанные стулья, лыжи, санки, поленья из чьей-либо поленницы. Вода бурлила, пенилась, тащила куски льда, а среди них весь этот хлам. У моста на Гражданской улице, где жила Зинаида Григорьевна, вода делала водовороты, устремляясь на деревянный мост, под мост, накапливая много топляка.
Дети брали багры и подтаскивали этот хлам к берегу, а затем доставали на берег и, когда обсохнет, уносили во двор - для печки всё сгодится. Взрослые зачастую тоже помогали. А ребятня хлопала в ладоши, если попадался крупный «улов». Изредка неслышно подплывало бревно, затёртое льдинами, а на льдине – стайка белых крупных щепок.
Ледоход продолжался весь день и всю ночь. Сколько веселья, радости и всяких неожиданностей приносила вешняя вода… Река всё прибывала… Ледоход приостанавливался также неожиданно, как и начинался.
Иногда за бурную дождливую ночь вешние воды речки вместе со льдом и хламом сносили и сам деревянный мостик, тогда пересечь Ржавку не представлялось никакой возможности. Потом был построен настоящий железобетонный мост на сваях.
Когда вода спадала Зинаида Григорьевна устраивала лавины из досок на ту сторону Ржавки на месте глубокого бочага, так как у неё на другой стороне была посажена гряда картошки, да и воду для полива посаженных овощей тогда брали из самой глубокой заводи.
На этих лавинах любили сидеть дети, болтать и брызгать по воде ногами. Говорливая девятилетняя Нюся болтала без умолку, она уже могла бултыхаться в бочаге около мостков:
- Ой, сколько здесь головастиков…Так и плывут стайками…
Шестилетняя Тася и трёхлетняя Ася просили сестру:
- Достань нам головастиков, а? А из головастиков кто вырастет? Карась или пескарь?
- Не знаю. Наверно, лягушки.
- Нюся, поймай нам побольше головастиков.
- Трудно… Они юркие, не ловятся. А я сейчас принесу банку, и с водой они сами попадут в неё.
Пока Нюся бегала за банкой, а на мостках уже переполох: крики, плачь, Аська соскользнула с лавины в реку и наглоталась воды. Но ничего обошлось и на этот раз. Нюся вытащила Аську за платьице и велела всем молчать об этом: «Маме - ни гугу. А то вы же и получите ремня».
Потом наступят годы мелиорации, осушения болот и всяческих экспериментов: приедут большие экскаваторы, бульдозеры и пророют глубокое русло речки, вытащив много глины на огороды горожан.
Сразу же после майских праздников Зинаида Григорьевна проснулась от невообразимого шума. Дом так трясся, будто землетрясение началось.
Выйдя на улицу она обнаружила, что забор из частокола по Гражданской улице до самого моста снят, а огромный бульдозер заезжал прямо на гряды, те самые мягкие унавоженные гряды, которые Зинаида Григорьевна вот уже десять лет терпеливо, как агроном, превращала из глины в чернозём, особенно за сараем, где всегда была куча навозу, так как она держала скотину и даже один год - лошадь.
Хозяйка замахала руками, встала перед бульдозером с криком:
- Не пущу! Кто разрешил?
Тракторист вылез из кабинки и протянул грязный лист бумаги с постановлением:
- Вот постановление горсовета. Рыть глубже Ржавку, пока все горожане не начали копать гряды.
Сколько ни шумела, как ни лила крокодиловы слёзы Зинаида Григорьевна, ничего не могла поделать. Подошедший муж Иван Павлович только разводил руками:
- Плетью обуха не перешибёшь. По всему берегу речки, а значит – по огородам поедут экскаваторы. Просто мы - первые с краю. Обойдётся – не переживай ты так…
Через два дня приехал ещё один трактор на гряды, так как первый увяз в мягком перегное – шли дожди. С превеликим трудом вытащили первый бульдозер. Глина, вывороченная со дна речки большим ковшом, растекалась по всему огороду. Гряды превратились в сплошное глиняное месиво. Много лет будет мучиться Зинаида Григорьевна, пока приведёт всё в порядок.
Осушат и болото, из которого вытекала Ржавка, и построят пятиэтажные дома ближе к железнодорожной линии и за вокзалом.
Заболоченная местность будет осушена, а Ржавка ещё сильнее обмелеет и будет наполняться только по выходным банным дням водой из бани. Вместо красивых ночных туманов над речкой горожане увидят только пар от горячей воды да почувствуют зловонный запах от химикатов и мыла.
Вешние воды спадут навсегда – все дороги будут заасфальтированы. Сплава топляка и ледохода другие дети больше никогда не увидят в этом городе.
Воду для полива огородов и садов горожане будут брать из прудов да из водопроводных колонок, а из речки – побрезгуют.