Пьяный запах темноты,
Леса горькая купель…
Медвежонком звался ты,
Вырос – вышел лютый зверь…
«Мельница»
Он проснулся (нет, скорее пришел в сознание) от боли. Болело все. Болели вывернутые бесчеловечным образом руки и ноги – они были сведены назад и крепко – накрепко привязаны к большой суковатой палке…. Болели многочисленные ссадины и ушибы по всему телу. До острых судорог ломило челюсть, потому что во рту, между зубов у Сергея был большой деревянный обрубок, не дававший говорить, а позволявший только мычать. Он и замычал, непроизвольно, приходя в себя – и тут же получил достаточно сильный тычок в бок чем-то тупым. Открыл глаза – ничего не видно, кроме деревянного борта какой-то повозки, и мелькающих над ним верхушек деревьев – похоже, елок. Его куда-то везли, связанного, скрученного мастерски, так, что он не мог ни пошевелить занемевшими конечностями, ни выговорить ни слова. Поскрипывали колеса, слышалось позвякивание металла, наверное, конской сбруи, негромко бубнили людские голоса – рядом, с повозкой вроде как шли двое.
Сергей попытался высвободить руки… куда там! Связан на совесть! Да еще и тут же опять получил, но уже не палкой в бок, а кнутом по всему телу! А так как везли его почему-то нагишом, то кнут так приложился к оголенному телу, что Сергей взвыл - насколько ему позволял этот обрубок еловой палки во рту… Мужской голос заковыристо, по-русски, выругался где-то рядом, добавив в конце: «… не балуй, зараза!»
И вот тут Сергею стало страшно. Очень страшно. Всяко бывало в его жизни, но не было еще ни разу такой полной беспомощности. И неизвестности. «Кто я? – метались мысли в голове, – куда меня? На дыбу? На костер? И главное – за что???»
Да,…наверное, это мой последний сон. Отсюда мне уже не выбраться. Лишат меня сейчас жизни каким-нибудь долгим и мучительным способом, и надежда моя – вернуться домой – умрет вместе со мной. Смерть так похожа на сон, но это не сон, и оттуда уже не скользнешь в другое пробуждение….
Ну что ж. Когда-то это должно было с ним случится. До сих пор ему просто везло,… просто везло! А теперь вот – все,… все,… все,… а Лена так и не узнает, куда я пропал,…
И от этих бессильных мыслей захотелось ему заплакать. И он заплакал…
А мужики рядом забубнили:
- Гляди – плачет… ишь, отродье! Умоешься слезками сегодня!
- Да ладно тебе, Антип,… тоже, поди, живая душа, помирать неохота…
- Да откель у него душа?
- Балда ты, Антип, башка здоровая, да пустая… тебе князь что велел? живым привезти. Вот и вези, не разговаривай,.... а есть у него душа, нету – это не наша забота, тут пусть отец Симеон разбирается. Эй! Филимон! Стой!
- Чего тебе? – пробубнил сидевший в телеге Филимон.
- Чего…. Гляди, вечереет уж! Поторопись, князь велел засветло привезть! Тащишься, как бабка Матрена…. Да погодь, мы вот тоже сядем…
Телега остановилась, мужики плюхнулись рядом, свистнул кнут, и телега покатилась быстрее, везя Сергея в неизвестность. А он лежал и пытался думать связно.
«Так… все, хватит истерик, Сергей. Возьми себя в руки. Чему быть, того не миновать, … а пока слушай и думай. Собирай, так сказать, информацию отовсюду. Везут меня, похоже, не на казнь. Везут к князю. Зачем-то я ему сдался - деньги, что ли, должен? Или когда-то, по пьяни, послал его по – русски? Да нет, сразу бы морду начистили, и все… тут что-то посерьезней. И почему я так мощно связан? Почему бревно это во рту? Почему нагишом?»
«А что, если сейчас уснуть? Уснуть, и проснуться в другом месте, пусть кактусом, но живым?» – обожгла радостью внезапная мысль,
И тут же пришла следующая – «а как тут уснешь? Во всем теле боль, замерз, как собака, и жрать охота – сил нет!»
«А если… когда привезут меня и развяжут (наверное), на кого-нибудь бросится? Сразу мне в морду… может, отрублюсь?»
«Нет… а если сразу – под ребра пырнут? Кто их знает…»
«А если…? Нет… А так?...Да нет, точно нет…. А, может…? Глупо…не выйдет…»
Сергей метался мыслями, выискивая способы спасения. Мужики бубнили о чем-то своем. Филимон, знай, погонял лошадь, а та бежала все быстрее, чувствуя приближающееся жилье…
Ох, и переполох же поднялся, когда его привезли! Лишь только открылись ворота, и телега въехала во двор, со всех сторон начал сбегаться народ – какие-то бабы древнерусские, в сарафанах, мужики бородатые, детишек тьма, и все пищат от страха! А сами так и норовят чем-то в него ткнуть! Сергея, не развязывая, вместе с палкой вытащили из телеги, бросили на вытоптанную траву у крыльца. Видеть он мог ничего кроме ступенек, поэтому разглядел лишь новые, не очень чистые сапоги красной кожи. Сапоги опасливо потоптались на нижней ступеньке, потом сказали:
- Давайте, мужики, в подвал его пока… в тот, дальний, где клеть есть,… а ты, Филимон, не распрягай лошадь, ехай за отцом Симеоном, да живо мне – одним духом чтоб обернулся!
- Дык… лошадь устала… поднести бы на дорожку…
«Кому поднести? Лошади? – подумал Сергей, и сам себе удивился, - шучу, значит, жив еще, и надеюсь на что-то…»
Слышно было, как свистнул кнут, гаркнул что-то Филимон, и телега покатилась за отцом Симеоном. А Сергея поволокли в подвал… Там было совсем темно, так что пришлось вначале внести несколько факелов, а потом уже самого Сергея, а следом опасливо вошли все остальные – князь, и прочие любопытствующие. Загремел отпираемый замок, скрипнула душераздирающе железная дверь, Сергея втащили внутрь, надо понимать, клетки, и, не развязывая, положили у прутьев. Потом вышли, закрыли дверь на висячий замок, и снаружи уже разрезали веревки. Медленно-медленно, преодолевая боль во всем теле, он смог сесть. С трудом закрыл онемевший рот. Огляделся.
Клетка была достаточно большой, так что Сергей вполне мог бы стоять в ней – если бы ноги его слушались. Факелы давали мало света, больше чадили и коптили, но он смог разглядеть, что вместе с ним в подвале человек семь – жмутся к двери, опасливо поглядывая… неуютно им, боязно чего-то и будь их воля – чухнули бы отсюда единым духом!!!
«Господи… да что же я такого натворил? – тоскливо подумал Сергей. – Ведь боятся до жути!»
- Мужики…- хриплым, чужим голосом смог выговорить он, - воды хоть дайте…
При первых звуках его голоса они шарахнулись, хотя шарахаться было некуда – и так стояли у стены. Потом князь – серенький, грузный мужчина средних лет, с намечающейся лысиной, - шепотом что-то приказал стоявшим рядом…. Послышалось ворчливое бормотание, кто-то недовольно бубнил: «внутрь не пойду…», князь что-то буркнул сердито, и один из мужиков принес воды в деревянной кружке, поставил снаружи у прутьев и отскочил. Доставай, мол, сам, коли пить хочешь! Кое-как Сергей эту кружку втащил, расплескав половину, сделал несколько глотков. Еще больше жрать захотелось…
- Слушай, ты,… Светлость! - это Сергей князю. – Ты какого… меня сюда упек?
Князь надменно задрал свою плешивенькую головешку, сделал было решительный шаг к клетке, но тормознул по дороге, сообразив, что подошел слишком близко и Сергей при желании может дотянуться до него рукой. Отскочил опасливо назад…. И оттуда уже изрек:
- Да будь моя воля, бесовское отродье, я бы тебя сразу прямо на кол упек! И поджарил бы медленно, чтобы помучился, как мучились загубленные тобой живые души!
«Оба – на,… - ошалело подумал Сергей, - я, выходит, душегуб? Древнерусский Чикатило? Ё-моё,… вот угораздило,… и что теперь скажешь на это?»
А князь продолжал:
- Благодари господа, что милостив он! Благодари его же, что отец Симеон, в его величайшей милости и терпении, велел не убивать тебя сразу! Верит он, что душу твою заблудшую, грехами испоганенную, спасти еще можно, прежде чем тебя смерти предадут…. Поэтому сиди пока тут, жди, и уповай на милость Господа нашего…
И попятился подальше от Сергея, поближе к двери, … потоптался, и бочком-бочком, да и слинял. Лишь бросил тем, кто был рядом:
- Ванька, останься здесь, пригляди! Как приедет отец Симеон, меня позвать! Раньше не трожьте. Да браги мне подать!
«Браги!…. Г…на тебе на лопате!» – зло подумал Сергей.
И все.
И больше не о чем было думать. Все стало ясно, … ну почти. То, что с ним случилось, называется простым русским словом – непруха. Или еще понятнее – п…ц. Сколько там ему осталось? Ну, с полчаса… пока попик этот явится, душу его поспасает, а потом – все, Артюхин Сергей Юрьевич, был такой – да весь вышел…
Господи, как глупо…
Сергей встал, подошел к краю клетки. Отсюда, в небольшое подвальное оконце, был виден желтый, как масло, диск луны…
«Полнолуние?» - вяло подумал он,
И вдруг задрожал, задрожал мелко… Судорога пробежала по телу, скручивая его узлами, заставляя корчится самым немыслимым образом… Желтая луна заливала его глаза, подавляя волю, стирая человеческое, болью и страхом сжимая тело… Он упал на четвереньки, потом вообще распластался на грязном полу, умирая, и не понимая, что же с ним происходит…. Глупо, глупо все это и нелепо… Господи, как больно…. Почему эта земля на полу так сильно пахнет? А-а-а… очередной приступ боли скрутил его узлом, он впился ногтями в земляной пол, не замечая, что большие черные когти чертят на полу глубокие борозды…. Нет, нет, надо сжаться в комок и переждать, это просто приступ какой-то, может, аппендицит, а может, почки…. Сейчас, сейчас, все пройдет…уже легче…. Ну вот. Можно сесть.
Он сел.
Почувствовал в глазу какую-то соринку, заморгал, поднес руку к глазам…
И не увидел руки.
Вместо нее – большая, мохнатая лапа, с черными когтями… Буроватая, с истоптанными подушечками…
Все человеческое, что еще оставалось в этом существе, завизжало голосом Сергея, забилось в ужасе…. А огромный бурый медведь, сидевший теперь в клетке, запрокинул лобастую голову и глухо, остервенело зарычал, глядя на ненавистную луну…
А бравый Иван, жавшийся к выходу, обмочил штаны и от страха потерял сознание…
«Что это? Кто я ? Кто-кто… мысли расплываются,… думать не выходит,… как пахнет ночь! Я – медведь? Да фигня, человек я , Артюхин Сергей,… Сергей,… как, бишь, меня? Сергей? какой Сергей? кто Сергей? У-у-ур-ррр,… есть хочу!…. сколько еды снаружи,… А-ррр!»
Медведь остервенело бросился на клетку, сотрясая ее, раскачивая… но клетка не поддавалась. Кованая из толстых прутьев, она держалась намертво. Еще, еще и еще бросался медведь всем своим телом на стены, оглашая подвал глухим рыком, но все было бесполезно… сел, обхватил лобастую башку лапами, глухо и жалобно заурчал…
«Выпустите меня, изверги… выпустите, или хоть накормите,… что я вам сделал? за что вы меня в клетку, в подвал вонючий? гады, мелочь тонкокостная, людишки поганые…».
«Стой!- рвалась откуда-то изнутри последняя человеческая мысль, - стой! не сходи с ума! Ты же человек, Человек, пусть и в теле оборотня!»
Медведь отпустил голову, перестал рычать. Встал, подошел к двери, закрытой на замок. Подергал ее – не поддается. А если так… Он просунул лапу сквозь прутья и начал верететь замок, стараясь сломать дужку. Не выходит! Потряс дверь еще раз, навалился на нее всем телом, что было сил навалился – нет, никак!А-у-у-р-р-р….
Только не паникуй! думай! ты же не Топтыгин в цирке…
В цирке,… да, в цирке, как-то очень давно Сергей видел медведя, который крутился на перекладине… как гимнаст.
Он поднял лапы,… уцепился за прутья, переплетавшиеся вверху клетки, и, раскачавшись, ногами, всем весом своего огромного тела, врезал в дверь! Потом еще, и еще!
Дверь погнулась, перекосилась… и остальное уже было несложно.
Замок – прочь! Дверь - туда же, и огромный зверь стремительно рванулся вверх, вверх по лестнице, к воле, легко перепрыгивая через бессознательного (к его счастью) Ваньку, выбивая дверь подвала одним движением могучей лапы,… и вот он уже на княжеском дворе, легким, стелящимся бегом мчит к воротам, а там на его счастье, - открыто! и стражники суетятся – отец Симеон как раз приехал! Вихрем налетел медведь на толпу, разлетелись в стороны люди – живые и уже нет, диким страхом заржал конь, метнувшись в сторону, унося полумертвого от страха и даже забывшего креститься отца Симеона…. Кинулся кто-то ему наперерез, кто-то сильно храбрый, с рогатиной, но Сергей даже не остановился, только на бегу взмахнул левой лапой, и упал человек,… или то, что от него осталось,… а Сергей летел широким мягким бегом, над ночной землей, не замечая препятствий, туда, туда, к чернеющему лесу, и чем дальше уходил он от человеческого жилья, тем меньше оставалось в нем человеческого, и было ему это – в радость… Сила, сила немеряная бурлила в нем, а еще голод – звериный, темный голод…. Остановил его запах свежей малины, это, конечно, было не мясо, но тоже кое-что, и он забрался в малинник, загребая спелые, душистые ягоды обеими лапами и запихивая их в рот, и облизывая при этом обе лапы. И вдруг почувствовал во рту вкус крови - человеческой крови, оставшейся на его лапах… взрыкнул, не торопясь, поднялся, оглянулся, будто раздумывая – возвращаться ли? откуда-то тихо-тихо, из подсознания, туманно выплыло «каннибализм был широко распространен на островах Папуа – Новой Гвинеи…»
Но медведю эта фраза ничего не говорила,… и сделал он уже было шаг назад, к людям, к ненавистным мягкокостным червякам, да вдруг учуял совсем рядом свежий, пьянящий запах молодого оленя. И если бы могла эта громадина меховая подпрыгнуть на месте от радости, то, наверное, подпрыгнула бы…
А спустя час огромный бурый медведь лежал далеко в чаще леса, сытый, сытый до пьяни, и слушал, как неподалеку парочка лисиц с хрустом догрызает то, что осталось от оленя… Прямо перед ним меж еловых лап продолжала висеть огромная масляно-желтая луна, медведь дремал, и снился ему сон, что он – не один,… есть у него медведица – красавица, бурая шкурка, и парочка медвежат со странными, немедвежьими именами – Степка и Нюрочка, и сам он – то ли медведь, то ли червяк мягкокостный,… и зовут его вроде Сергей