Вид Ниагарского водопада с канадской стороны. Прислал сын Влад.
Всего было пять посещений Канады, включая предыдущее, но только три мне особенно запомнились.
Вторая поездка (1992 год), когда я был руководителем делегации (во всех случаях я был руководителем), но в этой делегации был Жибоедов Виктор Георгиевич из Минэкологии, который не признавал мое руководство. Точнее с трудом признавал. Кроме того, в компании был Комаров Александр Васильевич из ВНИИХТ и Платонов Юрий Олегович из Минприроды.
Основное действо происходило в Бирлингхеме (штат Онтарио). Это не просто был штат Онтарио, но побережье озеро Онтарио, знаменитый институт, которому принадлежит ведущая роль в глобальной системе мониторинга окружающей среды (ГСМОС/GEMS). Этих систем – несколько: ведающих состоянием воды, воздуха, снега и почвы. Бирлингхем отвечал за водные ресурсы планеты. В этом небольшом городке сосредоточились все сведения о воде планеты. На английском языке эта система звучит Global Environmental Monitoring System (GEMS). Я любил рассказывать студентам, читая свои лекции, что на Западе часто шутят, называя эту систему драгоценным камнем в короне королевы, занятой водными проблемами. На английском языке GEMS – драгоценные камни.
Я не только вел советскую группу, но и делал обзорный доклад о распространенности супертоксичных веществ 2,3,7,8 – тетрахлородибензодиоксинов (ТХДД) и полихлорбифенилов (ПХБ) в России. Эта тема всех волновала. Канада обязалась уничтожить все свои ПХБ к 1998 году. Но проблемы оказались чрезвычайно сложными, а запасенных ПХБ было порядка 100 тысяч тонн. В Канаде уже были пожары и эвакуация целого городка.
Все знали, что ТХДД был причиной загрязнения Вьетнама во время войны, когда, чтобы обнаружить партизан, распыляли дефолиант “Орандж”, который содержал в себе микроколичества ТХДД. Теперь этого хватит на сотню лет (настолько он стоек). Да и Америка сумела загрязнить свою территорию (место канала Любви). Одним словом всех интересовала судьба русских ПХБ. Я этим вопросом занимался несколько лет (теперь приоритет оспаривают другие).
Наши оценки дали запасы в России порядка 30 тысяч тонн. Объяснение простое: мы не успели синтезировать большое количество этих, казалось полезных, но и, как обнаружилось, супертоксикичных веществ. Загрязнение нашей территории не очень велико. Я объявил это на конференции в главном институте мониторинга и за мной ходили зеваки и действительно болеющие за состояние окружающей среды.
- “Чем вы объясняете, что такая большая страна имеет такое маленькое количество ПХБ” – спрашивали меня. Я отвечал парадоксально, но правильно: “Это объясняется отсталостью СССР от Запада. Именно эта отсталость пошла нам на пользу”. Одним словом, доклад имел успех.
Я получил сильных покровителей: Дэвида Торнтона и Энтони Кларка. Первый был директором Института природоохранных технологий, а второй, через некоторое время, стал замминистра Environmental Service.
Мы рассматривали русские предложения в области охраны природы. Я настаивал на том, чтобы их было не так много. Дать массу предложений – загубить все. Но Жибоедов выступил со своим предложением от Министерства, и все смазал. Мне потом говорил Кларк, что худшего положения после выслушивания предложений он не видел. Канадцы просто растерялись, увидев такое обилие предложений. Они не знали на чем остановиться и, после нашего отъезда забраковали весь проект.
В частной беседе с Энтони Кларком мы познакомились ближе. Энтони узнал, что я работал раньше на производстве, где делался материал для стержней управления и защиты малогабаритных реакторов, один из которых упал на Канаду в семидесятые годы. Узнав это, Энтони возбудился и стал вспоминать те годы. Оказалось, что он занимался проблемой загрязнения Канадского приполярного края. Это сроднило нас. Прощаясь, Энтони жал руку мне, будто старому другу. Хотя я действительно не был виноват в загрязнении, а был только причастен к описанной проблеме. Загрязнение было ничтожным и носило, скорее политический характер. Энтони жал руку человеку, который повлиял на его судьбу, тем, что “ввел” его в проблему загрязнения Канадского севера.
За пропаганду исследований канадских ученых в области химии ПХБ, Дэвид Торнтон с благословения Энтони подарил кафедре промышленной экологии ИК-спектрометр. Знали бы они, что на кафедре не найдется ни одного человека (кроме Сергея Шилина), который сможет сделать из этого спектрометра что-нибудь путное.