Офис главного патологоанатома графства Берген выглядел как маленькая подготовительная школа. Это было одноэтажное прямоугольное строение из красного кирпича, казалось, самое невыразительное из всех, какие только можно соорудить, но что ещё можно хотеть от морга? Стулья в приёмном покое были заплесневелые, из отвратительного пластика, и почти так же удобны, как ущемлённый нерв. Мирон уже был здесь однажды, вскоре после того, как убили отца Джессики. Воспоминания были не из приятных...
- Мы можем войти, - сказала МакЛафлин.
Когда все они пошли вниз по короткому коридору, Бренда держалась поближе к Мирону. Он обнял её за талию. Она слегка приблизилась к нему. С ним ей было спокойнее - и он это знал. Но точно так же знал он и то, что чувства, что всё это так хорошо, так... правильно, у него быть было не должно...
Они вошли в комнату, полную сверкающего металла и кафеля. Там не было ни больших шкафов для хранения материала, ни чего-либо ещё подобного. Одежда - форма охранника - лежала в углу в целлофановом пакете. Все инструменты, принадлежности и тому подобное - лежали в другом углу, накрытые простынёй, как и стол в центре комнаты. Мирон сразу же увидел, что лежащее на нём тело принадлежало крупному мужчине.
Перед тем, как собраться вокруг каталки, они приостановились у двери. Почти без предупреждения человек - Мирон предположил, что он и есть патологоанатом - откинул простыню. На какую-то секунду Мирон подумал, что, возможно, копы неверно установили личность... Он понимал, что это была совершенно невероятная надежда, из тех, что не опираются на факты. Он был уверен, что такая надежда проскальзывала у каждого, кто приходил сюда кого-нибудь опознавать, даже если человек знал правду, - как последний вздох, чудесная, прекрасная фантазия по поводу того, что была сделана обычная ошибка. Всё это было абсолютно нормально.
Но сейчас ошибки не было...
Глаза Бренды наполнились слезами. Она наклонила голову и сжала рот. Протянув руку, погладила застывшую щёку...
- Достаточно, - сказала МакЛафлин.
Патологоанатом начал снова натягивать на тело простыню. Но Мирон, протянув руку, остановил его и взглянул на останки своего старого друга... Он чувствовал, что глаза жгут слёзы, но силой затолкал их обратно. Сейчас для этого было не время. Он пришёл сюда с целью.
- Пулевое ранение... - сказал Мирон, и голос его звучал толсто. - Оно на затылке?
Патологоанатом взглянул на МакЛафлин. Она кивнула.
- Да, - сказал он. - Я обрабатывал его, когда услышал, что вы пришли.
Мирон указал на правую щёку Горация.
- Что это?
Патанатом, казалось, нервничал.
- У меня ещё не было времени осмотреть тело полностью...
- Я Вас не спрашиваю о полном осмотре, доктор. Я спрашиваю об э т о м.
- Да, я понимаю. Но я не желаю делать никаких предположений до тех пор, пока не сделаю полное вскрытие.
- Что ж... Это с и н я к, доктор, - сказал Мирон. - И он появился п е р е д смертью. Вы можете это определить по цвету. - У Мирона не было уверенности, было ли это правдой, но он продолжал:
- Нос у него, похоже, тоже сломан; правда, доктор?
- Не отвечайте, - сказала МакЛафлин.
- А он и не должен. - Мирон стал уводить Бренду прочь от того, что когда-то было её отцом. - Прекрасная попытка, МакЛафлин. Вызовите нам такси. Мы больше не скажем Вам ни слова...
Когда они вдвоём вышли наружу, Бренда сказала:
- Вы не хотите мне сказать, что вообще всё это значило?
- Они пытались обмануть тебя.
- Как?
- Ради спора. Представь, что ты на самом деле убила отца. Полиция тебя допрашивает. Ты нервничаешь. Но внезапно они дают тебе идеальный выход.
- Самозащиту...
- Правильно. Преступление, которое можно оправдать. Они притворяются, что они на твоей стороне, что они всё понимают. Ты, как киллер, мгновенно ухватилась бы за этот шанс, верно?
- Если бы я была киллером... да, полагаю, что да.
- Но, видишь ли... МакЛафлин и Тайлз знали об этих синяках.
- И что?
- Если ты застрелила отца в попытке самозащиты, зачем тогда нужно было бить его перед этим?
- Я не понимаю...
- Смотри, как это срабатывает. Они заставляют тебя признаться. Ты следуешь тому, что они тебе говорят, и получается история о том, что он напал на тебя и что ты должна была его застрелить. Но проблема в том, что, если всё было именно так, откуда тогда появились синяки у него на лице? И внезапно МакЛафлин и Тайлз достают новое физическое свидетельство, которое противоречит твоей версии событий. И с чем остаёшься ты? С признанием, от которого ты не можешь отказаться. С этим же на руках они используют синяки, чтобы показать, что это НЕ БЫЛА самозащита. И ты себя подставляешь.
Бренда переварила это.
- То есть они считают, что перед тем, как он был убит, его кто-то бил?
- Правильно.
Она нахмурилась.
- Но неужели они на самом деле верят, что я могла его ТАК избить?!
- Возможно, нет.
- Тогда как они всё это просчитывают?
- Может быть, ты "удивила" его бейсбольной битой или чем-нибудь ещё подобным... Но вероятней всего - и в этом и есть весь трюк - они думают, что у тебя был помощник. Ты помнишь, как Тайлз проверял мои руки?
Она кивнула.
- Он искал синяки на костяшках или ещё какой-нибудь говорящий сам за себя признак травмы. Когда ты кого-нибудь бьёшь, по твоим рукам обычно это видно.
- И именно поэтому она и спрашивала меня о бойфренде?
- Правильно.
Солнце стало потихоньку ослабевать. Начался "час пик", и одна за другой мимо них, жужжа, проносились машины. Парковка была через дорогу. Группки мужчин и женщин в деловых костюмах тащились к своим машинам после дня, проведённого в искусственном свете офисов; лица их были бледны, они моргали глазами.
- Так что они думают, что папу били прямо перед тем, как его застрелили, - сказала она.
- Да.
- Но мы знаем, что, возможно, это неправда.
Мирон кивнул.
- Кровь в шкафчике... Я думаю, твоего отца били за день или два до того. И либо он сбежал, либо то, что его били, было просто предупреждением. Он пошёл к своему шкафчику в Сен-Барнабасе, чтобы привести себя в порядок. И воспользовался футболкой, чтобы остановить кровь, которая текла у него из носа. А уже потом он сбежал.
- И кто-то нашёл его и застрелил.
- Да.
- И мы должны заявить в полицию об окровавленной футболке?
- Я не уверен. Подумай секунду. Копы абсолютно уверены, что это сделала ты. И сейчас ты принесёшь футболку с кровью твоего отца на ней. Это нам поможет или нет?
Бренда кивнула и внезапно отвернулась. Дыхание её снова стало необычным. Слишком уж быстрым, подумал Мирон. Он отстал, позволив ей немного побыть одной. На сердце у него стало тяжело. У неё не осталось ни матери, ни отца, нет ни братьев, ни сестёр... И как она должна при этом себя чувствовать?
Через несколько минут рядом затормозило такси. Бренда снова взглянула на него.
- Где ты хочешь выйти? - спросил Мирон. - Около дома подруги? Или тёти?
Она подумала. Потом покачала головой, и их взгляды встретились.
- Вообще-то, - сказала она, - я бы хотела остаться с Вами...